Хэппи-энда не будет

– Ну, ты же её видел сегодня. Она нормально себя вела… По крайней мере, после обеда. Да и отошёл я всего на несколько минут… Ну, может, минут на двадцать… Но с ней Женя осталась, а она бы прибежала за мной, если что… Я же ей сказал, где буду находиться…

В этот момент в доме раздался крик. Андрей повернулся в сторону дома, так как узнал голос Жени. Следом закричала и Наташа. Он, не раздумывая, побежал к двери. Андрей пулей залетел на второй этаж и, прибежав на крик, остановился на пороге ванной. Картина, которая предстала перед ним, не могла не испугать здорового человека: на полу ванной сидела дочь, зажимая одной рукой рану на второй, а в ванной стояла Наташа, и в руке её сверкал измазанный кровью нож.

– Папочка! – закричала дочь. – Она хотела меня убить! Она мне руку порезала! Я хотела её успокоить, но она не слушалась.

– Не верь ей! – закричала Наташа. – Это она меня хотела убить! Это она сама себе порезала руку и кинула мне нож, как только услышала, что вы приехали. Она не наша дочь!

После этих слов Наташа выпрыгнула из ванной и кинулась с ножом на Женю. Та стала отползать из помещения, оставляя за собой кровавый след. На выходе её уже ждала бабушка, которая сразу схватила внучку на руки и постаралась унести её подальше от происходящего. Андрей осторожно схватил жену и повалил на пол. Нож выпал и зазвенел по плитке, разбрызгивая капли крови. Сама же Наташа при падении ударилась головой о пол, в результате чего потеряла сознание.

Женя рассказала им, что мать проснулась и захотела сделать бутерброд с маслом. Дочь, которая присматривала за ней, она позвала с собой, чтобы тоже угостить. Женя даже не подозревала, что задумала мама, поэтому пошла без вопросов. Когда они спустились в кухню, Наташа подошла к ножам и выбрала из них самый большой. Она повернулась к дочери, помахала ей ножом и пошла к ней, что-то бормоча себе под нос. Женя побежала наверх, хотя сейчас все прекрасно понимают, что бежать ей надо было на улицу, там бы она могла найти себе помощь. Она забежала в ванную и закрыла за собой дверь. Страх настолько сковал её, что девочка просто не могла кричать и звать на помощь, поэтому молча стояла у стены. Мать ножом отодвинула замок и зашла в ванную комнату, Женя же при этом осталась прикрытая дверью. Когда Наташа прошла чуть глубже в комнату, Женя попыталась проскочить у неё за спиной, но та резко развернулась и порезала ей руку. От боли девочка закричала. Мать же, по непонятной причине, залезла в ванную. Как предположил Василий Александрович, Наташа хотела смыть кровь с ножа и стереть отпечатки. А может, сказывалось её психическое состояние, в результате чего действия женщины стали хаотичными.

Таковой и осталась официальная версия, которую все собравшиеся в комнате приняли за основную. Наташу, когда она пришла в себя, тоже пытались убедить в этом, но та стояла на своём: дочь сама порезала себя.

Конечно, помощь Жене оказали. Её перебинтовали дома, затем отвезли в больницу к очередным знакомым Василия Александровича. Врачам сказали, что она сама порезалась, пытаясь помочь родителям с уборкой на кухне. Полицию никто не вызывал, а Наташу уговорили на следующий день поехать к врачу, куда её и отвёз Андрей, оставив дочь на дедушку с бабушкой.

* * *

Андрей дожидался жену перед дверью, которая отделила его от происходящего в кабинете профессора. Сергей Петрович Пархоменко, давний друг тестя, с которым тот постоянно выезжал на охоту, пообещал, что постарается разобраться с Наташиными проблемами. Василий Александрович очень просил его не распространять эту информацию, так как переживал за отношение людей к его дочери. Профессор обещал сохранить всё в тайне, если ситуация будет не настолько сложна, что дочь друга придётся оставить на лечение в больнице.

Андрей ждал, как ему показалось, чуть ли не полдня, но когда открылась дверь, он, посмотрев на часы, весьма удивился – прошло только полтора часа. Из кабинета вышел Сергей Петрович, который махнул рукой поднявшемуся Андрею, чтобы тот пока не вставал, и посмотрел вдаль по коридору. Андрею показалось, что он там пытался высмотреть кого-то, но так никого не обнаружив, повернулся к мужчине.

– Молодой человек, зайдите, пожалуйста, ко мне.

Андрей поднялся и прошёл мимо Пархоменко, который так и остался стоять в двери. Он пропустил мужчину, покрутил в кармане сигарету, но, отбросив затею закурить, зашёл за ним следом. Войдя в кабинет, Пархоменко увидел Наташу, всё так же сидевшую с опущенной головой, и её мужа, который стал у неё за спиной и смотрел на жену сверху вниз. Было такое чувство, что она его не замечает, хотя только что очень спокойно и уверенно рассказывала врачу свою историю. Профессор знал способы, как разговорить человека, так что Наташу, которая поначалу просто молчала и сидела, потупив в пол взгляд, он опросил весьма быстро. Теперь надо было объяснить всё мужу и узнать его версию происходившего.

– Андрей, вас ведь так зовут? – дождавшись кивка мужчины, профессор продолжил. – Василий Александрович рассказал мне одну версию вчерашних событий, его же дочь рассказывает совсем другую. Вы, как я понял, были первым на месте происшествия, так вот, я хочу услышать, что, по-вашему, произошло. Кто виноват: ваша жена или ваша дочь?

После этих слов профессор сел за стол и пристально посмотрел на Андрея. Но не это было самым тяжёлым для мужчины. Его жена также смотрела на него, приподняв вверх голову. Два человека ждали ответа, и он должен был его дать.

– Ну, понимаете… Я думаю…

– Смелее, – перебил Андрея профессор, так как не хотел давать мужу Наташи время на придумывание ответа. – Я понимаю, что это очень сложно для вас, но всё же, жду честного ответа. Поймите меня правильно, для полного описания и понимания произошедшего, мне необходимо ваше мнение. Вы были первым, кто вошёл в ванную, вы видели всё то, чем закончилось вчерашнее событие… ваши слова – очень важны для меня. Они уже почти ничего не решают, но всё же…

Андрей пересилил себя, свой страх и заговорил.

– Женя закричала первой. Когда мы были на улице, то сначала я, да и все остальные, услышали её крик. Затем закричала Наташа. Исходя из этого, я думаю, что-то действительно произошло именно с Женей. Да что там думать! Мы же все знаем, что с ней произошло! Да, я увидел жену с ножом, стоявшую зачем-то в ванной. Да, я увидел дочь, лежавшую в луже крови…

– Это всё очень замечательно. И поверьте мне, я очень рад, что вы набрались смелости рассказать об этом, но я спросил у вас о другом. И будьте добры, дайте мне ответ на этот вопрос: кто виноват в случившемся? Всё-таки виновата ваша жена, порезавшая руку дочери? Или действительно, дочь сама порезала себя, чтобы подставить свою мать? Как вы считаете?

– Я думаю, что виновата Наташа… – Андрей выдохнул и отвёл взгляд. Он понимал, что жена сейчас смотрит на него с ненавистью или просто с желанием убить, но по-другому ответить он не мог. Он думал весь вчерашний вечер, что сделала бы полиция, если бы они её вызвали? Ответ находился только один: забрали бы Наташу. Никто бы не поверил ей, и полиция стала бы на сторону ребёнка. Сомнений в этом у Андрея не было, поэтому, поставив себя в позицию судьи, он вынес вердикт именно жене, как самое очевидное решение.

– Вот видите, как всё легко, – Андрей сначала решил, что обращаются к нему, но Сергей Петрович говорил с его женой. – Я же говорил вам, что вам никто не верит. А вы всё ещё цеплялись за своего мужа. Ну, так что, как и договаривались?

– Да… – тихо, почти шёпотом проговорила Наташа. – Я остаюсь…

– Не понял? – Андрей посмотрел сначала на жену, в глазах которой была только усталость, затем на врача. – Что это значит? Где остаётся? У вас в больнице?

– Ну, да, – Сергей Петрович встал из-за стола и подошёл к мужчине. – У нас с ней была договорённость, если вы верите в её историю, то я тоже смогу поверить, если же нет… Ну, тогда она остаётся у нас на обследование с последующим лечением.

– Что вы такое говорите? Моя жена сумасшедшая?

– Нет! Что вы! Конечно же, нет! Да и не могу я ставить диагноз, поговорив с человеком всего около часа. Сначала её надо обследовать, а потом уже делать соответствующие выводы, но сейчас… Сейчас, я могу предположить, что ваша жена стоит на пороге срыва, за которым развивающаяся по каким-то причинам шизофрения просто выплеснется на окружающих. А выплеснуться она может и большей кровью… а не так, как вчера.

– Моя жена шизофреничка? Сергей Петрович, мой тесть рекомендовал вас как хорошего специалиста. А вы хотите запереть его дочь в психушку? Я согласен, у Наташи бывали срывы, ну и что? Она, может, просто устала! Да, была история с телефоном, да и отдых наш прошёл не так гладко, как хотелось бы. Ну, понимаете, она хотела уто…

Андрей прервался на полуслове и посмотрел на профессора. Тот так и стоял рядом, внимательно слушал мужа больной женщины, сидевшей уже два часа в его кабинете. Андрей покрутил головой, как будто что-то искал, и Сергей Петрович пододвинул к нему стул. Он тяжело опустился на него и обхватил голову руками.

Врач кашлянул, снова покрутив в кармане сигарету, после чего заговорил:

– Я так понимаю, что мои объяснения теперь излишни. Вы сами всё поняли, судя по реакции. Да, кстати, про попытку утопиться ваша жена мне рассказала. Это один из признаков заболевания, так что извините…

– Я не согласен! Я не хочу, чтобы она оставалась здесь!

Сергей Петрович улыбнулся и посмотрел на Наташу. Она очень медленно закивала, словно находилась в воде, а не в кабинете у психиатра.

– Андрей, ваше согласие мне уже и не нужно. Она согласна, а это уже перевесит все ваши «несогласия». Я думаю, что родители тоже согласятся пойти на это, только бы вылечить дочь. А вам я тоже рекомендую согласиться… Так будет легче пережить случившееся. Знаете, как говорят: вам нужно это принять. Увы, но это так.

Андрей посмотрел на жену, которая сидела рядом с ним и молча смотрела в пол. О чём сейчас могла думать Наташа, ему даже сложно было предположить, но хотя бы, она не смотрела на него с укором, чего муж так боялся. Похоже, как это назвал врач, жена приняла то, что с ней происходило, и Андрею придётся тоже это сделать. По крайней мере, очень обнадёживали слова о лечении, а, значит, есть шанс, что жена ещё вернётся к ним в семью здоровым человеком. Только что теперь говорить людям?

Сергей Петрович куда-то позвонил, и в кабинет зашли несколько человек в белых халатах. Он, посмотрев на Наташу и на Андрея, вздохнув, произнёс:

– Наташа, если вы не против, я бы попросил вас пройти с этими людьми. Они запишут ваши данные. Если не всё сможете вспомнить, то ваш муж придёт и дорасскажет оставшуюся информацию. А сейчас я бы хотел поговорить с ним один на один.

Наташа молча поднялась, даже не посмотрев в сторону супруга. Андрея это зацепило, но, исходя из ситуации, в которой оказалась жена, он переборол себя и не стал акцентировать на этом внимание. Её увели, и когда закрылась дверь, Андрей снова посмотрел на врача.

– Неужели это правда? Вы уверены в этом?

– Да, Андрей. Хоть вы и усомнились в моей квалификации, но я в этом уверен.

Мужчине стало стыдно за свои слова, и теперь, когда Пархоменко сделал на них акцент, внутреннее терзание усилилось. Хотелось что-то сказать этому человеку, извиниться перед ним, но тот опередил Андрея.

– Как я понимаю, вас мучает сказанное? Не переживайте. Не вы первый и не вы последний, кто говорит мне что-то подобное. Я уже привык к этому. Вопрос у меня в другом. Когда, по вашему мнению, начали происходить эти изменения в поведении вашей жены? Когда она стала по-другому реагировать на свою дочь?

– Я присматривался к ней, так как начал подозревать у неё психическое расстройство, но я так и не поверил в это до конца. Жаль, ведь многое можно было бы исправить… Вы понимаете, это произошло как-то внезапно. Хотя… Теперь я не уверен и во внезапности происходящего. Она уже не один год, как мне кажется, странно реагирует на нашу дочь. Но опять же, смотря что называть странным. Я не припомню особо ничего интересного, но Наташа действительно вела себя не как любящая мать. Скорее всего, это тоже было не всегда… Чёрт, да я уже и сам запутался… В последнее время это стало очень явно видно, но… Я не знаю… не могу точно сказать. Ну, пусть будет год или около того.

– Понятно. Редко кто замечает это за своими родственниками. Очень часто болезнь движется очень медленно, и мы не понимаем, что наш родной человек от чего-то страдает. Он может говорить какие-то странные слова, делать странные вещи, но мы воспринимаем их как игру или просто баловство. А бывает и так, что человек живёт в своём собственном мире, а мы про это даже не догадываемся. Вот так и существует он всю свою жизнь с воображаемыми друзьями в этом мирке, а потом его как прорвёт… И выливается всё то, что накопилось, на окружающих людей, но чаще – на родственников. Хотя, многие всю жизнь в этом мирке так и живут. Ваша жена употребляла наркотики?

– Что? А, нет… Не знаю… Сколько я её знаю, она их не употребляла. Может, в очень ранней молодости…

– Хорошо, – Пархоменко что-то отметил в своём блокноте. – А больные психическими заболеваниями в роду были? Или это лучше у Василия Александровича узнать?

– Давайте лучше у него. Мне о таком просто не известно. Они ни разу не упоминали о подобных родственниках. Так что даже не представляю, но мне кажется – нет.

– Нет или не было? – доктор обозначил лёгкую улыбку на своём лице. – Это многое меняет на самом деле. Очень часто мы не знаем о таких людях в наших семьях, так как это не принято распространять, даже среди родных и близких. Тем более, болезнь может протекать в очень лёгкой форме, и окружающие могут просто этого не замечать. Больной в это время живёт своей обычной жизнью и считает, что с ним всё хорошо. Так что, не знать о таких людях в своём или чьём-то роду – это нормально. Немного глупый вопрос, но, тем не менее: она йогой занималась?

– Нет. А что, это тоже влияет?

– Бывали случаи и в моей практике… Часто, занимающийся йогой человек, у которого началось развитие заболевания, просто усугубляет своё состояние постоянными медитациями и уходами в себя. Ну, раз не занималась, так и запишем. А как вы с ней общались в последнее время? Ну, я спрашиваю про этот год, о котором вы мне сказали. Вы вели себя с ней как с больной? Или, всё же, старались не выдавать своих догадок?