Без мата тут и не скажешь

– Слышь, – снова замахнулась на художника она, – еще я, блять, перед тобой голой не сидела!

– Извольте! Извольте! Анна! Не надо наготы! Вы будете в одежде! В любой! Как вам удобно!

– И чего, долго сидеть?

– Процесс длительный.

– Так, жди тут, позже договорим.

Аня пошла переодеваться и в душ. Странные мысли залезли в ее голову. Никогда бы она о себе не подумала, что может согласиться на предложение этого полупокера, однако ж в каком-то фильме она видела подобное действо. Стоя под душем в тишине, ибо девчонок в зале не было, она представила себе, как принесет картину в казарму и повесит у себя в каптерке. Вот-то все охуеют. Но ведь придется как-то не придушить этого вежливого оленя. Такой он, конечно, тошнотный. А если он слюни пускать начнет на ее шикарное тело? Аня посмотрела на себя под градом капель, летящих из душа. Стройные ножки. Кубики на прессе. Небольшая, но красивая грудь. Подтянутая попка идеальной формы. Ну точно будет пускать! Тогда ж Аня ему поможет ему их подобрать. Вместе с зубами.

Аня неспешно собралась, вышла из душа и направилась к выходу.

– Ань, смотри, художник-то твой, как собачонка тебя все ждет! – заржал Федор, что еще недавно пускал слюни на маты от ее пропущенного.

– Федь, не заставляй меня делать тебе больно, ок?

– Да ладно, чего ты, мы ж шутим.

– Я? Нет!

– Потрахалась бы, что ль! Злая, как псина!

– Я тебя сейчас трахну, но тебе не понравится!

– А если понравится?

– Пока, Федь! Не болей!

– И тебе до свидания!

– Никаких свиданий у нас не будет. Не для тебя мама ягодку растила.

Федор промолчал, а Аня поймала себя на мысли, что не дала в обиду художника, то есть полупокера. Не к добру все это. Не к добру.

– Тебя как звать-то? – спросила Аня у бедолаги.

– Родион.

– Имя-то у тебя вон какое мужицкое. Ого-го. Родио-о-о-о-о-н. А ты вон какой дохленький! – Аня слегка ударила по плечу, так сказать, по-братски, но художнику этого хватило, чтобы его бренное тело переместилось на полметра.

– Давайте я вам покажу свою мастерскую. И мы там все обсудим.

– Родя, ты меня сейчас в подвал какой-то затащить собрался? – засмеялась Анька и как-то буднично сообщила: – Ты смотри у меня, если ты насильник там какой, то я тебе все зубы повыбиваю.

– Да нет, что вы, Анна, Анна, что вы. Я к вам исключительно с творческим интересом. Лик ваш превосходный идеально ляжет на холст. Да и не подвал это. Бывшее помещение швейного цеха.

– Так это ж вон за тем домом, я знаю.

– Ну да.

– Ладно, маньяк, веди в свое логово.

Старое красное кирпичное здание раньше принадлежало швейной фабрике, а теперь тут чего только нет. Магазинчики с ширпотребом. Ломбард. Рюмочная, у которой всегда терлись забулдыги. И Родина мастерская. На железной двери, что отделяла ее от внешнего мира, присутствовало тоже своего рода искусство. Наскальная живопись, оставленная каким-то недорослем, в виде детородного органа. А чтобы замысел уличного художника был интерпретирован в верном русле, снизу он так и подписал: «Хуй!».

– Нам сюда! – копошась в замочной скважине, сказал Родя.

– Какая-то хуевая у тебя дверь! – хохотала Аня.

– Да я закрашивал, а они снова рисуют. Я решил не обращать внимания.

– А если по щам малолеткам надавать?

– Ой, что вы, что вы, Анна. Они ж дети!

– Постарше станут, потом тебя же тут гопнут, а ты все будешь говорить: «Они же дети!»

– Проходите, Анна! – он галантно придержал для дамы дверь.

– Слышь, маньячелло! Давай-ка ты первый пойдешь! А то дашь мне по башке чем-нибудь тяжелым и все, пиши пропало.

– Да вы что-о-о? Я… никогда!

– Да ладно тебе, не пыхти! Пошли уже!

За длинным темным коридором с мигающей лампочкой, как в самом заправском триллере, была лестница, которая вела на второй этаж. После нескольких минут, проведенных в темноте, глаза Ани не сразу привыкли после попадания в светлую комнату с большим окном, выходящим на внутреннюю территорию бывшей швейной фабрики.

В мастерской, говоря по-русски, был конкретный срач, который Родя называл творческим беспорядком. Какие-то треноги, недорисованные, вернее недописанные картины, холсты, краски, грязные кисти.

– Ну вот тут я и творю. А вот здесь, – он забежал на небольшой постамент и с восторгом сообщил: – здесь вы будете мне позировать.

– А чего делать-то?

– Просто сидеть и не двигаться, а мастер сделает свое дело.

– Ты это не выебывайся, мастер!

– Милочка моя! Вы так мило материтесь, даже нисколько не режет слух.

– Еще раз назовешь меня милочкой своей, слух твой прорежет моя нога.

– Анна, отбросьте агрессию и погрузитесь в творческий поток. Смотрите, как же это прекрасно! – Родя закружился вокруг своей оси.

«Долбоеб!» – подумала Аня, но вслух не сказала.

– Может, чаю или кофе?

– Кофе!