Взросление

Мальчик достал малька из кулёчка и позвал котёнка. Лениво потянувшись, тот спрыгнул на землю и неторопливо подошёл к нему. Осторожно понюхал трепыхающуюся рыбёшку, прибрал её когтями и начал флегматично есть. Мальчик скормил ему не меньше десятка маленьких рыбок, а ненасытный зверёк все никак не наедался. Когда мальчику надоело кормить зверька, он пошёл на кухню. Котёнок ещё немного посидел в ожидании. Несколько раз растерянно обнюхал пустоту вокруг себя. Наконец, осознав, что добавки не будет, запрыгнул обратно на лавку, и принялся умываться.

Мальчик притащил ведёрко воды из колодца, вылил в трёхлитровую банку, запустил туда оставшуюся рыбу. Долго разглядывал её сквозь увеличительное стекло банки.

Самых крупных карасей он бросил на сковородку. Пожарил на подсолнечном масле, немного поел. Вошёл в душную комнату и, скинув одежду, повалился на кровать.

Спал он недолго. Проснулся весь в поту. Духота томила. Ему вдруг вспомнилась зима в деревне, и гаснущее солнце в заиндевелом окне. Вышел на крыльцо, умылся ледяной колодезной водой, смывая тяжёлый полуденный сон. Доел остатки рыбы.

Послеобеденная деревня отдыхала, дремала, на улице никого не было видно.

Мальчик отправился в лес. Путь его пролегал мимо старой фермы, через шоссе и поле. Под ярким солнцем всё вокруг беспорядочно блестело. Свет отбивался от дороги и слепил глаза. Свет был в воздухе, в потрескавшейся земле, в высокой траве и в стогах сена. Отзвуки его слышались и в летней тишине и в нарушавшем её птичьем пении, в лёгком дуновении ветерка, в шелесте придорожных трав, и в шёпоте налитых колосьев. Мальчик брёл по золотому полю, вдыхая аромат обожжённой солнцем пшеницы. Обгоняя его, пробегали по краю неба и исчезали вдали редкие тучи. Лес приближался, возвышаясь над ним.

За полем, на краю леса, дорога огибала небольшое круглое болотце. Стоячая вода затянута ряской, тихо шумел сухой камыш, скрипели скрестившиеся стволы деревьев. Засохшие и белые они были похожи на отполированные ветром кости. И даже птичий ток здесь был сухой, трескучий.

Посреди мёртвой воды, на маленьком островке, сидела черепаха. Он понаблюдал за ней несколько минут. Как всегда, черепаха не двигалась. Удовлетворённый этим наблюдением пошёл дальше, вдоль звенящего в стороне ручейка.

Вскоре дорога спустилась к ручью. Над самым берегом неглубокого прозрачного потока, росли три низенькие дички. Они отбрасывали пышную прохладную тень. Трава под деревьями, недавно скошенная, проросла вновь и была свежей, пахучей. Мальчик прилёг отдохнуть на мягкой траве, под сплетением тенистых ветвей. Земля тут же приняла его в своё лоно. Он мгновенно уснул.

Проснулся с лёгкой головой. Ласково журчал поток в тени трав и цветов. В светлом небе виднелись размытые очертания парящих птиц.

Плеснул водой в лицо. Разулся, подвернул штанины. Пошёл по ледяной воде, ступая осторожно, чтоб не упасть. Дно было устлано скользкими камнями и водяной травой. Обмыл ноги, и вышел на другой стороне ручья.

Углубился в лес, вслушиваясь в перекличку щеглов, разбавляемую редким подкаркиванием ворон. Сочно и звонко, пронзительно, с детальной чёткостью звучали голоса птиц в лесной глуши. Пели пичужки, свистела иволга, ей подсвистывал сычик. Ритм поддерживал глухо долбящий сухое дерево дятел. На фоне птичьего оркестра солировал соловей. Последовав за его голосом, мальчик пошёл тише сквозь ярко-зелёную чащу. Подкрался к дереву, чтобы посмотреть на певца. Но так и не увидел его среди густых переплетений ветвей и листьев.

Побродив по лесу среди тысяч теней, среди деревьев, кустов и цветов, пройдя по множеству едва заметных тропок, когда-то давно протоптанных людьми, выбрался на знакомую дорожку. Внимая шороху сосен по сторонам, ступал по ковру из сухих иголок, веточек и шишек. Направляясь к группке тоскующих берёз, вышел на пёструю поляну, устланную разноцветными бутонами тысяч цветов.

В тени берёзовой рощи стоял маленький шалаш, сплетённый из гибких прутьев, заросший зарослями плюща. Мальчик насобирал веток, разложил костёр, сел перед входом в шалаш, подобрав под себя ноги. Огибая его, протаптывали свою тропку в редкой траве рыжие муравьи. Вертикально вверх поднимался смолистый дымок от сжигаемой бересты, хвои и сосновых шишек. Потрескивали сухие дрова. Огонёк то вспыхивал, то уходил в угольки. Тогда он подбрасывал палки и шишки. Иногда набегал ветерок, и костёр качало, развеивало; ярко-красный гребень хлопал, трепетал, бился из стороны в сторону. Долго-долго глядел мальчик в огонь, и ему казалось, что этот день не кончится никогда.

Вечерело. Затоптав остатки костерка, он покинул ветхий шалаш и пустился в обратный путь: солнце уже клонилось к земле.

Ноги взбивали облачка дорожной пыли. Жёлтая дымка стелилась позади него по земле. Он остановился посреди пшеничного поля. Земля, небо и горячий ветер окружали его. Прощально обернулся: тёмный лес, упираясь в небесную синь, безмолвно стоял в отдалении. Стая птиц шумной тучей сорвалась с деревьев, наплывая на низкое солнце. Мальчик сорвал охапку золотых колосьев, растёр их в руках. Отделив плевела, бросил зерна в рот. Жуя пшеницу, побрёл дальше. Пересёк асфальтовую дорогу, перелез через поломанную изгородь фермы, прошествовал мимо загонов скота, и огородами пробрался к дому.

Подхватил удочку и направился к озеру, но не старой, обходной, тропой, а напрямик, через оградки и огороды, по несжатому полю кукурузы и подсолнухов. В спешке задел, сшиб, перезрелый тяжёлый подсолнух. Тот сломался с хрустом, и упал на землю, разбросав вокруг себя длинные жёлтые лепестки. Очистил подсолнух от жёлтой пыльцы, попробовал семечки. Удовлетворённый их вкусом, взял подсолнух с собой. Среди чащи лободы наткнулся на старое кривое пугало. Стянул с него дырявую соломенную шляпу, надел на голову.

Пришёл на озеро, когда последние лилии уходили под воду. Комариные рои неподвижно висели в воздухе.

Первая же поклёвка принесла улов. Звук трепещущей на крючке рыбы раздался над вечерним озером. Следом покатился лёгкий хохот, – над попавшимся карасём насмехался погоныш. Ему радостно вторили лягушки. Им злорадно подгавкивали камышницы.

В камыше у противоположного берега выплеснулась рыба. По воде пошла мелкая рябь… Вдруг мальчик почувствовал, что рядом с ним кто-то есть. Он повернул голову и посмотрел ей в глаза. Она стояла у ивы, прислонившись к стволу, словно олицетворение души дерева, и глядела на мальчика. Ветерок легко овевал её. Ива осторожно гладила её зелёными волосами. Вечерний свет отражался в её задумчивых глазах. В тени, тонкое лицо было расплывчато-бледным.

Увидев, что замечена, девочка подошла и присела около него. Положила руки ему на плечо, опустила на них подбородок. Их взгляды перекрестились на пёрышке поплавка… Позади них загорелся небесный пожар, отбрасывая на землю косые багровые блики. Закатное солнце прощально зажгло пшеничное поле. Повеял вечерний ветерок, – по пшенице побежала волна.

Отстранившись, он окинул девочку долгим взглядом. Кожа её бела, а волосы черны и вся она была будто омытая дождём. Он смотрел как зачарованный – и не отводил взгляда. Она показала ему кончик языка и, сорвав с него шляпу, натянула себе на голову.

– Я искала тебя полдня, – сказала она, пробуя семечки и отбрасывая шелуху в заросли камыша. – Никто не знал, где тебя носит.

– Я ходил в лес.

– Шалаш всё ещё держится?

– Ага…

– Клюёт! – воскликнула она. – Тяни скорее.

Мальчик дёрнул удочку. Крючок был пуст.

– Шляпа!

Он пожал плечами:

– Это ты виновата.

Она рассмеялась. В глазах её заблестели весёлые искорки.

– А я завтра уезжаю домой, – вдруг сказал он, сосредоточенно цепляя червяка. – Приходи проводить.

– Приду, – сбившимся голосом пообещала она.

Помолчали. Яркий свет неожиданно погас. Ширь небосвода потемнела. Поле накрыл сумрак. В вечерней тишине пронзительным эхом разнёсся неприкаянный крик журавля, рождая отклик в самой глубине души.

На тёмно-синем небе слабо прояснилась луна, под нею, в озере, ещё одна – её отражение. Он закинул удочку. На поверхности воды истаивали последние краски, и поплавок растворился среди сгустившихся теней. Пришло время собирать снасти.

В густой траве скоро-скоро пиликал речной сверчок. Выдувала трубу болотная выпь. Где-то ухнула сова. Из деревни доносился собачий лай и гомон загоняемых во двор гусей.

Они медленно шли рядом. Тропа вела их вверх, на возвышенность, к деревне. В вечернем воздухе летели мелкие клочки пыли, палочки, жучки, паутинки. Чуть правее от деревни, в окаменевших тучах, окончательно исчезало огненно-красное солнце. Меж опалённых багрецом деревьев, среди которых взгляд выделил знакомую яблоню, догорали красные ряды крыш.

Догоняя их, брели вразброд коровы. Вскоре рядом с ними оказалась корова, отмеченная черным пятном на морде. Девочка похлопала её по впалому боку, сказала:

– Здравствуй, Красотка.

Когда подходили к дому девочки, корова полезла в чужой огород. Девочка подхватила хворостинку и, покрикивая, загнала Красотку во двор. Заперла калитку. Молча постояли, разделённые забором. Утихла спичечная дробь кузнечиков. Летучие мыши безмолвно носились в воздухе. Немые тополя вырисовывались на ночном небе.

– Ну, пока, – глухо сказал она.

– Не забудь, завтра утром, приходи.

– Не забуду, – чуть слышно прошептала она.

Он не видел её в темноте меж забора. Но чувствовал, что она стоит, не уходит, провожает его взглядом.

Подошёл к своему двору. Одинокая варакушка тихонько плакала в вишне. Только теперь он вспомнил, что за весь вечер они сказали друг другу так мало. Хотелось вернуться, позвать её со двора и говорить-говорить, как раньше, не замечая времени…

В окнах веранды горел свет. Ужинали. Он долго глядел, как дедушка берёт сухими пальцами горячие кули варёной картошки, очищает дрожащими руками шкурку. И подсолив, кушает, обжигая губы. Бабушка что-то говорит, голоса её не слышно, но речь её, кажется бесконечной и льётся долго-предолго…

Поставил удочку в углу сарая. Выпустил рыбу в банку. Выпил тёплого молока, заел куском хлеба.

Свет в веранде погас, слепые окна отражали огни звёзд. По двору бродили бесшумные лунные тени.

Идти в дом не хотелось. С помощью приставной лестницы, забрался на вершину огромного стога сена. С высоты смотрел на потемневшие кровли домов и поникшие кроны деревьев. Ещё глубже становилась ночь, звёзды разгорались ярче на чёрном величественном небе. Луна исчезла. Деревня погрузилась в первозданную тишину.