– Мы вылечились теперь можно, наконец, подумать о ребёнке, – напомнила Лена.
– Да, – неуверенно согласился Андрей.
– Тебя что-то гложет?
– Да. Я тоже хочу малыша, но меня беспокоит его будущее и наше настоящее. Нужен крепкий фундамент для настоящей дружной семьи.
– Опять эта тема денег. Да мне плевать на них. Главное – это любовь. Только в ней есть счастье.
– Да?
– Да. У тебя разве этого нет?
– Есть, – ответил снова неуверенно Андрей и тут же спросил: – А что такое любовь?
– Это, когда живёшь другим человеком, всё время думаешь о нём, что с ним происходит, любит ли он тебя или прикидывается; когда у тебя внутри всё кипит и радуется от того что твой любимый человек находится рядом с тобой.
– Разве это не болезнь, не помутнение рассудка?
– Это истинное счастье. Кто его никогда не испытывал жалкое существо, тот не жил полной жизнью.
– Иногда я ловлю себя на мысли, что не достоин такой самоотверженной любви. Что во мне есть такого замечательного? Ведь я обычный водила, руль с головой и ушами.
– Ты просто не понимаешь этого, не можешь видеть себя со стороны, какой ты красивый и интересный.
– Я мужчина, поэтому мне трудно мыслить такими прекрасными категориями. Мне, кажется, я совсем не про любовь.
– Про любовь, про любовь…
– Глупая. Ладно, мне надо решить, как быть дальше: идти на службу в милицию или продолжать крутить руль.
– Я приму любой твой выбор.
– Я в этом не сомневаюсь. Что ж, надо попробовать себя в качестве милиционера. Интересно, какой из меня получится милиционер.
– Самый лучший.
Андрею снился сон. Он в милицейской форме прогуливался по городу, играясь с резиновой дубинкой. Прошёлся по главной улице. Неожиданно из-за угла вывалилась навстречу ему компания хулиганов из трёх человек: лица серые, злобные, у каждого в жёлтых кривых зубах дымилась папироска. Андрей вздрогнул, попятился назад. Хулиган, что шёл посередине остальных, вытащил из-за пазухи финку и обратился к нему:
– Товарищ милиционер, дайте нам побаловаться с вашим пистолетом.
Секунда замешательства, и Андрей кинулся наутёк от хулиганов. Они гнались за ним по всему городу. Андрей взывал о помощи к другим милиционерам, которые попадались ему на пути, но те равнодушно только смотрели на погоню. Он вспомнил, что у него есть пистолет и достал его из кобуры на бегу. Хулиганы уже были совсем близко. Андрей расстрелял их в упор. Двум прострелил их тупые голову, а третьего поразил прямо в сердце. Тяжело дыша, он стал над трупами мерзавцев. Тело одного со злости пнул ногой. Поделом тебе собака. Что же теперь будет с ним? Его могут отдать под суд за тройное убийство. И что дальше? Тюрьма, зона, злые зэки в камере…
Он очнулся от звонка в дверь. Лена тоже проснулась и пошла посмотреть, кто пожаловал к ним в такую рань. Часы на подоконнике показывали половину девятого. Андрей напрягся, он ещё не вышел полностью из страшного тревожного сна. Он услышал, как Лена открыла дверь и обрывки разговора. Кто мог прийти к ним? Сердце подсказывало о возможной опасности. Андрей встал, надел трусы, обулся в тапочки и поплёлся в прихожую. Дверь была открыта наполовину. В проёме Андрей заметил Аллу. Какого лешего она припёрлась к ним? Ещё этот дурацкий сон с хулиганами. Андрей прибавил шагу и успел заметить, как Алла достала из сумочки нож. Безумица замахнулась им, целясь в сердце Лены.
– Нет! – дико заорал Андрей и кинулся к двери.
По проходам, разделяющим павильоны и секции, сновал разномастный в основном интеллигентного вида народ. Лавка Никиты занимала всего два метра в ширину. На столике двумя неровными стопками высились его книги: красивые, в твёрдом переплёте, с яркими цветными обложками. Двенадцать книг уже купили. В пяти попросили поставить автограф и напутствующую запись или пожелание. Трудно было поверить в то, что Никита не чужой на этом празднике жизни. Издательство пригласило его в Москву на крупную международную книжную ярмарку, оплатив ему проезд до столицы и номер в хорошей гостинице на три дня. Слева от него скучал Анатолий Клюквин в толстом зелёном свитере, тоже провинциал, похожий на колобка. Ему было тридцать четыре года. На его столике-прилавке лежала горка книг, среди которых выделялась одна – последняя «Колхоз имени Саманты Смит». Анатолий трудился в жанре альтернативной истории. Если вкратце описать сюжет его последней книги, то это история о том, как в Штатах свершилась социалистическая революция, и что из всего этого вышло. Труды Клюквина не пользовались большим интересом у читателей, в отличие от его соседа справа. Клюквин ещё с утра успел коротко познакомиться с Никитой.
– Сегодня явно не мой день, – жаловался он соседу.
На что Никита только сочувственно пожимал плечами.
Мимо писателей-провинциалов прошла женщина в красивом синем платье с золотистыми волосами, измерив по пути презрительно снисходительным взглядом Никиту и Клюквина. Так, во всяком случае, показалось Никите. Когда она скрылась из вида, Клюквин язвительно заметил:
– Женька Радова. Сучка та ещё. Красивая она, но дура.
– Кто это? – спросил Никита.
– Ты, что, брат, не знаешь Радову?! Совсем оторвался от реальности, витая в своих высоких материях?
– Нет, не знаю.
– Ну, ты даёшь! Впрочем, завидую тебе. Ты совсем телек что ли не смотришь?
– Редко.
– Правильно, так и должен поступать настоящий писатель. А ты знаешь, какая у неё настоящая фамилия?
– Какая?
– Перепёлкина. Каково?
Никита пожал плечами.
– Ну да. Причём тут фамилия? Разве в фамилии дело? Важен талант. А где скажи мне Перепёлкина, и, где талант? – не унимался Клюквин.
– Что она написала-то? – поинтересовался Никита.
– Да ахинею какую-то, женские детективы и один шпионский роман. Думаю, что и не она всё это написала – негры помогли, постарались за неё.
– Как же ей удалось стать известной?
Клюквин горько усмехнулся.
– Это теперь делается проще простого. Она – это проект. Какой-нибудь папик забашлял издательству кругленькую сумму – оно и радо раскручивать её по всем направлениям. Тебе она нравится?
– Красивая она.
– Но нам не по зубам такая цыпочка. Надо быть реалистами.
К вечеру Клюквин напросился к Никите в гости в гостиницу. Накануне он провёл ночь в хостеле, а на следующий день вечером ему надо было уезжать на родину. В номере Никиты имелись две отдельные кровати.
– Не бойся я нормальной ориентации – приставать не буду, – заверял Клюквин Никиту.
В номере он извлёк из своего старого походного рюкзака бутылку водки и консервы.
– Какой писатель без алкоголя. Это даже как-то безнравственно что ли и противоестественно, – заметил Клюквин.