Холостяк. Выжить после развода

– Твоей Женьке памятник при жизни надо ставить, за то что она тебя терпит.

– Терпела!

– А ты просрал ее.

– Таков путь!

– Ну ты даешь!

– Так, давай без нотаций. Ты вообще на чьей стороне?

– На твоей, конечно же.

– Так вот меня и поддерживай – я жертва, меня бросили.

– Сопли сам себе вытирай! – засмеялся в трубку Лёвка.

– Приходи, кароч! Надо перетереть кое-че!

– А выпить есть?

– Откуда? Я ж на мели.

– Печалище. Ладно, сейчас приду!

– Ну ты прихвати чего-нибудь, а то на душе кошки скребут, финансы же все ушли на алименты.

– Че ты мне лепишь, алиментщик?

– Ну раздел совместно нажитого, как там у вас это называется.

– У нас, Виталя, у нас!

– Все, давай! Жду!

Через полчаса на моем пороге нарисовался Коновалов Лев Платонович. Почему я позвонил именно ему? Да потому что он уже на опыте в этих делах. Женушка его Авдотья, зазнав о похождениях благоверного, выгнала его из дома к едрене фене, да еще и сожгла его фантастический роман в трех томах, неизданный и в единственном экземпляре. Мы ее теперь коллективно ненавидим. Не только Лёвка да я, но еще и многие представители Люберецкого клуба высокого искусства, который мы посещаем периодически. Да, я согласен, при живой жене ходить по другим дамам, какие бы они ни были, хоть красивые, манящие или даже просто доступные – дело недопустимое, но жечь годы труда человека и хоронить в нем великого писателя, а я читал, Платоныч действительно великий, но увы, сил в себе он больше не нашел, чтоб собрать старые материалы и написать все заново или придумать что-то еще, как и удержать член в своих штанах. Так они еще и разводились с великим скандалом и чуть ли не ножовкой пилили совместно нажитое. Лёвка, конечно, виноват, но ненависть к Авдотье от порчи чужого творческого наследия все равно не проходит.

– А закусить есть чего?

– Тещины разносолы.

– Нормально. В последний раз отведаем. Тебе ж теперь ничего не светит, – басовито заржал Лёвка.

– Ой, не говори ничего, теща у меня святая женщина, а закрутки у нее вообще космос, это тесть у меня мудак.

– А Женька?

– Женька – моя любовь и ей останется, даже если не вернется.

– Недостижимая муза Виталия Штольмана. А вернуть не пробовал?

– Нет. Я вообще-то жертва. Да и если она решила, то хоть конец света, ничего ее не переубедит.

– Это да, даже я ее побаиваюсь.

– Тебя она хоть скалкой не колотит.

– Бьет – значит любит.

– Ага. Кстати, суп будешь? Я тут приготовил.

– Ты?

– Ну да, а че там сложного?

– Удивил. Ну давай.

Я налил Лёвке тарелку супа, он весело поднимал ложку с этой жижой и плюхал ее обратно.

– М-да-а-а, это суп?

– А че нет-то? Я пробовал, вроде ничего.

– Вылей-ка ты его на хер, пока не потравился, а то сдохнешь тут в своей конуре один, – Лёва почесал затылок. – А продукты есть?

– Ну так, чего-то еще осталось!

– Давай-ка я тебе суп сварю. Нормальный!

– Че, в натуре?

– Ага.

– Лёвка, ты мой спаситель!

– Наливай давай.

Лёвка лихо справился с готовкой нового супа.

– Как ты лихо научился-то!

– Я так-то третий год холостякую.

– И че, обратно в семью неохота?

– С Авдотьей? Не-а. А тебе чего, охота?

– Я пока не понял, но когда на меня постоянно не орут и не трахают мозги, кажется приятным. Начинаю привыкать к этому.