Ментальная карта и национальный миф

Также важную роль в самосознании местных политических сил сыграл опыт русского народничества XIX – начала XX века. Для Китая, стран Восточной Европы огромное значение имела русская интерпретация марксизма Лениным и затем развитие этой версии и ее трансформация у Сталина в его учении о «народных демократиях».

Решающее влияние на пути развития человечества в XX веке имел русский космизм (Федоров, Циолковский, Чижевский, Вернадский, Флоренский), показавший неотделимость земли от космоса и предложивший синтез науки и религии в свете стремления к «психократии», то есть власти духа над материей. Потенциал русского космизма, ставшего идейным вдохновителем космонавтики, на сегодня далеко не исчерпан.

Итогом многолетних исканий русской идеи может быть признание того, что Россия в своем историческом развитии дала плоды в виде не одной высшей «русской идеи», а целого соцветья «русских идей», образующих объемное пространство русских смыслов, русской культуры.

Парадигма национальной мечты и национальной идеи задана историческими прецедентами, к которым относятся и футуристичность в революционных обществах, и мечта о будущем и счастье грядущих поколений в СССР, и американская мечта об индивидуальном успехе простого человека, вырастающего в бизнесмена или звезду, и национальные идеи и стратагемы других народов. Сегодня мы можем уверенно говорить о существенной перекличке и параллелях между китайской мечтой и русской мечтой. Для этого существует целый ряд знаковых совпадений и предпосылок.

И Китайская империя, и Российская империя пережили в XX веке «погружение» во мглу исторического небытия. Их отказ от имперских форм был скорее имитацией, временным – в крайне неблагоприятных обстоятельствах внешней среды – отступлением империи, а не ее настоящей смертью, как то хотелось бы западным наблюдателям. Парадокс развития России и Китая в XX столетии – через авангардный коммунистический проект наши страны вернулись к фундаментальным имперским основам своего существования.

И для Китая, и для России в качестве ориентиров движения к высшему состоянию цивилизации выступает синтез консерватизма и прогрессизма. Для Китая это означало соединение ценностей социализма с конфуцианством и духовными практиками древних «совершенномудрых» даосов, нанизывание исторических периодов друг на друга. Изборский клуб говорит о современной задаче преодоления раскола между красными и белыми, которая не была решена в эпоху перестройки и затем демократических буржуазных реформ в России. Под красными понимаются силы, отстаивающие ценности социальной справедливости, строители социалистического проекта, под белыми – консерваторы и традиционалисты, а не либеральные силы Февральской революции 1917 года.

Общим для Китая и России в выстраивании ими образов своей мечты является противодействие разрушительному, идущему с Запада индивидуализму и атомизации общества. Даже сама «американская мечта» в значительной мере строится на успехе индивидуума вопреки и наперекор успеху других людей – то есть это успех за счет неуспеха других. Американские идеологи и Голливуд стремились скрыть подноготную суть капиталистического миропорядка, но для русской и китайской ментальностей, несмотря на соблазны и временные помрачения, эта суть достаточно очевидна.

Важным для русской ментальности является не только самосохранение своей культуры и своих ценностей, но и построение такой модели, которая позволила бы увидеть в ней носителям разных традиций своего защитника, мировоззренческого гаранта от глобальной нивеляции. Если определить ценностный вектор консервативного сопротивления, который сегодня может предложить Россия, в наиболее общем виде, то он направлен против трех ключевых трендов:

а) против десуверенизации стран в пользу транснациональных корпораций и международных организаций;

б) против дегуманизации, против трансформации представлений о добре и зле;

в) против создания кастового общества и неравенства наций и классов, против формирования новых поколений, легко манипулируемых режиссерами глобализации.

Говоря о новой модели мироустройства, более справедливой, чем нынешняя, можно исходить из того, что базовым принципом этой модели станет доверие. Это доверие будет покоиться на том, что у каждого из геополитических субъектов есть свои святыни. Уважение к святыням друг друга может быть достаточным основанием для союза против субъекта субверсии и разложения традиционных культур, совместного – глобального – ограждения себя и друг друга от сегодняшнего зла: такого как «радужная» эрозия, «оранжевая» анархия, «зеленое» мальтузианство (в образной терминологии Константина Черемных). В качестве ведущего постулата мирового развития – как его живой механизм – должно быть признано разнообразие культурно-цивилизационных кодов и своеобразие культурных типов. Это тот тезис, который роднит русское и китайское видение гармоничного будущего. Поэтому нам не стоит стесняться ни своего имперского прошлого, ни нашего имперского будущего, ведь наши империи будут не воспроизведением западных образцов колониальных работорговых империй, но человечными и терпимыми. Мы используем для описания сущности Пятой империи России, которая должна утвердиться в XXI веке, понятие империи халкидонского типа, то есть гаранта бесконфликтного сосуществования религиозных и этнических групп. В русском понимании империя нацелена на приобщение человека высшим ценностям (в пределе русский идеал – святость, Святая Русь, это универсалистский идеал, не ограниченный географически, идеологически, метафизически). В его нравственной подоплеке этот идеал перекликается с учением Конфуция.

Согласно многочисленным мотивам русских сказок гармонизация мира со стороны главного героя (Ивана-дурака, Ивана – крестьянского сына, Ивана-царевича) ведет к гармоничному ответу со стороны мира. Безусловно, народ не ведет в своих сказках речь о прямолинейной благодарности – речь идет скорее о формировании русского стратегического менталитета. Историей был воспитан народ, который в принципе пригоден к большой мировой миссии и воспроизводит ее исходя не из ожиданий сиюминутной отдачи или тем более прибыли, но целенаправленно – как духовную установку на преображение мира.

В полной мере этот дух русского народа проявился в советский период. Об этом говорил Мао Цзэдун: «Наши друзья сочувствуют нам неподдельно, относятся к нам, как к родным братьям. Кто же они, эти люди? Это советский народ, это Сталин. Ни одна страна не отказывалась от своих привилегий в Китае, от них отказался только Советский Союз» (Мао Цзэ-Дун. Избранные произведения. Т. 3. М., 1953. С. 190).

Вместо американской мечты и «стиля жизни» со ставкой на индивидуальный успех Пятая империя предложит миру русскую всечеловечную мечту «общего дела», заразительную идею сплочения вокруг привлекательной задачи, радости от общего смысла жизни и общего успеха с приоритетами общественной целесообразности и социальной правды.

В русской ментальности статус правды завышен, она не просто человечна и не просто социальна, а поднимается очень высоко, вплоть до стыковки с объективной универсальной истиной. Правда воспринимается не как частное мнение и не как произвол господина, навязываемый другим, а как скрепа между разными субъектами, дающая им возможность взаимодействия. Здесь нам видится объективное, вычлененное на лингвистическом уровне приближение к тому нашему ментальному архетипу, который может претендовать на место цивилизационной миссии в условиях глобализации. Дело в том, что такое завышенное требование к правде означает и способность, и готовность прислушиваться к «иной правде». В этом скрывается глубокая человечность русской культуры. Этот же принцип проявляет себя как требование справедливости, правды не только внутри собственного народа, но и в отношениях с соседями, другими племенами, другими культурами. Этим объясняется необычайно притягательный дух России как империи, своего рода русский секрет овладения большими пространствами и гармонизации различных народов. Россия была империей, которая утверждала свою метафизическую правду не как частность («наша правда» против «вашей правды»), а в качестве универсалии (вселенская правда России как мировой гармонии, как модели такой гармонии под эгидой «Белого царя»).

У русских и китайцев во многом есть общее понимание того, что ключевыми общественными ценностями будущего станут:

справедливость социальная, личная и небесная (в том числе и справедливость глобального мироустройства);

сакральность суверенного государства-субъекта в противовес «сервисному государству»;

отрицание необратимости торжества евроатлантической модели глобализации, открытость к многополярному миру с принципиально разными доктринами развития;

признание семьи (брака мужчины и женщины с рождением и воспитанием детей) как главенствующего института воспроизводства человека в его духовной сущности;

модель хозяйства достатка в противовес моделям сверхпотребления и homo economicus;

идеал демократии, который Запад превратил в инструмент подавления инакомыслия в других государствах, должен быть преобразован в идеал «подлинных народовластий», вытекающих из принципов и ценностей каждого народа. Таким образом, можно будет говорить о разнообразных «народовластиях», называя это слово не на греческом языке – дискредитированный «демократизаторами» термин, – а на родных языках в каждой стране, очищая его от космополитического яда, примешанного в политику всех стран в ходе глобализации и десуверенизации.

В этот новый мир, Второй мир, захотят постучаться и войти – по мере их развития и совершенствования, по мере осознания собственного достоинства – многие страны мировой периферии, которые сегодня обречены оставаться изгоями и «клиентами» глобальных финансовых правителей мира и политических вождей глобализации.

Памятники Ивану Грозному нужны во многих городах, и в Москве тоже

(Сайт Изборского клуба, 17.10.2016)

Споры вокруг установки первого памятника государю Ивану IV, казалось бы, утихли, но в связи с его открытием 14 октября в Орле снова разгорелись. Некоторые из телеканалов, в том числе федеральных, не удержались от глумливых комментариев и ноток напускной скорби. Вновь дали слово «градозащитникам» и «правозащитникам», вновь выступил с обличениями первого русского царя режиссер Лунгин. Он, по всей видимости, не может смириться с тем, что не возымел должного эффекта его фильм «Царь», который стал поистине позором отечественного исторического кинематографа.

Я имел возможность пространно излагать свое отношение к Ивану Грозному как исторической фигуре в нашей коллективной книге «Новая опричнина, или Модернизация по-русски» (2011 года издания). Повторять свои аргументы сегодня я бы не стал. Скажу только, что многие «антигрозненские» мифы имеют ясное объяснение и конкретных заказчиков, в том числе политических. И надо сказать, что им удалось проделать огромную и успешную работу по очернению Ивана Грозного.

Кстати, о терминах. На Западе прозвание «Грозный» переводят как «Ужасный» (Terrible), тогда как каждому русскому человеку понятно, что следовало бы найти эпитет к слову «Гроза», к примеру по-английски thunderous, и не превращать создателя нашего государства в персонажа dark fantasy. Вообще же для культуры XVI–XVII веков это был эпитет скорее позитивный – он использовался в применении к высшим силам («Грозный Ангел», канон которому написал царь, Грозное Второе пришествие Спасителя и т. д.). Царь был человек серьезный, по выражению А.К. Толстого, и весьма религиозный – при глубоком погружении в источники становится трудно представить себе, что можно было извратить его образ в историографии до такой степени, до какой это сделано многими историками и писателями. Началось это еще во время Ливонской войны, когда была развернута мощная пропагандистская кампании русофобии, в центре которой находился образ русского царя. Важный вклад в эту кампанию и в последующую традицию очернения Ивана Васильевича внесли его личные враги: князь Курбский и иезуит Антонио Поссевино. Их выдумки и желчь стали важнейшей основой для всех дальнейших обличителей (Карамзина, Костомарова, в наше время Янова, и прочих, и прочих, несть им числа), а также для тех наивных исследователей, кто воспринял их мемуары некритически.

Сегодня хотелось бы сказать о том, что память о первом нашем царе, о его деяниях, а также о великой эпохе, которую он символизирует, чрезвычайно важна для нашего самосознания и, кроме того, исторически актуальна. Были заложены фундаментальные опоры в основание российской государственности, и мы на этом фундаменте развиваемся до сих пор.

Памятники государю Ивану Васильевичу нужны во многих городах, ведь он был величайшим градостроителем (было построено около 150 крепостей), создателем целой системы оборонительных укреплений, почтовой и дорожной инфраструктуры, не говоря о других не менее значимых его реформах и свершениях. И я думаю, недалек тот день, когда достойный проект памятника царю будет принят и в Москве. Хотя у нас здесь де-факто есть памятники Ивану Грозному, свидетельства его великого стиля – такие как Казанский собор на Красной площади, соборы в Новодевичьем монастыре и Троице-Сергиевой лавре, целый ряд памятников шатровой архитектуры. Но нужен и «буквальный памятник», куда мы могли бы приносить цветы в день Покрова Божией Матери, когда была взята Казань и Русь «приросла» Волгой во всей ее широте.

Немецкие репарации России актуальнее холокоста

(Zavtra.ru, 4.02.2015)

Депутаты Госдумы создают рабочую группу по предъявлению Германии иска по репарациям. Как отметил депутат Госдумы Михаил Дегтярев, с нашим союзником ГДР после войны было заключено соглашение о прекращении взимания репараций, с ФРГ и тем более объединенной Германией таких соглашений заключено не было. При этом, замечает Дегтярев, Германия выплачивала репарации даже странам, которых в войну вообще не существовало. Например, Израилю Германия безадресно заплатила свыше 100 млрд марок (€60 млрд) в рамках «возмещения национал-социалистических несправедливостей».

У России своя правда, и она должна быть донесена до каждого западного обывателя, а не только до политиков и дипломатов.

В течение двух десятилетий в постсоветской России целенаправленно пропагандировали тему холокоста, вводили специальные уроки и курсы в учебных заведениях, проводили мероприятия памяти холокоста и т. д. Делалось это с обоснованием профилактики националистических и фашистских настроений в обществе. Подобные мероприятия проводились и на Украине – причем там это делалось с несколько большим основанием, поскольку на территории Украины в 1941–1943 гг. имели место систематические факты преследования и истребления евреев. Однако события последних двух лет ясно показали, что профилактика нацизма на Украине не сработала. Что касается России, то эта холокостная кампания производила такое впечатление, что она ведется не в стране-победительнице нацисткой Германии, а в стране-виновнице холокоста.

Гораздо актуальнее для нас тема компенсации того ущерба, который нанес России гитлеровский вермахт и его союзники. Слава богу, эту тему подняли наконец-то наши депутаты. Надо сказать, что постановка вопроса о невыплаченных репарациях совершенно справедлива и обоснована с исторической точки зрения. Мы должны громко заявить о том, что невыплата репараций из Западной Германии являлась вопиющей несправедливостью и одним из инструментов начинавшейся против нас холодной войны. Львиная доля вины за эту несправедливость лежит на вчерашних союзниках по антигитлеровской коалиции – на США и Великобритании. Именно Трумэн и Черчилль, воспользовавшись смертью Рузвельта в 1945 году и потрясая оказавшейся у них новой дубинкой атомного оружия, фактически забрали назад обещания о репарациях, данные Сталину во время Ялтинской конференции, утопили эти обещания в дискуссиях.

Рузвельт в Ялте согласился с формулировкой Сталина о том, что «уровень жизни в Германии не должен превышать уровня России». В цифрах это означало, как тогда договорились, контрибуции в пользу СССР в размере 10 миллиардов долларов – товарами, оборудованием, приборами и рабочей силой. К 1945 г. потери Советского Союза были громадными. Западные регионы СССР лежали в руинах. Было разорено 1710 городов, 70 тысяч деревень, уничтожено 65 000 км железных дорог. При этом, несмотря на огромные повреждения, промышленный потенциал Германии не был разрушен (в 1945 году в результате анализа состояния дел в своей оккупационной зоне англосаксы были поражены количеством уцелевшего оборудования и пришли к выводу, что немецкая индустрия сможет очень быстро восстановиться).

Маловероятно, что нынешний Евросоюз станет всерьез рассматривать инициативу России. Если в 1945 году Запад проявил такую черствость и наглость, то сейчас, спустя 70 лет, ждать от них справедливости было бы наивным. Однако невыплаченные репарации должны стать для России настойчивым аргументом во всех спорах и дипломатических переговорах, касающихся построения новых отношений в условиях разгорающейся холодной войны 2.0. Запад должен забыть о том, что русские забывчивы и незлопамятны, – Западу необходимо постоянно напоминать о его вине и о его несправедливости. И даже если он со свойственным ему лицемерием и высокомерием внутренне не примет данных обвинений, он должен ясно понимать, что Россия не забудет и не простит предательства и обмана со стороны союзников в 1945 году.