– Ешьте!
И ребята покорно сели за стол.
Всё было почти так же, как и на Земле. Маленькие колбаски – в меру сочные, в меру острые и очень нежные, почти как сосиски. Что-то похожее на поджаренный картофель, только более рассыпчатое и сладковато-перечное на вкус. Андрей, картофельная душа, почмокал и авторитетно заявил:
– Что-то вроде батата.
– Вроде чего? – спросил Виктор.
– Батата. Это такой сладкий картофель в тропических странах. А варили, видно, с перцем. А может, с аджикой.
Что такое аджика – смесь жгучего перца, укропа, кинзы, петрушки, соли и еще всяких травок, любимая приправа на Кавказе, – ребята знали. Кроме того, были фрукты, похожие на крымские продолговатые яблоки и напоминавшие их по вкусу, только более сладкие. И, наконец, молоко. Густое, почти розовое молоко. Андрей понюхал его и поморщился: молока он не любил. А когда попробовал яблоко, сразу предложил Виктору:
– Давай меняться? Я тебе молоко, ты мне яблоко.
– Давай, – миролюбиво согласился Виктор, который любил и молоко, и яблоки, и картофель – словом, почти всё, что едят обыкновенные люди. Кроме вареного лука. Вареный лук он не любил.
Завтракали молча. Андрей справился со своим завтраком быстрее всех и, посвистывая, пошел вдоль всех восьми стен комнаты.
– А кто, интересно, будет убирать посуду? Хотя бы за собой? – спросила Валя, и голос у нее звучал довольно-таки противно.
– Вероятно, дежурный… – пожал плечами Андрей, продолжая изучать стены.
Валя с упреком посмотрела на Виктора, но он ее не понял. И Валя пояснила:
– Ты же командир. Принимай меры.
– Я? – удивился Виктор. – Командир?
– Конечно! Мы же тебя выбирали!
– Но это же было… в полете.
– Мало ли что! Никто нашего решения не отменял.
Андрей прекратил свистеть и с интересом посмотрел на Валю. Он не привык к ее ворчанию и требовательно-назидательному тону. И он решил помочь товарищу, потому что с первого класса был уверен, что всякие выборные должности, кроме неприятностей, ничего не приносят.
– А зачем нам теперь командир? – спросил он.
– Чтобы наводить порядок! – вздернула голову Валя. – И заставлять таких, как ты, уважать товарищей.
– А я их что, не уважаю? – удивился Андрей. – Я даже очень уважаю. А тебя так больше всех. Но мы находимся на чужой планете. Может, у них совсем другие законы и… обычаи. Вот когда мы их узнаем, тогда и начнем… дисциплинироваться.
– А ты что? Думаешь тут целый год сидеть? – в сердцах спросила Валя, потому что поняла: Андрей попросту вредничает, чтобы досадить ей. А вот зачем это ему нужно, она не знала, но догадывалась, и это очень ее обижало.
Но ведь недаром говорят: если ты сердишься, то прежде чем сказать что-нибудь или сделать, досчитай хотя бы до десяти, а потом уж говори или делай. Потому что, пока ты считаешь, может оказаться, что уже готовые вырваться слова совсем не те, что нужны. Валя не считала, и потому ее слова оказались совсем-совсем не те…
Андрей переглянулся с Виктором, и оба потупились. В самом деле, сколько времени они будут пребывать на планете Мёмбе? Когда и как они доберутся домой?
Конечно, наверное, можно привыкнуть и к этой планете – ведь живут же на ней умные и, по всему заметно, неплохие люди. И все-таки своя Земля лучше… Кому охота всю жизнь жить в пусть удобных и интересных, но все-таки костюмах или становиться серебряным? Может, это и красиво, но… но лучше уж оставаться белыми… Точнее, смугловатыми. И кроме того, на Земле жили родные… Что ж, что временами они оказывались и несправедливыми и далеко не всегда понимали ребят, но они были родными. Такими, кто в трудную минуту жизни и поможет, и поддержит, и… Да что тут говорить! Просто родные – и всё!
Эх, ты! – поморщился Андрей, глядя на Валю. – Всё настроение испортила.
Он быстро собрал со стола тарелки, приборы и стаканы и сунул их в дверцы-форточки в стенах, закрыл их и задумался.
Когда Андрей задумывался, а это случалось не так уж часто, следовало ожидать его необыкновенных действий, потому что его мысли, слова шли всегда только чуть-чуть впереди дела, поступка. А думал он о том, что следовало бы ускорить возвращение на Землю. Но каким образом, естественно, не знал и не мог знать, потому что почти ничего не знал об этой самой планете Мёмба.
Валя и Виктор тоже уселись на свои койки и задумались о будущем. Но известно, когда долго думаешь, всегда почему-то хочется спать. И нет ничего удивительного в том, что они поначалу прилегли на кровати, а потом, не придумав ничего путного, стали тихонько посапывать.
Андрей посмотрел на товарищей с недоумением и обидой: надо же, как дружно стали похрапывать… Даже завидно. Ведь вместе летели, вместе спали, вместе ели и пили. Но эти спят, а ему сон ни в один глаз не то что не идет, а даже не приближается. Андрей не знал, что заботливые серебряные люди прибавили в молоко малую толику снотворного. Андрей не пил молока, и спать ему не хотелось.
Но он этого не знал. Он понял, что раз именно он оказался крепче других, то именно он и должен прежде всего ускорить возвращение на Землю. А для этого ему прежде всего следует как можно больше узнать о планете Мёмба. Вот почему он колебался не слишком долго. Встал, подошел к гладко-ровной стене и начал ее ощупывать как раз в том месте, на которое нажимала самая серьезная из серебряных женщин. И он, конечно, нашел то, что хотел.
Дверь медленно отошла и скрылась в стене. Перед Андреем открылся маленький, слабо освещенный коридорчик, в конце которого маячила другая дверь – металлическая и даже на вид очень тяжелая. У этой, второй, двери, как и положено, виднелась ручка. Конечно, каждый нормальный человек в нормальных обстоятельствах, на нормальной планете оставил бы за собой первую дверь, подошел бы ко второй, нажал бы на ручку… и открыл бы эту вторую. Но Андрей знал свой напористый характер, который не раз ставил его в трудное положение, и потому нашел в себе силы не спешить.
Он осмотрел дверь, вернулся в многоугольную комнату, взял стул и поставил его между открытой дверью и притолокой. Мало ли что может вытворить незнакомая автоматика на незнакомой планете. А так, если даже первая дверь начнет автоматически закрываться, она упрется в стул и остановится. Тогда путь для отступления останется открытым.
Вторая, металлическая, дверь оказалась обыкновенной. Андрей повернул ручку, толкнул, и дверь мягко, не скрипнув, открылась. Перед Андреем Антоновым раскинулась манящая даль неизвестной планеты – залитые оранжевым, словно закатным, светом синевато-зеленые поля, сады и рощи, желтовато-серебряные здания и странное, голубовато-оранжевое, небо с чуть заметным фиолетовым отливом.
Всё было вроде бы и привычно – здания, поля, деревья, и в то же время непривычно и необычно – цвета казались знакомыми и незнакомыми, деревья как деревья, а словно бы без листьев: прямые или изогнутые ветви, их пересечения казались четкими, как карандашный рисунок.
Поля, они и есть поля. Засеяны какой-нибудь одной культурой и потому выглядят как нарисованные. А здесь поля тоже казались не только будто нарисованными, но еще и отлакированными – они блестели ярко и тревожно. И еще одна странность. На Земле поля были понятными, преимущественно прямоугольными. А на Мёмбе каждое поле отличалось от соседнего. Треугольники, многоугольники, овалы и смесь этих фигур. Зачем и кому нужна такая пестрота?
«Ну что ж… – подумал Андрей. – А ты хотел, чтобы на Мёмбе было всё, как на Земле? На нашей Земле в разных ее местах тоже, наверное, не всё одинаково. А тут и подавно».
Он вздохнул и почувствовал, что воздуха ему не хватает. А может быть, как раз наоборот – воздуха казалось слишком много. Во всяком случае, грудь сдавило, кольнуло сердце, и голова стала мягко звенеть и слегка кружиться. Всё это было так неожиданно, что Андрей поначалу растерялся, потом слегка испугался и сделал даже шаг назад, к двери. Когда он понял, что спасается, потому что он испугался – он испугался еще сильнее. Настоящий парень никогда не согласится быть трусом.
«Капюшон! – вспомнил он. – На костюме есть капюшон, а в костюме – фильтры!»
Он быстренько натянул на голову капюшон, заправил и застегнул прозрачную маску. Дышать стало легко и просто. Головокружение прошло. Вот теперь Андрей осмотрелся. Оказывается, и вправо и влево от стальной двери шел длинный коридор, галерея. В одной стене виднелись металлические и обыкновенные двери. А второй стены как бы не существовало – во всю длину коридора, без всяких переплетов и рам тянулось сплошное стекло, а уж за стеклом – лужайки и всё то, что поначалу увидел Андрей.
Лужайки пересекало несколько каменных разноцветных тропинок. Они вели прямо к стене, и не требовалось быть следопытом, чтобы понять, что там, где тропинки упираются в стеклянную стену, имеются выходы. И Андрей без труда нашел один из них, толкнул стеклянную дверь, а потом спокойно, как будто из своей квартиры, вышел на разведку неизвестной планеты.
Глава седьмая
ВСЁ НЕ ТАК, КАК НА ЗЕМЛЕ
Цветные тропинки вели к пустынной дороге. Она поблескивала, как река в солнечный день, между голубовато-зеленых берегов лужаек, газонов и ярко-красных тротуаров. Самое удивительное, что Андрей не увидел ни одного столба со светильниками.
«Что ж у них тут, ночи не бывает? – подумал он. – А может, им просто не разрешают ходить в темноте?»
Однако и ярким днем жители планеты Мёмба тоже не спешили показываться на улице. Даже машин или каких-нибудь там велосипедов и то нигде не обнаруживалось. Тишь да гладь…
«Может, нас привезли в какой-нибудь секретный, необитаемый город? Или на остров?» – с тревогой подумал Андрей и, сам того не замечая, пошел по голубой тропке и красному тротуару.
И тут откуда-то слева послышался странный звук. Он был не то что знакомый – если бы он был хорошо знаком, Андрей сразу бы определил, что это за звук, – а скорее полузабытый. Как будто нечто подобное Антонов и слышал на Земле, но так давно и редко, что забыл, кому он может принадлежать. А дробный, звонкий звук всё приближался, и на дорогу из-за придорожных кустарников выехал самый обыкновенный всадник. Красная рубаха, синие штаны и белая широкополая шляпа. Не то ковбой, не то гаучо, а скорее всего, киргизский или казахский пастух. Лицо у него было совсем мальчишеское и, конечно, серебряное. Оно так и блестело на рассеянном свету.
В кино Андрей видел всадников и поживописней, и с пистолетами на боку, и с саблями, и с пиками, и в самых невероятных одеждах! Но удивил его не столько всадник, сколько лошадь… Впрочем, это, кажется, была не лошадь. С земной точки зрения по дороге стучал темными копытами невообразимый урод: некая помесь лошади – у него была явно лошадиная голова и лошадиные ноги – и коровы: у урода имелось большое серебристое вымя и длинный коровий хвост с метелочкой на конце. Но в то же время урод этот походил и на верблюда, и на яка, и на буйвола – на спине у него и у загривка горбились два больших и, видимо, жирных бугра, между которыми и сидел всадник на легком седле.