Благодать
БЛАГОДАТЬ
Благодать… 4 утра, лето. Кто-то отдыхает «культурно», кто-то спит и видит третий сон, а у меня спина ломит…Зато в кармане семь сотен, только что честно заработанных мною. Да, для кого-то это в магазин раз сходить, а для нашего городишка это весомые деньги. Пол часа домой, на свежем воздухе, душ, постель и на попятной: отличие только одно, что я буду грузить, разгружать: коробки, мешки или что покрупнее. Сколько я уже не отдыхал? Неделя? Месяц? Нее… лучше не думать, иначе в голову лезут тупые мысли, жалко становится свою жизнь, мне двадцать восемь, а все грузчиком пашу и большего не светит.
Вот и родной подъезд старой хрущёвки, эх, так задуматься, ведь этому дому и лет больше, чем мне. Отец часто рассказывал, с неподдельной гордостью в глазах, о том, как получил здесь квартиру, но время шло, и теперь это не престижное жилье, а халупа, которую снести только осталось. Наверное, даже хорошо, что не дожил он до этого момента… мой отец был хорошим человеком, до сих пор им горжусь и стараюсь быть похожим на него.
Черт, да что ж ты скрипишь так, долбаная дверь, как не аккуратничай, все равно издает звуки голодного кошака. А на столе ждет горячий суп с парой ломтей хлеба, заботливая у меня мать, ни разу я не оставался голодным, вернувшись домой.
Не успел я приступить к долгожданному ужину как дверь на кухню отварилась и нарисовался братишка.
– Ты чего не спишь до сих пор? – сделал строгую мину я, любил построить из себя строгого, не скрою.
На глазах его блеснули еле заметные слезы:
– У матери сегодня снова был приступ, Семен, я думал все…– он сел напротив и быстро взял себя в руки.
– Твою мать, как так-то, – врачиха же говорила, что эти таблетки точно помогут, на все сто…
– Семен, ну ты же понимаешь, что херня все это, тут врачи бараны-баранами, в краевой, вспомни, говорили, что все вопрос времени, таблетки только облегчают…
– Юрка, я понимаю, что облегчают, но стоят они в три раза дороже, чем прошлые, в три! Хоть на йоту должны же быть лучше, а по факту та же хрень, только с боку. Как она? Спит давно?
– Еще с шести вечера, я периодически захожу, проверяю – дышит ли, еле тебя дождался. Семен, может есть какой-то вариант работать тебе днем, а вечером возвращаться?
– Ты же знаешь, что в ночные хоть платят нормально, днем, что был, что не был. Договаривались же с тобой, ты что думаешь, я мать меньше твоего люблю?
– Да не об этом речь, можешь ссыклом меня обозвать, но я боюсь, что наступит момент, а я ничего сделать не смогу.
– Нет ничего зазорного в том, что боишься за своих родных, не неси чушь.
– Давай я на работу устроюсь, будем поочередно дежурить возле матери, – в глазах Юры было отчаяние, это рвало мне душу…но что я мог сделать.
– А школа как?
– Толку от нее, закончу в этом году девятый и на работу.
– Слушай, я отвечаю, когда-нибудь в морду тебе заеду, сколько раз тебе говорить, учишься одиннадцать и чешешь в институт.
– Какой на хрен институт? Тут мать чуть ли не при смерти, а я об учебе должен думать.
– Да, должен, ради себя, ради меня, ради матери, в конце концов, хочешь загнуться в этом гадюшнике, как я? Прожить тупо и бессмысленно? Я костьми лягу, сдохну на этих сраных подработках, но тебя из дерьма вытащу.
– А что, если я не хочу? Чего ты за меня все решаешь?! – он надул губы, что кисейная барышня, меня это, честно сказать, немного взбесило.
– В свое время, за меня никто не решил… – вали спать, короче, завтра школу не вздумай проспать, иначе башку отвинчу, услышал меня?
– Услышал – буркнул он с досадой.
– Все, давай, доброй.
– И тебе.
Поужинав, я заглянул к матери: дышит родная, ну и слава Богу… Если бы ты знал Юрка, как мне это душу рвет, как разреветься хочу. Но нельзя… я отцу, когда он помирал, обещал, что не брошу вас в беде, в гроб лягу, но не брошу.
Телефон завибрировал и разбудил меня, яркий свет бил в лицо. Сколько же сейчас времени? Десять утра. На дисплее телефона моргает значок непрочитанного СМС.
– Привет, давно не виделись, нет желания встретиться?
Света. Сколько же сил и времени я в тебя вложил, бегал за тобой как собачонка, а ты все юлишь, играешься. Сколько раз я давал себе обещание забыть тебя, не отвечать на звонки и СМС, но только ты напомнишь о себе, как в груди из тленого уголька разгорается пожар, и я, как умалишенный, снова иду на поводу.
– Привет. Конечно, в двенадцать в парке возле тополя. – Написал автоматом, не думая, долбаный зомби. Самому от себя противно, но сделать ничего не могу…
Оглядываю комнату и зависаю взглядом на стене своей славы: как же красиво блестят медали и кубки на солнечных лучах, словно и правда золотые. Эта за первую победу на соревнованиях, а эта самая дорогая я тогда КМС получил. Когда-то самбо было моей жизнью, мечтал стать настоящим спортсменом, что бы в моем городе все гордились мной, мечтал быть примером для молодых пацанов, но мечты очень легко разбиваются о рифы реалий. Что бы ездить на соревнования нужны деньги и не малые, мать не смогла бы это вытянуть одна, а от моих подработок толку не было, но она до конца верила в меня, толкала вперед, откладывала деньги, но я не смог взять… неправильно это все. Потом она заболела, и я вовсе все забросил, работать пришлось за двоих: лекарства день ото дня дорожают, да и брата нужно тянуть, его я вытолкну из этой трясины во чтобы то ни стало.
За дверью различимо еле слышное шорканье, мать проснулась, видимо, и хлопотала по кухне, сколько бы не ругал её за это, но не смог отучить. Даже еле стоя на ногах, она продолжала делать все по дому, а на все мои доводы лишь отвечает: «В этом моя жизнь, это дает мне силы».
– Здравствуй, мам, – обнимаю её и целую в щеку, Господи, кажется, что она с каждым днем все худее и худее.
– Доброе утро, Семен Николаевич – она растянулась в искренней улыбке, любила она меня так называть, мне кажется это навеивает ей воспоминания об отце, о временах, когда все было не настолько дерьмово, – я тебе завтрак приготовила.
– Мам, ну сколько раз говорить, тебе отдыхать нужно как можно больше, а ты силы на всякую ерунду расходуешь, я сам себе завтрак могу приготовить.
– Ой, Сем, не ворчи ты как старый дед, знаю я твои завтраки, накидаешь в микроволновку всякой ерунды. Работящему мужику всегда свеженькое нужно, Юра тоже с утра меня выгнать с кухни пытался, запомни, пока я жива, вы мои дети и должна о вас заботиться. Садись, кушай уже, я тебе яишенки пожарила.
– Как ты себя чувствуешь сегодня?
– Все хорошо, вчера пораньше легла, выспалась, бодрячком, в общем, как Юрка говорит.
Смотрю на её бледное, обвисшее лицо, растянутое в улыбке и понимаю, что все это ложь и что ей жутко плохо, что считает дни до конца, а может и молится, что бы быстрее это закончилось.
– Спасибо мам, вкусно очень, слушай, я ближе к двенадцати отлучусь, а в час уже Юрка придет…
– Ну что ты в самом деле-то? Что я – дитё малое? Иди, погуляй, конечно, я уже и не помню, чтобы ты кроме магазина и работы куда-то выбирался. Совсем я вас, старая, замучила.
– Мам, не говори так, ты же знаешь, что нам не тяжело.
– Ладно, Сем, мне таблетки пора пить, пойду заодно и прилягу, телевизор погляжу.
Каждый раз, когда голова у неё кружится, говорит так, за четыре года я изучил все эти фразы и научился читать между строк.
– Давай помогу дойти.
– Да ну чего ты, Семен, все хорошо, кушай, отдыхай, тебе на работу скоро уже.
Уходит, едва заметно пошатываясь, какой же стержень у этой женщины, у многих мужиков такого нет, думаю, я бы тоже сломался, но она идет по этому тяжелому пути с поднятой головой. Эх, мама, не должно все так быть, не должно… За что тебе это, за что…
Время пролетело незаметно, пару раз заглядывал к ней, приносил сладкий чай, врачи говорят ей нужно больше жидкости пить, приходится следить за этим.
Черт до парка топать пятнадцать минут, а уже половина двенадцатого: быстро бегу в душ, одеваюсь покрасивее, душусь своим ChicShaik №70 Men, уже два года, пользуюсь только в особом случае, сегодня именно такой. Чуть не улетел со ступенек, под ноги совсем не смотрю, все мысли только о ней одной, что вот сейчас увижу, обниму и весь мир остановится на эти мгновения. Добегаю за десять минут к назначенному месту, прохожие оглядываются на меня с непониманием – в этой клоаке не положено спешить, да и не куда в общем-то. Её нет… как всегда опаздывает… Секунды тянутся непростительно долго, минуты и вовсе кажутся вечностью, ну где же ты, где.
И вот, в вдалеке, я замечаю знакомый силуэт и походку…ни с кем её не спутаю, никогда. Сердце бешено колотится в предвкушении, ноги немного дрожат, прямо как малолетка на первом свидании, блин. Какая же она красивая, словно Афродита из той книжки по мифологии древней Греции.
– Привет, Семен, её руки нежно обвивают мою шею и она, словно дразня, целясь в губы целует меня в щеку, впрочем, как и всегда.
– Здравствуй, Света, я крепко прижимаю её к себе, словно не видел тысячу лет.
Она юрко и грациозно выворачивается из моих объятий:
– Знаешь, после последней нашей встречи, я думала ты не ответишь… Её карие глаза сверлят меня так, что приходиться отвести взгляд.
– Пойми, Сем, я тебя тоже очень люблю, но давай не будем спешить, я так часто обжигалась с парнями, не хочу проходить через это снова.
– Забудем, Свет, – мне как-то становится стыдно, за прошлый раз, когда я ей признавался в любви и чуть ли замуж не звал, а она смотрела на меня с почти что каменным лицом и холодно отвечала, о том, что слишком рано говорить на эту тему и что пока мы просто друзья. Теперь говорит, что любит… не поймешь этих женщин.
– Ну что, пойдем прогуляемся?
– Ой, Сем, я такая уставшая, пойдем в кафешке посидим, м? Пошли в «Багиру»?
Я машинально и не заметно провожу рукой по карману, с собой трешка, откладывал на новый спортивный костюм и кросы, старые совсем уж износились.
– Да, конечно, пойдем, только может не в «Багиру»? Мерзкое место как по мне, все сидят напыщенные и бычат друг на друга, атмосфера там не айс…
– Семен, ты чего? Это же самое элитное заведение в городе, мне там очень нравится, да и днем там народу нет вовсе…
Элитное, мать вашу… Излюбленное место упырей со всего города, вся нечисть стекается туда, чтобы нажраться в усмерть и устроить дебош, несколько раз даже стрельба была, но закрыть гадюшник не могут, Армен – хозяин заведения, близкий друг главы администрации города и этим все сказано, а еще это любимое заведение его сыночка.
Послушно киваю, и мы, взявшись за руки, медленно бредем в сторону злополучного места, попутно болтая о всякой ерунде. Как же я обожаю эти моменты, я забываю обо всем: о ненавистной работе, нищете, даже о болезни матери. Дурманящий запах её духов дополняет эту картину, и я словно в раю… иногда мне кажется, что, если бы ни она, я бы давно потерял смысл жизни.
В «Багире» как всегда полумрак и эта, адски трешовая, восточная музыка.
Света, как всегда, не стесняется в заказе, а у меня в голове лишь одна мысль вертится: лишь бы денег хватило, прикинул: вроде бы и сдача останется, но про кроссовки конечно стоит забыть.
– Как мать поживает, не пошла на поправку?
Я сотню раз объяснял Свете, что мать уже не поправится никогда и что дальше будет только хуже, но при каждой встрече она задает этот вопрос, забывая об этом… или ей просто плевать
– Все стабильно, с братом присматриваем за ней.
– Слушай, скоро в кино фильм зашибенный выходит, с Натали Портман, сходим? – не дает мне она закончить.
– Да, конечно.
– Что даже не спросишь, как называется и о чем? – немного надув губы, интересуется она.
– Я всецело доверяю твоему вкусу в этом вопросе, – откровенно вру я.
Разговор перебивает завибрировавший телефон: СМС от брата: «Мог бы предупредить, что уходишь раньше обычного, я хотел поговорить кое о чем, позвони, когда сможешь»
Долго я его приучал к общению по смс, раньше в самые неподходящие моменты трезвонил, теперь вот культуре обучился. Черт, на часах уже пол четвертого, как быстро летит время.
– Прости, мне пора идти, время поджимает. – Сожаление съедает меня изнутри.
– Да, понимаю, судя по всему, работаешь все там же? – в голосе её звучит небольшая усмешка.
– Да, выбора особо нет.
Расплачиваюсь по счету, тепло прощаемся, у меня снова возникает надежда на то, что все у нас получится, и мы будем вместе, на то, что меня не используют и не крутят на бабло.
Еле успеваю на работу, начальник мой, Михалыч, мужик хоть и хороший, но опозданий не одобряет не в коем виде…
– Ну что сегодня в планах? – Интересуюсь у своих коллег, нас обычно четверо, но сегодня одного нет, что очень странно, мы держимся за это место, что есть мочи.
– Михалыч инструктаж еще не проводил.
– Слушайте, а где Макс? Не звонили ему?
– Семен, ты чего, не слыхал еще? У Макса брат в больницу попал, врачи говорят какую-то хрень курнул, типа анаши, так его в школе еле откачали… в сортире школьном дергался, как эпилептик.
– Ни хрена себе, вот это поворот – по коже пробегает легкий холодок, от того, что Юрка мог быть на его месте.
– Так, мужики, завязывайте с разговорами. – Михалыч был явно не в духе из-за отсутствия одного из работяг. – Едем на склады на окраине, там четыре фуры выгрузить нужно будет, я обещал, что часов за пять управимся, но как видите случилось, что случилось. Поэтому давайте поднапряжемся, без Макса выходит по рублю на рыло, но это при условии, если не закосячим. Выгружаем счетчики какие-то, стоят дорого, так что не рукожопте особо. Все, давайте, поехали.
Работа оказалась на редкость плевой и заняла у нас ровно обещанные пяток часов, пахали без устали с шутеечками и прибаутками, особо-то и устать не успели, как по тысяче упало на карман. Работодатель был доволен и обещал звать нас при каждом удобном случае. На дворе не было еще и десяти вечера, и мужики решили скоротать вечерок в местном пивняке, я, как обычно, вежливо отказался, уже несколько лет не выпивал, Михалыч меня поддержал, и мы покинули дружную компашку, быстро поймав маршрутку.
Микроавтобус был почти пуст, а дорога вовсе не близкой, поэтому у нас быстро завязался разговор.
– Как думаешь, чего нынешней молодеже в жизни ни хватает? – задумчиво спросил Михалыч.
– Ты о брате Максима? Не знаю даже, они с Юркой в одном классе учатся… учились. Нормальный здравый паренек, не бухал и не курил по подворотням, что его к этому толкнуло, ума не приложу…
– Жизнь его толкнула, Семен… жизнь. Она настолько паршивая стала, что многим насточертевает еще с малолетства, поэтому народ спивается, скуривается, скалывается. Знаешь, сейчас модно кричать на каждом углу какая молодежь паршивая, мол нет у них ни совести, ни стыда. А я вот, что тебе скажу… себя вспомни в их годы? Такой же ты был, и я такой был, и каждый из этих долбаных морализаторов таким был… Времена проще были, как-то на поверхности все было, понимаешь: мы легко могли мир разделить на черное и белое, что плохо, а что хорошо. Может, конечно, это просто идеология была, а мы обычными зомби, но твою ж мать, это было проще… а сейчас? Да я сам потерялся уже, не знаю я где, что и как. Все это черное и белое слилось в одну картину, и ты не знаешь, как быть в этом сером мире, чувствуешь себя дальтоником, переходящим дорогу: если не смотреть по сторонам и не знать расположения цветов, то твой шаг может и последним оказаться… Да вот беда, жизнь не светофор и подсказок она таких явных не дает…
– Может ты и прав, страшно все это… Я как представлю, что на его месте мог быть Юрка, так аж до костей пробирает.
– А это наша вторая проблема, главное, чтобы у нас все было хорошо, а на остальных плевать, даже когда ты говоришь эти слова сожаления, в душе ты понимаешь, что срать ты хотел на проблемы окружающих.
– Да ну, загнул ты уже через чур…
– Ладно меня обманываешь… себе не соврешь… Все, моя следующая, давай до завтра, телефон поближе держи, может раньше понадобишься.
Дальше я ехал в одиночестве и думал над философским порывом Михалыча, а ведь прав во многом мужик, покопавшись у себя в душе поглубже, я понял, что плевать я хотел на это происшествие, не жалко мне никого из окружающих, даже плевать мне на их судьбу, а все эти слова по поводу того, как жаль мне их… все это ширма, покрывающая толстый налет безразличия на моей душе…
Дома меня встретила тишина, хотя было всего одиннадцать вечера, значит у матери не было приступа… ну хоть сегодня обошлось. На столе, как всегда, стоял заранее заготовленный ужин. Наконец-то лягу пораньше, уже и забыл каково это не бороться с сонливостью, но планам моим не суждено было свершиться… В мусорном ведре увидел блестящий пакетик, похожий на те, в которых продают одноразовый чай, и что-то в тот момент заставило меня узнать, что это, вытащив пакетик серебряного цвета, на котором красовались иностранные надписи, я перевернул его, и на меня уставился глаз, нарисованный на пол пакета, внизу была надпись «spice».
Твою мать, внутри у меня все вскипело, пакет был не вскрыт, но он как-то попал в это ведро, и ответ был один. Я, еле сдерживаясь, чтобы к черту не разнести всю кухню, тихо вышел, вдохнул и медленно, но уверенно, направился в комнату братца. Я тихо вошел, поплотнее закрыв дверь, Юрка спал крепким сном, настольная лампа как обычно у него выключена не была. Я медленно подошел и труханул его что было мочи, он было попытался громко возмутиться, но я тут же закрыл ему рот ладонью.
– Что ж ты, скотина, делаешь? В глазах от злости даже туман стоял.
– Ты про что? Семен, из ума выжил что ли? – глаза его были пусты и наивны, он явно не понимал, что происходит.
– О чем я? Сейчас я тебе освежу память, я швырнул ему в лицо пакет спайса, ты где это взял, сволочь? Я уже не спрашиваю, откуда у тебя такие бабки? Говорю сразу, начнешь брехать, я не посмотрю, что мы братья, я тебе морду разобью душевно.
– Да не покупал я его, мне его подогнали, а ты если бы перезвонил, а не строил из себя занятого, не сидел бы здесь и не пучил глаза.
– К делу ближе, кто тебе его подогнал, и на кой черт ты это дерьмо в дом притащил.
– Ты не перебивай и узнаешь. Это, как ты сказал дерьмо, нам с Владом Колька «Шуруп» подогнал, подвалил в синем угаре, нес хрень всякую и, в итоге, вручил по пакетику: «кайфанете», говорит, я взял, чисто что бы отвалил он побыстрее. Потом выкинул пакетик куда подальше, а через час узнал, что Влада на скорой увезли, потому что этот придирок накурился спайса… Ну я вернулся, подобрал этот пакет, хотел ментам сдать, что бы этого козла к стенке приперли, тебе позвонил… хотел совета. В итоге, пришел домой и выбросил его в мусорку, «шуруп» же один из кентов сына главы района, ничего ему не будет, зато я проблем себе заработаю.
– Ну ты и дурочек, я тебе чуть голову не оторвал, думал ты наркоманить начал… за Влада слышал, нехорошо вышло.
– Не хорошо, говоришь? Он мой товарищ, пусть он и придурок, но, если бы не эта мразь, он бы в больнице сейчас не лежал. Понимаешь? Из-за этой твари я чуть друга не потерял, а сделать ничего не могу…
– Ложись – спи, поправится Влад и да, правильно сделал, что никуда не заявлял, пакетик этот бы на тебя повесили…
– Это нормально, по-твоему? Чего ты спокойный такой?
– Ложись, завтра об этом поговорим.
Всю ночь я не мог уснуть, дурные мысли роем заполняли голову: что если бы на месте Влада был брат? Что если бы умер, за ним бы и мать последовала, зачем тогда вообще жить-то? Ведь весь мой маленький мирок крутится вокруг этих двоих, без них нет смысла жить, ведь именно мать и брат стимулируют не сдаваться, а биться до конца, через боль, скрежет зубов, усталость. Почему такие вот «уродцы» наполнили этот мир, почему все не могут просто жить спокойно? Бухаешь? Ширяешься? Шабишь? Да и хрен с тобой, выбор-то твой… но зачем, спрашивается, зачем ты к остальным лезешь? Решено… не оставлю это так, моя хата не с краю.
В семь утра со скрежетом поднялся, проводил брата в школу, немного поболтал с матерью. Убедившись, что хуже ей не стало, аккуратно упаковал пакетик и направился в наше единственное на город отделение полиции.
Эх, по малолетству бывал я здесь, несколько раз мать забирала меня отсюда подвыпившего, и я, сгорая от стыда, обещал себе, что больше ни капли алкоголя не выпью… но все повторялось снова и снова, и, если бы не мой тренер, так бы я и поехал в места, не столь отдаленные, рано или поздно. Но Федор Петрович крепко взялся за меня – вырастил из меня человека, давал по шее даже несколько раз, но все это пошло в прок. Блин, сколько пацанов он так достал из этой трясины, схватив за шиворот уже под самый конец… Не было у мужика ни жены ни детей – злые языки трепались, что он отморозок, бывший «браток», вот с ним и не ужился никто… и только пацаны, которых он растил как своих, знали и видели, что за этой стокилограммовой машиной с диким взглядом животного, была израненная душа добряка, который и мухи не обидит, что зверем он мог стать лишь в те моменты, когда по-другому нельзя. И вот однажды, этот момент настал, двое обдолбаных мужиков затащили девчушку в подъезд, и так уж совпало, что в этом подъезде и жил Федор Петрович… Вопли её были слышны на весь дом, но все просто зассали выйти, даже позвонить в 02 никто не соизволил, а собственно зачем? Хата же с краю. Вот только тренер не был таким, вылетев на площадку, он в секунду раскидал «упырей» и тут один из них имел глупость достать нож, который в последствии торчал в его шее воткнутый по самую рукоять. Пятнадцать лет… ни положительные характеристики, ни обстоятельства для судьи не были оправданием. Все наши были тогда в зале, своими криками мы почти сорвали заседание так нас и выдворили. Потом расскажут, что при оглашении приговора он свою вину не признал и сказал лишь одно: если бы ему дали второй шанс пережить ту ночь, он бы ничего не изменил.
Вспомнив эту историю, я замер на ступеньках отделения: в голове мелькнула мысль – а есть ли смысл? Но я успокоил себя тем, что вдруг все изменилось, ведь столько времени с тех пор минуло, верить-то нужно в лучшее.
– О, Семен, какими судьбами? На проходной меня встретил мой однокашник Вова, в школе всегда был еще тем сорви головой, а теперь служитель порядка.
– Здорова, Володя! Да к Палычу хочу наведаться, дело у меня к нему.
– Случилось чего? Вова заметно помрачнел, впрочем, должность обязывает.
– Да не то, чтобы…ну так как? Сможешь организовать? – съехал я с темы.
– Не вопрос, второй этаж, двести девятый кабинет… Стоп, куда рванул, осмотрю дай тебя.
– Да ты чего! Что ж я, рецидивист какой?!
– Ну, дружок, рецидивист – не рецидивист, а досмотреть я тебя должен – будь ты мне хоть мать родная, – он ощупал меня с головы до пят и одобрительно кивнул. – Паспорт я твой глядеть не буду, так что иди с миром, только гляди он не в духе сегодня, если ерунда какая, так ты лучше забей сразу.
– Я все же рискну, потом поболтаем, если минутку найдешь.
– Для тебя всегда, – бросил он мне вдогонку.
Двести девятый, тут у вас кабинетов, от силы, шесть, никогда не понимал этих глупых нелогичных нумераций. Ну вот, пути назад нет… набираю полную грудь воздуха и стучу в дверь.
– Войдите, – глухо и строго ответил голос из кабинета.
– День добрый, Александр Павлович!
– Здорово, Семен, – Палыч явно был не на шутку удивлен меня здесь увидеть, – какая нелегкая тебя сюда принесла?
– Разговор есть.
– Ну так дверь за собой закрой, да присаживайся, что на пороге стал, как не родной, рассказывай, что привело тебя в нашу скромную обитель?
– Вот что, – я развертываю пакетик и ложу на стол, аккурат перед его носом, упаковку со спайсом.
– Так… это что, шутка? Херовая, так-то, где взял?
– У брата своего, в школе раздавали, – без какого-либо намека на шутку выпалил я.
Палыч надулся и побагровел, – так, Семен, первое апреля уже прошло, давай нормально объясняй, каким собачьим хреном ты очутился с пакетиком наркоты у начальника полиции в кабинете.
– Поясняю, гражданин, известный как Николай Шурупенко, в состоянии алкогольного опьянения на территории СОШ №1 выдал двоим школярам по пачке данной субстанции, в итоге, один из них нынче в больнице.
Палыч на минуту оторопел: – Влад Пахоменко уже дал свои пояснения, данный пакет был им приобретен у неизвестного лица на территории города Н. Разбирательство по этому вопросу возложено соответственно на моих коллег из города Н.
Тут уже я оторопел и потерял дар речи. Так бы я и пялился на его наглую рожу, если бы он не заговорил первым.
– Семен, ты что, дурак? Куда ты лезешь-то? Это я у тебя, как друг твоего покойного отца спрашиваю, а никак начальник полиции.
– Палыч, ты сейчас вот такую чушь сказал, свидетель есть же…