Гнев Бога
Ирод, багровея от досады, что туника на нём сильно задралась, опустил свои руки чуть ниже пояса и, отворачиваясь от Клеопатры, пробормотал:
– Она недостаточно красива, чтобы я обратил на неё внимание.
Я уже знал, что Ирод обожал красивых девушек. И что ради них он готов был пойти на всё, чтобы заполучить красавиц в свой гарем. А так как этот великий человек не умел сдерживать свои чувства, то он очень скоро стал игрушкой в капризных руках женщин.
Ирод, недовольный собой, лёг на живот, а потом с напускной алчностью начал кушать лепёшки, обильно поливая их маслом.
Удивлённая Клеопатра долго смотрела на его крепкий затылок, на то, как быстро ел государь. И вдруг всхлипнула, и стала ещё более привлекательной. Я безумно жалел её в эту минуту и мылено призывал Ирода быть с ней ласковей. Ирод обернулся и метнул на женщину острый взгляд, вскочил с ложа и с куском лепёшки шагнул к ней, уже готовый приветствовать её как царицу, но вдруг сказал:
– Почему ты пришла одна с этим…– Он едва сдержал улыбку.
А Клеопатра в мгновенье изменилась лицом, выбила ударом кулака лепёшку из её руки и крикнула:
– Как ты посмел, раб, смеяться надо мной?!
Ирод насупился и отступил назад.
– Ну, если я раб, то какого диавола ты пришла ко мне?
– Ты мне должен дать армию, чтобы я могла разбить армию кастрата Ахиллы.
– Ага. Значит, он выгнал тебя из Египта. И ты уже не царица, – насмешливо сказал Ирод, всё ещё страдая от оскорбления, нанесённого ему несдержанной даже в своём несчастии Клеопатрой. Её лицо подёргивалось от возмущения и гнева. Всю свою женскую ярость на Ахиллу, который ещё недавно был евнухом в гареме её отца, но которому удалось с помощью наглой и грубой лести втереться в доверие фараона и стать его правой рукой, а потом – воспитателем наследников, и наконец, после смерти владыки – правителем Египта, помыкая царями-детьми…Клеопатрой и Птолемеем, они были не только братом и сестрой, но и супругами – так вот теперь свой гнев на Ахиллу, который прогнал её из страны, царица обрушила на Ирода.
Она проклинала его самыми отборными проклятиями. А он стоял над ней, как скала, уперев кулаки в бока, и смеялся ей в лицо, чем ещё более приводил Клеопатру в исступлённое состояние бешенства. В её гневе было столько чувственности, а её бёдра так соблазнительно волновались – сами собой – под лёгким одеянием, что Ирод вскоре начал жадно поедать её глазами, не обращая внимания на то, что его туника заметно оттопырилась. И когда царица с горловым криком бросилась на Ирода, целя длинными ногтями ему в глаза, он с рычанием льва сжал её в своих объятиях, и она, словно ожидая того, обвила наместника руками и ногами и впилась губами в его губы.
Наступила тишина.
Тело Клеопатры дрожало и чудно извивалось в сильных руках Ирода. Когда он оторвал её от себя, она оставила в своих пальцах обрывки одежды наместника. И с помутнённым лицом, вскрикивая от желания, вновь метнулась к нему, осыпая бранью и криками любовного призыва.
Побагровевший Ирод бросил её на ложе и одним сильным рывком сорвал с царицы платье и несколько секунд алчно смотрел на её хрупкое тело Клеопатры, которое билось в конвульсиях. Потом сбросил с себя одежду и вонзил в царицу свой фаллос, под одобрительные вопли всех, кто присутствовал в зале. И борьба закипела, прерываемая пронзительными воплями Клеопатры и рычанием Ирода….Эти вопли звучали во дворце весь день и всю ночь. А когда я пришёл к наместнику утром, он, с утомлённым запавшим лицом, вялым голосом ответил на моё приветствие и предложил разделить с ним трапезу.
Клеопатра сидела в его ногах и, по-детски смеясь, играла с его фаллосом: покусывала, целовала и подносила ему разные кушанья.
– Ах, как он прекрасный…Когда я вновь стану царицей Египта, я сделаю тебя, Ирод, главным жрецом богини Изиды.
И она, вздрагивая от вожделения, вновь начала впиваться губами в его плоть, а потом, сладострастно повизгивая, встала на колени над телом Ирода и, лаская пальцами фаллос, направила его себе под низ живота. Задерживая дыхание, начала медленно садиться на Ирода…
Несколько дней спустя, слуга Ирода разбудил меня ночью. Я вышел во двор. Там в окружении свиты сидел на коне наместник. Он указал плетью на двух ослов.
– Это всё, что я могу подарить тебе и Клеопатре.
– Государь, в чём дело?
Он приблизил ко мне своё юное, но уже пожелтевшее лицо с внезапными морщинами под глазами и каким-то странным голосом, словно с того света, ответил, опасливо косясь на дворец, где осталась Клеопатра:
– Она своей плотью сокрушит империи. А римляне охочи до египетских баб. Того и гляди из-за них разнесут весь Восток вдребезги.
– При чём здесь римляне?
– А при том….Цезарь под Фарсалом разбил Помпея, который…это ведь ясно и ослу Клеопатры….. помчит теперь в Сирию и Египет за деньгами и новым войском. Война скоро придёт сюда, на нашу землю. А я не хочу с Клеопатрой оказаться между этими двумя вождями. Забирай царицу и!
Наместник энергично махнул рукой в сторону далёкого Египта, ударил коня плетью и как молния помчался вон из города.
Утром, обезумевшая от ярости Клеопатра, долго бегала по дворцу с криком: «Трус! Трус!» Она крушила всё, что могла сокрушить. А устав, села на осла и поехала вместе со мной по Галилее. Ирод не оставил нам ни одной драхмы. И мы с Клеопатрой уже к вечеру страшно проголодались. К тому же иудеи, при виде царицы, показывали на неё пальцами и кричали:
– Блудилище на ослице!
И отказывали нам в крове и пище, уводили прочь детей и не подпускали к колодцам.
Клеопатра бросала на иудеев свирепые взгляды и, как змия, шипела:
– Ну, подождите! Вот стану я царицей, загоню вашего Бога на гору Гаризм. Будете бегать туда на поклон.
Уже к вечеру я вспомнил о своей кифаре, вынул её из сумки и начал наигрывать любимые мелодии, чтобы хоть как-то заглушить острый голод. Клеопатра при первых звуках музыки вдруг начала поводить плечиками, руками, её разноцветные глазки заблестели.
Люди, которые проходили мимо, не обращая на неё внимания, стали останавливаться и зачарованно глядеть на царицу, а иные пошли следом за нами. Она же плясала на ослице и нежным голосом пела песни. Юноши начали обступать её, хотя старики били их палками и гнали прочь. Но иудейская молодёжь ещё ближе подходила к царице, в смущении зажимая руками то, что поднималось у них внизу. Впрочем, за ними шли даже седобородые мудрецы и тянули свои скрюченные пальцы к жаркому телу Клеопатры.
С наступлением сумерек мы остановились в первой же роще. И Клеопатра всю ночь наслаждалась в объятиях многих иудейских юношей. Разумеется, у нас появились деньги.
А между тем, Клеопатра казалась озорной девчонкой, когда не сердилась. И хорошо переносила все неудобства нашего путешествия. Она подолгу и обстоятельно размышляла вслух о том, как она решила поступить с Ахиллой. Смеясь, перечисляла возможные пытки для него, а так же для её младшего брата Птолемея. И сколько она должна была перебить египтян за то, что они равнодушно восприняли изгнание царицы, и никто из них не последовал за ней. В такие минуты у Клеопатры начинали дрожать губы, а из глаз её на ресницы брызгали обильные слёзы. Впрочем, она легко отходила и уже через пять секунд начинала смеяться над каким-нибудь пустяком. Она была уверена, что я, едва появлюсь в Александрии, как немедленно свергну Птолемея, а Ахиллу отправлю в темницу, а её – Клеопатру – увенчаю двойной короной царя царей. Я, конечно, думал иначе, но не пытался переубедить Клеопатру, рассчитывая на обычное везение и на ту ловкость, которая всегда спасала меня от смерти.
В длинном караване купцов мы преодолели пустыню и пришли в Александрию, где находились Птолемей и Ахилла. На постоялом дворе я насыпал овёс в кормушки уставших ослов и хотел отправиться вздремнуть в каморку. Но Клеопатра, лихорадочно озираясь по сторонам, схватила меня за руку и начала пронзительно шипеть:
– Ну, иди, иди, что ты стоишь?
– Царица, куда я должен идти?
– Во дворец к Ахилле. Убей его. А с мальчишкой я сама расправлюсь
Я задумался: во дворец к фараону преграждали дорогу во все времена сотни и сотни стражников, чиновников и вельмож. Но я, так же, хорошо знал, что зодчие всегда строили внутренние помещения дворца царя царей Египта по одному и тому же плану. Его можно было прочесть на гробницах всех фараонов. Он не изменился за тысячи лет.
Пока моя царица, всё более и более озлобляясь, смотрела на меня, готовая впиться в моё лицо когтями, я мысленно увидел те бесчисленные подземные ловушки. Ходы, потайные двери и лестницы. Все они подходили к тронному залу царя царей. И были необходимы для него в случае внезапного бегства. Но в действительности эти ходы, как правило, фараоны не знали. В былые времена тайными коридорами пользовались верховные жрецы, вельможи в своей борьбе с неугодными для них фараонами.
Подземный лабиринт ходов соединял царский дворец с главными храмами города, с отдалёнными улицами. На старых зданиях должны были остаться вырезанные в камен загадочные слова: «здесь идущий идёт». Рядом нужно было искать вход в подземелье.
Я сделал знак Клеопатре, чтобы она оставалась на месте, а сам пошёл к хозяину постоялого двора, за факелами. Но царица помчалась за мной. А когда мы вышли на улицу, то мимо нас проскакали солдаты Ахиллы в сторону гавани. А вскоре сам Ахилла, раскрашенный, как фараон, появился сидя в носилках, которые бегом несли рабы.
Клеопатра взвизгнула и, указывая на него пальцем, завопила:
– Латуш, хватай его! Хватай!
Я зажал ей рот и утащил царицу в толпу, однако успел заметить, что Ахилла вздрогнул и торопливо задёрнул занавески носилок. Клеопатра потянула меня следом за ним, и я, чтобы не привлекать внимание людей, пошёл за царицей в сторону гавани. Солдаты Ахиллы и народ спешили в морской порт.
В порту за нестройными шеренгами солдат Ахилла остановился. Он смотрел вдаль, в противоположную сторону гавани, где замерли сотни египетских кораблей. Египтяне окружили остатки римского флота и не выпускали его в море из гавани. Люди на кораблях что-то долго кричали друг другу. Но вскоре от египетского судна к римскому – отправилась лодка. Когда она подошла к борту боевой триремы, на палубе её раздались плач и мольба. Крепкий высокий человек с благородной осанкой неторопливо обнял всех, кто стоял рядом и медленно, часто оборачиваясь, спустился в лодку. Чёрные гребцы стремительно помчали её к берегу.
В носилках раздался ликующий клёкот. То смеялся Ахилла и хлопал в ладоши. Он быстро схватил зеркало и, глядя в него, начал выправлять свою осанку, но она не выправлялась. А потом толкнул ногой рабов.
– Несите меня к Помпею.
Однако за первую шеренгу солдат он не вышел. Я бросился к носилкам и занял место у крайней перекладины, потеснив раба, согнулся, втянув голову в плечи. А уж рядом появились тонкие ручки Клеопатры.
– Уйди. Зачем ты здесь?– сказал я тихо.
Она вытаращила на меня свои разноцветные глаза и змеиным шёпотом ответила:
– Как ты смеешь мне говорить такое? Я вот прикажу Ахилле, и он убьёт тебя.
Впрочем, в плотной толпе солдат и слуг, которые окружали носилки, мы с Клеопатрой были неприметны.
Все напряжённо следили за лодкой, что быстро приближалась к берегу. Я уже мог различить лицо Помпея – усталое, измождённое. Его глаза бессмысленно смотрели в одну точку, и казались сонными. Когда же лодка приткнулась к деревянному причалу, полководец словно проснулся, быстрым взглядом окинул толпу людей, которая встречала его, остановил взгляд на Ахилле и, глубоко вздохнув, поднялся на ноги. Он вышел из лодки. Римский центурион на египетской службе шагнул за ним и выхватил из ножен меч. Помпей нахмурился и повернулся к нему лицом.
– Делай своё дело, палач. Но бей сюда,– Помпей указал себе на грудь.
Центурион в смущении опустил меч и отступил назад. Полководец насмешливо глянул на Ахиллу и громко сказал:
– Страшен раб, который всегда пресмыкался, и вдруг получил власть! – и он обратился к центуриону: – Бей в спину, если не можешь ударить в грудь.
И тот, в озлоблении на Помпея за свою минутную слабость, ударил полководца мечом под лопатку, а потом, когда Помпей, ещё живой, рухнул на пристань, неторопливо отрубил ему голову под громкие вопли, что раздавались на римских кораблях.
Даже в смерти своей Помпей был спокоен. Его лицо не отразило ни боли, ни страдания. Центурион поднёс отрубленную голову Ахилле. Тот, смеясь, ударил её ногой и дал знак рабам: возвращаться в город.
Обезглавленное тело великого полководца осталось лежать на пристани на виду римлян. На их кораблях звучали стенания и плач. Египетский флот отступил в стороны, давая возможность римлянам покинуть гавань. И те быстро ушли в море.
Люди окружили Помпея и долго разглядывали его тело, качали головами, удивляясь несчастливой судьбе великого полководца и благодетеля Египта, который искал спасение и защиты в их стране. Теперь нужно было ожидать появление Гая Юлия Цезаря с его победоносными легионами, как он мог поступить, узнав о смерти своего врага? Люди в страхе за своё будущее начали быстро уходить в город.
Египетские города никогда не имели крепостей, каких-либо защитных стен. Эту страну со всех сторон окружали малопроходимые пустыни. Они охлаждали пыл любых завоевателей. Но не римлян…
Мы с Клеопатрой вернулись в город, и я немедленно приступил к поиску тайного хода. Я хотел узнать, что задумал Ахилла.
Пока я озирался по сторонам, царица то и дело толкала меня, дёргала за одежду и кричала:
– Ну, скорей! Что ты спишь на ходу?
В конце концов, ей надоело тормошить меня, и она стала обращаться к людям, которые проходили мимо нас:
– Эй, вы, я царица Клеопатра. На колени.
Но люди смеялись и, предполагая, что мы бродячие артисты, хлопали в ладоши и бросали нам медные деньги. Клеопатра злилась и готова была броситься на горожан с кулаками. Я уводил её прочь, а она грозила кулаком своим подданным и шипела:
– Ну, подождите. Вот уж я вам задам скоро.
На одном из храмов я заметил выбитые в камне и полу – стёртые короткие строчки древнеегипетских слов, которые вряд ли понимал тот, кто их делал. Я вошёл в храм, где шло жертвоприношение и смрадно дымил жертвенный костёр. Оглядел стены и вскоре увидел знакомые строчки слов над входом в коридор, шагнул в него. Клеопатра, вцепившись в мою одежду, шла следом. Коридор со ступенями вёл в подземный склад, где хранились запасы храмовых дров. Здесь в темноте я зажёг факел, но от смрадного зловония отпрянул назад. Весь подземный зал был сплошь покрыт останками жертвенных животных. В них копошились сотни огромных крыс. Клеопатра с визгом запрыгнула мне на плечи. Я опустил факел и, разгоняя им зверьё, которое нехотя отползало, отходило в стороны, пошёл через скользкое, смердящее болото, широко расставляя ноги. В конце зала ходы разветвлялись, но на стенах были выбиты значки, которые говорили мне о том, в какую стену нам идти, чтобы попасть в определённое место царского дворца. Я спешил в комнаты Птолемея. Ходы на каждом шагу пересекались, меняли направление, а то и уходили назад. Но вот впереди появились ступени, и мы оказались во дворце на втором этаже перед комнатой Птолемея. В ней звучали раздражённые голоса. Тонкая стена имела много отверстий, что позволяли видеть всё, что происходило в комнате царя и слышать каждое слово. С противоположной стороны стена была покрыта фресками.
Птолемей – мальчишка лет двенадцати в парике с уреем – сидел в кресле и кусал платок, зло рассматривая Ахиллу, с лица которого не сходила оживлённая гримаса радости. Он то и дело шептал, прикрывая губы рукой:
– Я его убил…я великий человек. Ну, кто бы мог поверить ещё десять лет назад? О, как хорошо.
Птолемей бросил платок через стол в направлении Ахиллы. Тот нахмурился и поджал губы. Царь тонким голосом крикнул:
– Ты видел Клеопатру. И ты не убил её!
– Она была с Латушем, – угрюмо ответил Ахилла, и его кулаки сжались под столом, – К тому же, государь…– голос кастрата пронзительно зазвенел в огромной комнате, – … тебе надо подумать о том, как вести себя с Гаем Цезарем. Ведь ты, государь, убил римлянина!
– Я?!– испуганно вскрикнул и вскочил на ноги Птолемей.
Лицо Ахиллы прояснилось и стало театрально-умильным. Он всплеснул руками.
– Ну, конечно, моё дорогое дитя. И тебе придётся держать ответ перед Цезарем. А он милосердием не отличается.
На глазах мальчишки заблестели слёзы. Он сорвал с головы парик и запустил его в бывшего евнуха.
– Это ты!
– Да, государь, это я, твой покорный слуга, выполняя твою волю и не желая того в душе, исполнил твой приказ.
Птолемей всхлипнул и сел в кресло.
– Что же я должен делать?
Лицо евнуха закаменело. Он властным жестом ткнул пальцем в царя.
– Ты будешь делать то, что я скажу, иначе, клянусь богами, я выкину тебя из Египта.
Птолемей закрыл мокрое от слёз лицо худыми руками и, качаясь из стороны в сторону, с плачем ответил:
– Ты выгнал Клеопатру, но она вернулась.
– Да, вернулась, чтобы найти здесь свой конец.
В этот момент в комнату вбежал центурион – убийца Помпея, держа в руке обнажённый меч. Убийца дрожал и в страхе оглядывался назад, на вход.
– Мы погибли! – закричал он.
Ахилла, не менее перепуганный, чем центурион, схватил его за горло.
– Как ты посмел, скот, войти сюда, как в свою конюшню? Или ты думаешь, что я осыплю тебе золотом за бесчестный поступок? За убийство великого Помпея!
– Там Цезарь…– прохрипел центурион.
– Почему ты, Гектор, не задержал его? И как он здесь оказался?
– Он прибыл с центурией всадников.
Ахилла опустился в кресло и с унылым видом посмотрел в окно. Его руки заметно дрожали. Но вот он указал пальцем на Гектора и заговорил властно и быстро:
– Немедленно стяни все наши войска в город. Скрытно. И жди моего сигнала. Иди.
– А как же Цезарь?– растерянно спросил Гектор.
Ахилла мягко улыбнулся и неторопливо прошёл по комнате, устремил прямо перед собой задумчивый взгляд и, через несколько секунд, смеясь, ответил:
– Ну, что ж, встретим и Цезаря. Иди, выполняй приказ царя царей Птолемея. Ты слышишь, Гектор: приказ царя?
– Да, великий царь, слышу.
В комнате наступила тишина. Птолемей и Ахилла не шевелились, напряжённо прислушивались к отдалённым голосам, которые быстро приближались.
Едва в комнату стремительно вошли гвардейцы Ахиллы и встали вдоль стен, а за ними появились растерянные сановники, как через порог дверей быстро шагнул высокий узкоплечий римлянин с увядшим венком на голове и длинными жилистыми руками. Он острым взглядом скользнул по лицу Птолемея и вперился глазами в Ахиллу. Тот перебрал ногами, но не двинулся с места. Цезарь громко рассмеялся и резким скрипучим голосом сказал:
– Я почему-то думал, что евнухи легки на ногу.
– А я Цезарь, считал, что друзья царя Никомеда малоподвижны
Римлянин усмехнулся. Будучи сам человеком остроумным, он не любил остроумие в устах других людей. И, не найдя достойной остроты, он обратился к Птолемею:
– Царь, я прибыл сюда за деньгами.
Ахилла подался вперёд и перебил Цезаря:
– Государственная казна пуста, римлянин. Мы не можем дать тебе даже десяток драхм.
Цезарь с презрением ответил, угрожающе напрягая голос:
– А мне нужно десять миллионов сестерциев для моих ветеранов и, разумеется, земли для их поселений.
– Ты их не получишь, – жёстко ответил Ахилла.
Он с ненавистью смотрел на полководца. Его широкие ноздри раздувались. Ахилла дышал громко и сипло и не пытался скрыть своей вражды к Цезарю. И вряд ли он сейчас, находясь в гневе, способен был на какую-либо хитрость в разговоре.
Уязвлённый Цезарь, возвысил голос:
– Разве здесь гарем, а евнух Ахилла глава его? Прошу тебя, царь Птолемей, отвечай мне.
Птолемей, испуганно тараща глаза, открыл рот и выдохнул воздух. Цезарь фыркнул.
– Это и есть твой ответ?
Ахилла указал рукой на вход и, не сводя глаз с полководца, властно сказал:
– Римлянин, выйди вон и войди сюда со всеми знаками почтения к царскому дому и его владыке.
Но Цезарь, спокойно оглядев комнату, с нарочитым удивлением воскликнул:
– А где же царица Клеопатра?
– Я здесь!
В комнату вбежала растрёпанная Клеопатра с сияющими от счастья глазами.
Изумлённый Ахилла вскочил с кресла и торопливо крикнул Птолемею:
– Царь, разве ты узнаешь в это подлой служанке свою сестру и жену Клеопатру?!
– Нет, Ахилла, – дрожащим голосом откликнулся Птолемей, с ненавистью глядя на сестру.
– Тогда, царь, прикажи убить самозванку!
Мальчишка махнул руками гвардейцам, и те обнажили мечи. Клеопатра с визгом бросилась на своего брата, вцепилась ногтями в его лицо, в волосы, сбросила его с кресла и начал бить царя по щекам. Я ударом кулака разбил тонкую стену и впрыгнул в комнату с кинжалом в руке, принял на себя мечи гвардейцев, крикнул Клеопатре, указывая в угол.
– Там другой выход. Беги туда.
Она помчалась в угол, увлекая за собой Птолемея. Я медленно отступал за царицей, отражая удары гвардейцев. Все прочие в замешательстве смотрели на эту сцену, не двигаясь с места.
Клеопатра, крепко держа за волосы своего брата, который кричал и лягался ногами, уже тянула на себя потайной засов деревянной двери. И, казалось, ещё мгновенье, и мы все трое окажемся в подземелье. Но тут Ахилла, придя в себя, с горловым, пронзительным криком метнулся в ноги Птолемея, обвил их руками и рванул в свою сторону. Ход был уже открыт, и, Клеопатра, потеряв свою добычу, прыгнула во мрак, захлопнув за собой дверь. Щёлкнул замок, который второй раз открыть было невозможно.
В комнату вбежали римские легионеры. Они по приказу Цезаря окружили меня и оттеснили гвардейцев к стене.
Глава двадцать шестая
Теперь все стояли на ногах и смотрели на Цезаря. Он долго молчал с лицом бесстрастным и неподвижным. В комнате росло напряжение, но никто не решался нарушить тишину.
Вдруг полководец резко качнулся телом и быстрым жестом правой руки указал себе под ноги, и голосом скрипучим и жестоким заговорил:
– Здесь диктовать условия буду я!.. – он помедлил секунду и добавил:– …от имени римского народа!
Ахилла, дрожа коленами, перебил его:
– Скажи, Цезарь, точнее: от самого себя.
– Пускай так. Это не имеет значения для Египта.
Птолемей, ещё более дрожа, чем его воспитатель, скрылся за его спину и оттуда крикнул:
– Цезарь, ты распоряжаешься нами, как в своей провинции!
– Да, Птолемей. От меня зависит: быть Египту провинцией или царством.
Ахилла поник головой, а его спина прогнулась. На лицах сановников, обращённых к Цезарю, появились угодливые улыбки. Кто-то из египтян ударил в ладоши.
Полководец с удовольствием окинул взглядом подавленных и льстивых вельмож, прошёл между ними, упиваясь своей властью и всемогуществом, ткнул пальцем, едва ли не в нос, Ахилле, тот в испуге отпрыгнул назад и закрылся руками.
– Ты, Ахилла, дашь мне отчёт о том, кто убил Помпея. Все виновные в смерти гражданина Рима будут отправлены под топор палача. Ты, Птолемей…
– Я не виноват!
– Ты, Птолемей низложен мною. И отныне я запрещаю тебе носить царский урей. Дай мне его.
Мальчика, словно акробат на канате балансируя руками, осторожно шагнул к полководцу, вжимая голову в плечи под тяжёлым, пронизывающим взглядом Цезаря. Тот протянул к Птолемею длинную жилистую руку с раскрытой широкой ладонью. Птолемей, всхлипывая, с трудом снял с головы парик с уреем и уронил его на пол, сжался, не зная, как поступить дальше.
Цезарь по-прежнему держал перед его лицом руку и молчал. Сановников царя била дрожь.
Я подошёл к мальчишке, поднял парик и неторопливо надел его на влажную голову Птолемея и обернулся к римлянину.
– Цезарь, перед тобой царь Птолемей, владыка Египта.
Полководец резанул меня удивлённым взглядом. Его белокожее лицо стало багровым и исказилось гримасой, похоже на страдание. Он хрипло ответил:
– Хорошо. Я подумаю над этими словами. Но, независимо от моего решения, я, волею римского народа, объявляю царицу Клеопатру единственной государыней, с которой будет говорить Рим.
Полководец сделал мне знак: следовать за ним, и стремительно вышел из комнаты. Во дворе, уже в окружении своих всадников, Цезарь внимательно всмотрелся в меня и сказал:
– Странный ты человек…Найди Клеопатру и приведи её ко мне.
Однако разбирая поводья коня, он не спешил покинуть двор, несмотря на то, что римские легионеры кричали ему с улицы, что вокруг них увеличивалась толпа возмущённых горожан, которые начали бросать в легионеров камни.
Но вот Цезарь повернулся ко мне и, презрительно кривя тонкими длинными губами, воскликнул:
– То, что я легко могу простить гражданину Рима или не обратить на это внимание, я не прощу египтянину! Запомни это, Латуш. В следующий раз ты поплатишься головой. А пока – цени моё милосердие!
