Тайна розенкрейцеров

Сникший Рудзевич воспротивиться воле высшего церковного начальства не мог – не имел права. Но вечером того же дня его посетил один из братьев ордена Иисуса, старший офицер, если применить военную терминологию, и рассказал, что служение Господу в России не опала, а большое доверие.

Орден в лице церкви посылает Рудзевича, чтобы он создал во враждебном православном окружении ячейку иезуитов, которая в будущем могла бы стать опорным пунктом католицизма в регионе. Для этого выделены большие средства.

Самому Рудзевичу было твердо обещано через пять-семь лет честного и беспорочного служения папскому престолу хорошую синекуру или в Польше, или в другой стране Запада.

Ксендз рьяно взялся за работу, но особыми успехами похвастаться не мог. Даже его земляки-поляки, истинные католики, и те были заражены вирусом марксизма, который в России выродился в пофигизм – всем все было до лампочки.

Но самое страшное заключалось в том, что постепенно и Рудзевич начал меняться. Не помогали ни чтения молитв, ни епитимьи, которые он накладывал сам на себя, ни долгие вечерние беседы перед зеркалом, когда он убеждал свое отражение, Рудзевича-перевертыша, не сходить с пути истинного, не пасовать перед трудностями.

Чтобы быть более убедительным в своих увещеваниях, ксендз ставил рядом бутылку доброго самогона и стакан и время от времени «причащался», закусывая корочкой ржаного хлеба и соленым огурцом.

Нужно сказать, что самогон тоже был собственного производства. Ту пакость, что пила его паства, Рудзевич брезговал даже нюхать.

Свою «огненную воду» ксендз гнал из сахара, затем с помощью марганцовки убирал сивушные масла, а потом пропускал два раза через фильтры с древесным углем.

Полученную жидкость Рудзевич облагораживал, настаивая на дубовой коре и чае с добавлением других ингредиентов – ванили, корицы, сахара, кофе и так далее. Конечный продукт у ксендза получался гораздо лучше самопального «виски», которое стояло на прилавках магазинов.

– Нам не помешают? – отрывисто спросил высокопоставленный иезуит.

Он говорил с легким акцентом – как латыш. Но истинную национальность ночного гостя определить было трудно.

– Нет, – ответил Рудзевич, не поднимая глаз.

– Успокойтесь и держитесь свободно, брат, – смягчил тон иезуит. – Я ваш гость.

– Да, да, конечно…

– Кажется, у вас что-то подгорает.

– Ах!..

Рудзевич стремительно бросился к электроплите, схватил сковородку и поставил ее на специальную подставку. Ему сильно хотелось есть, но он не решался предложить начальству – а иезуит был для ксендза очень большим начальником – разделить с ним трапезу.

Гость выручил Рудзевича. Казалось, он мог читать мысли:

– Надеюсь, вы пригласите меня отужинать…

– Именно это я и хотел предложить, ваше преосвященство! – обрадованно воскликнул ксендз. – Чем Бог послал… Присаживайтесь, я сейчас…

Спустя десять минут стол в гостиной ломился от снеди: ксендз был запасливым человеком.

Кроме колбасок Рудзевич подал отличный швейцарский сыр, за которым ему пришлось ездить в райцентр, копченую рыбу, маринованные грибы, паштет из гусиной печени, крестьянское масло со слезой, соленые огурцы-корнишоны, свиной окорок, соус ткемали, моченые яблоки, зелень и монастырский квас, тоже собственного производства, изготовленный по старинному рецепту.

– А вы тут неплохо устроились, – с одобрением сказал иезуит.

– Labor improbus omnia vincit[7 - Упорный труд все побеждает (лат.).], – не удержался, чтобы не щегольнуть хорошей латынью и знакомством с сочинениями Вергилия ксендз.

– Labor non onus, sed beneficium[8 - Труд не бремя, а благодеяние (лат.).], – в тон ему ответил иезуит.

Довольные друг другом, они в ускоренном темпе воздали хвалебную молитву Творцу всего сущего и принялись трапезничать.

Немного поколебавшись, Рудзевич робко сказал:

– Вы, наверное, здорово устали с дороги… Не желаете восстановить силы церковным вином?

– Честно говоря, я не люблю сладких вин. Но если у вас есть что-нибудь покрепче и не очень сладкое, не откажусь…

Самогон иезуиту понравился. Похоже, он так и не понял (или искусно притворился непонятливым), что употребляет самопальное пойло, потому что ксендз подал спиртное в хрустальном графине.

А Рудзевич скромно промолчал о своих успехах на почве самогоноварения, резонно полагая, что в этом нет большого греха перед орденом и церковью.

В крайнем случае он будет держать ответ перед еще более высоким начальником – Господом, который, в отличие от отцов-иезуитов, гораздо терпимее и благожелательнее к своим неразумным детям, погрязшим в грехах.

После ужина, когда ксендз сварил кофе, гость отхлебнул глоток горячей ароматной жидкости, вытянул длинные ноги и сказал:

– Времени у меня мало, поэтому сразу перейдем к делу…

Он испытующе посмотрел на ксендза. Рудзевич невольно поежился под взглядом генерала ордена иезуитов – он был холоден, как черный лед, и беспощаден, как готовая к нападению змея.

– У вас есть среди паствы надежные люди? – спросил иезуит.

Немного поколебавшись, ксендз осторожно ответил:

– В общем… наверное, да.

– Это не ответ, – сухо сказал гость. – Мне нужно три-четыре человека возрастом от двадцати пяти до сорока лет, без вредных привычек, крепких, выносливых, неболтливых и готовых выполнить любое задание во славу Господа нашего.

Рудзевич задумался. Иезуит терпеливо ждал, отрешенно глядя на занавешенное окно, откуда слышалось звяканье цепи, на которую был посажен пес.

– К людям в душу не заглянешь… – наконец молвил Рудзевич. – У меня есть на примете один прихожанин…

– Только один?

– Мне кажется, это как раз тот человек, который вам нужен. Молодой, сильный, пользующийся авторитетом среди прихожан и… кгм!.. в определенных кругах. А с его помощью вы найдете и остальных.

– Что значит «в определенных кругах»?

– Он был не в ладах с законом.

Рудзевич замялся.

– Можете не продолжать…

Генерал ордена иезуитов смотрел на ксендза тяжелым взглядом.

– Мне все ясно. – Он слегка покривил свои тонкие губы. – Добрый пастырь и заблудшая овца – это для романтиков. Солдаты ордена Иисуса в первую голову должны быть прагматиками. Вы используете этого человека, чтобы слепые прозрели и увидели свет истинного учения, а глухие услышали слово Божье. Не так ли?

– Так, – растерянно ответил ксендз. – Но как вы?..