Мурмания

Колено буквально горело, и Нина, приложив к нему руку, почувствовала липкую влагу кровоточащей раны. Попробовала наступить – больно, но терпимо, а значит, можно идти. Опираясь обеими руками о перила, Нина, оставив у их основания несколько кровавых отпечатков ладони, начала осторожно спускаться.

Миновав лестничный пролёт, она остановилась перед заваленным входом в подвал. В некоторой степени ей повезло, что дом оказался кирпичным – завал состоял в основном из отдельных кирпичей, а также их более мелких фрагментов, и разобрать его, таская по одному, представлялось вполне возможным даже для обессиленной маленькой девочки с травмой колена и предельным физическим истощением. Ведь у неё был стимул, и не один, а целых три. Кошки продолжали протяжно мяукать, чувствуя близость своего спасения. Нина тут же ощутила небывалый прилив сил, будто кошачьи голоса пробудили в ней второе дыхание (третье, четвёртое…), и, забыв о боли, она принялась за дело. Разобрав больше половины завала, она увидела просвет и тут же в него заглянула. Три кошки, как и предполагалось – пятнистая, трёхцветная и белая. Что-то вновь упало, на этот раз снаружи и, судя по звуку, с довольно большой высоты.

«Времени в обрез, здание вот-вот рухнет», – с тревогой подумала Нина и заметно ускорилась, не прекращая расширять просвет до тех пор, пока одна из кошек не смогла протиснуться в образовавшуюся щель. Это был кот, огромный белый кот с не менее огромными обезумевшими глазами. Следом за ним вылезла трёхцветная кошка. Третья мурлыка не торопилась. Нина заглянула внутрь ещё раз – пятнистая кошка лежала, прижавшись к стене, издавая протяжные жалобные стоны. Пострадала во время взрыва и последующего за ним обрушения домов? Заболела? Сошла с ума? Не важно. Некогда ждать, нужно что-то делать. Нина сбросила с себя плотное драповое пальто – так больше шансов протиснуться внутрь – и тут же устремилась в узкий проход. Там, где проходит кошка, человеку пройти нелегко, пусть даже этим человеком была худощавая и низкорослая девочка Нина Суари. Прорываясь внутрь изо всех сил, Нина почувствовала, как её кофта расходится на спине, а кожа обжигающе натягивается при каждом новом рывке. Осталось немного. Преодолевая боль, ставшую неотъемлемой частью этого дня, Нине всё-таки удалось протиснуться внутрь. Она буквально влетела в полуразрушенный подвал и тут же подхватила несчастную пятнистую кошку. В тот же момент за её спиной послышался треск, а вслед за ним раздался грохот рухнувшей стены. Девочка с кошкой в руках метнулась обратно. Вдвоём не пролезть. Кирпичи. Пыль в глаза. Кусок арматуры… в знакомой руке. Несколько мощных ударов расширили проход. Нина сразу же в него нырнула, и, в тот момент, когда стены подвала буквально сложились одна на другую, рука брата выдернула её наружу.

– За мной, быстро! – крикнул Антон и рванул вверх по ступенькам, таща Нину за собой, но та, к его удивлению, вырвалась резким движением плеча.

– Ещё две кошки! – раздался её голос у него за спиной.

Антон мгновенно обернулся:

– Что?!

– Две! Возле ступенек! Я быстро! Беги! – с этими словами Нина сунула ему в руки пятнистую кошку и устремилась вниз.

Здание гудело, сыпалось на глазах.

– Нельзя всех спасти! – крикнул Антон ей вслед, но понял, что она его уже не слышит.

Трёхцветная кошка и белый кот прижимались к ступенькам в безумном оцепенении в тот момент, когда Нина подхватила их обеими руками и рванула за братом. Антон, в отличие от своей младшей сестры, пришедшей сюда вслепую, точно знал, где находится выход, и их спасительный спринт оказался достаточно быстрым для того, чтобы покинуть здание до его неотвратимого разрушения. Выбежав наружу через ту часть дома, что обвалилась ещё во время грандиозного взрыва, разрушившего город, они продолжали бежать, пока Нина не упала на землю, схватившись за больное колено. В тот момент здание окончательно рухнуло.

Его грохот заглушил возгласы кошек, выскользнувших из Нининых рук, но заставил Антона остановиться. Он подбежал к сестре, помог ей подняться и, поняв, что опасность позади, неожиданно закричал:

– Это было глупо! Очень, очень глупо!

– Спасибо, братишка, ты вовремя успел, – виновато улыбнулась Нина, глядя в его глаза, полные отчаяния и недоумения.

– А я ведь говорил! Говорил, что пора со всем этим заканчивать! – не унимался Антон. – И что же сделала ты? Ты меня даже не слушала! Убежала, игнорируя каждое из моих слов. И к чему это привело? Ты чуть не погибла из-за трёх ободранных кошек. Ты спятила! У нас их сто шестьдесят восемь!

– И вовсе они не ободранные, – улыбнулась Нина и, наклонившись к трущимся о её ноги кошке и коту, принялась довольно наглаживать их вполне себе добротную шёрстку, а закончив с ними, стала гладить пятнистую кошку, ту, что всё это время находилась у Антона на руках, и вместе с тем серьёзно добавила: – А вот с ней нужно быть поаккуратней, она ранена и не может идти. Надеюсь, там, куда мы отправимся, ей помогут.

– А я надеюсь, что мы туда всё же отправимся так быстро, как это возможно.

– Да, ты прав, идём скорее, – согласилась Нина, после чего они, не желая терять ни секунды, двинулись обратно в сторону ДК.

Только теперь прояснившемуся Нининому взору предстала картина разрушенного города, которую раньше она могла себе только вообразить. Реальность превосходила всё, что могла нарисовать человеческая фантазия, хотя бы потому, что воздействие оружия, использованного инопланетным истребителем, разительно отличалось от действия своих земных аналогов. Похоже, большинство городских построек было не только разрушено, но и расплавлено, о чём свидетельствовали тонны застывшей смеси из камней и металла, растёкшейся по улицам города, расположенным в непосредственной близости от эпицентра взрыва. Подобные куски также торчали и в обломках разрушенных домов, торговых центров, школ и музеев, расположенных в разной степени удалённости от эпицентра, и можно было предположить, что в точке попадания инопланетного снаряда (снаряда ли?) земля со всеми стоявшими на ней зданиями буквально вскипела и, тут же затвердев, разлетелась по сторонам, снося на своём пути прочие сооружения в разных концах запустевшего города. Масштабы взрыва были просто катастрофическими, и Нина всю дорогу переживала за кошек, оставленных в ДК, и, несмотря на все заверения Антона о том, что кошки не пострадали, она спрашивала о них вновь и вновь практически каждую минуту. По дороге она также узнала, что взрыв был вызван атакой неведомого летательного аппарата, который, сделав своё дело, отправился далеко за город, откуда Антон и увидел точно такую же синюю вспышку, как и та, что разрушила город. По его словам, именно в этом направлении располагались оставшиеся люди, готовящиеся дать отпор грозящему вторжению. Теперь он больше не смеялся над их отчаянным безрассудством, просто сочувствовал.

– Как ты меня нашёл? – спросила Нина, когда они уже практически подходили к входу своего Дома Кошек, или попросту ДК.

– По отпечатку кровавой ладошки на перилах, конечно же. Ты ведь единственный живой человек в этом городе, не считая меня, – пояснил Антон.

– Да нет же, я не об этом. Как ты вообще нашёл тот разрушенный дом во всём этом кошмаре?

– Кошки… – после недолгих размышлений ответил Антон. – Мне кажется, я их услышал.

– Ты!? Услышал?! Да не смеши! Ты – и услышал! Нет, только не ты! Кто бы мог подумать! – она залилась звонким, почти истерическим смехом, а Антон не знал, что ответить, и только думал: «Она сошла с ума. Да и кто б не сошёл».

Оказавшись внутри своего убежища, брат и сестра собирались так быстро, как только могли. Было решено брать лишь самое необходимое. Самое необходимое, теперь уже в количестве ста семидесяти одного мурчащего создания, теперь напоминало единый организм, опровергая всем своим поведением знаменитое утверждение о том, что кошка гуляет сама по себе и является животным, неспособным действовать коллективно. Больше полутора сотен кошек выстроились перед выходом из ДК, лишь услышав от Нины решительную фразу: «А теперь все вместе быстро отсюда уходим». Даже у Антона, каждый день наблюдавшего то, с какой необычайной лёгкостью его сестра управляется с кошками, от удивления расширились глаза. Впрочем, он понимал, что позволить себе отвлечься на осмысление этого удивительного феномена в условиях всего происходящего было бы сейчас не меньшей глупостью, чем недавний поступок его одержимой Мурманией сестры. Он наскоро перевязал всё ещё кровоточащее Нинино колено, после чего отыскал один из ранее вынесенных из торгового центра пуховиков, ставший заменой драповому пальто, которого Нина недавно лишилась, и сразу же после того, как сестра его надела, поспешил к выходу. Нина же вместе со своим пушистым отрядом двинулась следом за ним.

Всё ещё открытый эвакуационный люк располагался в самом центре города или, если сказать точнее, того, что когда-то им было. Они двигались так быстро, как только могли, понимая, что спасительная дверь в загадочное подземелье может закрыться в любую минуту, и даже Нина, хромавшая на одну ногу, не отставала от своего брата ни на шаг. Ну а кошки… Они походили теперь на крыс, следующих за Гамельнским Крысоловом, только двигались они не по велению волшебной флейты. Для того чтобы разношёрстная мурчащая орава превратилась в организованный строй, потребовалось лишь намерение маленькой девочки. Может ли мания, пусть и с приставкой «мур» оказывать подобное влияние не только на одержимого ею человека, но и на животных, его окружающих, или же их подобное поведение стало следствием природного инстинкта к выживанию, заставившего столь безоговорочно довериться девочке, внешний вид которой так явно говорил о том, что ей самой нужна помощь? Быть может, кошки, чувствуя неминуемую опасность, ассоциировали возможность своего спасения именно с Ниной? Или же их аномальное поведение было вызвано причинами совсем иного характера, и этим причинам так и будет суждено остаться за пределами человеческого понимания? В любом случае, кошки шли ровным строем, след в след шагая за своими двуногими спасителями, и за весь путь ни единожды не отвлеклись от заданного маршрута.

Вскоре разверзнутая пасть – крыша подземного люка – показалась примерно в ста метрах от брата с сестрой и кошек, их сопровождавших. Путь в новую жизнь был всё ещё открыт и, похоже, ждал только их – не в меру задержавшихся гостей. Люк представлял из себя проход около пяти метров шириной, ведущий в глубь находящейся под пологим наклоном шахты, которая открывала, по всей видимости, дорогу в искусственно созданные пустоты земных недр, непроглядно тёмные и пугающие таинственностью своего происхождения. На поверхности крыши люка ещё оставались не обвалившиеся во время его открытия куски асфальта, перемешанного с землёй. Нина и Антон часто видели этот люк, проходя по городу, но, сколько ни пробовали туда заглянуть, так и не смогли различить там хоть что-то, кроме кромешной тьмы. Похоже, тайна подземелья и голоса, отправившего то грандиозное всепланетарное послание, скоро будет раскрыта, стоит лишь брату с сестрой переступить порог представшего перед ними прохода.

По мере приближения к люку Нина шла всё менее уверенно, спотыкаясь и хромая чаще и чаще при каждом шаге, сближающем их с заветными «вратами в новую жизнь».

– А что, если… кош-ш-ки… ещё остались в… дру-у-гих город-дах? – внезапно спросила Нина. Её голос колебался и дрожал в такт ещё более усугубившейся хромоте.

– Тогда им помогут не менее добрые люди, чем мы, – отмахнулся Антон, который смотрел сейчас только вперёд, опасаясь даже на мгновение выпустить из поля зрения конечную точку операции «Мурмания» – эвакуационный люк.

– Хорошо бы… – она говорила осторожно и нерешительно, будто сомневалась в принятом ими разумном решении. – Надеюсь, эти люди суме… Люди, смотри! – вдруг прокричала она, дёрнув брата за рукав в тот момент, когда толпа из нескольких десятков человек пронеслась перед ними. Люди, даже не обернувшись, метнулись в люк настолько быстро, что почти тут же исчезли из виду. Появление этих людей оказалось столь внезапным, что рассмотреть их детально практически не представлялось возможным, но всё же взглядам Нины и Антона удалось зацепиться за некоторые детали тех из них, кто скрылся в последнюю очередь. Антон узнал их – это были те люди, которых он видел за городом – ополченцы. Они были покрыты грязью, смешанной с кровью, проступавшей сквозь обгоревшую одежду, а от их былой храбрости не осталось и следа. Также Антон заметил, что сейчас «защитников Земли» было намного меньше, чем в его с ними первую встречу.

– Позаботятся, говоришь… – сказала Нина, глядя им вслед. Её голос при этом выровнялся и больше не дрожал.

– Некогда рассуждать! Они бегут не потому, что решили заняться спортом, – встревоженно ответил Антон и, осмотревшись по сторонам, в ужасе прокричал: – Там, вверху! Эта штука! Снова!

В тот момент в небе над люком пронёсся, оставляя в воздухе синий огненный след, всё тот же остроконечный летательный аппарат, чёрный, как сама тьма.

– Бежим! Он может вернуться! – прокричал Антон. С этими словами он устремился вперёд и, не колеблясь ни секунды, переступил порог спасительного люка. В тот момент рука сестры коснулась его плеча. Он повернулся, Нина оставалась снаружи.

– Я знаю, что ты скажешь и что подумаешь обо мне, братишка, – с оправданием в голосе сказала она. – Только не сердись. Я всё понимаю. Понимаю, что просить тебя остаться было бы совершенно неправильно и…

– Просить! Остаться! – недоумевающий голос брата прервал её из темноты.

– И я не прошу, – чуть с большей решимостью продолжила она. – Позаботься о них, а они… они позаботятся о тебе.

– Что? Нет! Я тебя здесь не оставлю! Я придумал эту игру, Мурманию, чтобы тебя повеселить! Забудь о ней, сестрёнка, это глупая игра! Теперь игры кончились. То, что творится вокруг, это не шутки! Это грёбаный апокалипсис! – кричал Антон в надежде образумить сестру.

– Мурмания – это не игра, – твёрдо произнесла Нина, а затем слегка улыбнулась и добавила: – Прости меня, братишка, надеюсь, скоро увидимся…

Сказав это, она побежала от выхода прочь. Антон хотел было последовать за ней, вернуть её, но стоило ему только попытаться сделать шаг, как все кошки разом вбежали внутрь прохода, заслоняя дорогу своими пушистыми телами. Сквозь всю эту суматоху он успел расслышать отдаляющийся голос сестры, прежде чем крыша люка внезапно закрылась перед ним, оставив его и всю кошачью ораву в полной темноте. Через мгновение Антон почувствовал, как пол под ногами неведомого сооружения пришёл в движение, увлекая его вместе со всеми кошками, должно быть, в самое сердце Земли. А в голове всё вертелась последняя фраза Нины, которую ему удалось расслышать перед тем, как крыша люка отрезала к ней дорогу: «На Земле ещё остались кошки! Остались кошки! Остались…» В отчаянии он принялся биться в стены подземного лифта, стремясь вырваться из него во что бы то ни стало, но, потерпев неудачу, без сил повалился на металлический пол, продолжая слышать: «Ещё остались кошки! Кошки! Кошки!»

«Ещё остались кошки», – эта мысль никак не могла покинуть Нину даже тогда, когда она побежала со всех ног, заметив возвращающийся остроконечный истребитель, который, судя по синим вспышкам за пределами города, сопровождаемым грохочущими звуками взрывов, только что совершил атаку на остатки загородного ополчения и теперь направлялся к развалинам города, дабы закончить начатое и окончательно сровнять их с землёй.

Красная полоска на горизонте ознаменовала завершение этой напряжённой ночи, которая должна была теперь перерасти в не менее напряжённое утро. На фоне рассветного неба чёрный истребитель выглядел ещё более контрастно, что как нельзя лучше подчёркивало всю его чуждость этому месту, да и вообще любому месту на этой планете. Весь его вид говорил о враждебности ко всей окружающей Земной атмосфере, из которой он выбивался настолько резко, что Нина почувствовала эту враждебность на каком-то подсознательном уровне, отчётливо понимая, что перед ней именно враг, заклятый враг, и никто иной. Девочке, всегда доброжелательной ко всем окружающим людям и животным, ранее не доводилось испытывать ничего подобного, и это пугало её не меньше, чем неминуемая опасность, нависшая над ней в этот момент. Она видела разрушения, видела людей, в страхе бежавших от неведомого врага, видела кошек, которые чуть не погибли по его же вине, но не испытывала к нему ни малейшей агрессии. Другое дело теперь, когда она увидела истребитель перед своими глазами. В тот миг всё изменилось. Сейчас Нина отчётливо понимала, что такое ненависть, и как бы она ни старалась отгородиться от этого столь не свойственного для себя неприятного чувства, все её попытки имели прямо противоположный эффект. Ненависть нарастала, и её невозможно было остановить. В какой-то момент Нине даже казалось, что вид этого истребителя пробудил в ней что-то более древнее, чем сам этот мир, что-то, не поддающееся никакому контролю и выходящее за пределы любых рациональных объяснений, что-то знакомое, будто смутная картинка одного забытого сна вдруг повернулась к ней изнаночной стороной, обнажая всю суть своего истинного значения, ранее сокрытого под наносной видимостью человеческого восприятия этого сна. Ощущение, что это всё же не её собственное чувство, а чувство кого-то другого, также не покидало Нину, но как бы то ни было, она была абсолютно не в силах бороться с ним, и через считанные мгновения весь этот эмоциональный накал вылился в конкретное действие – Нина остановилась в тот самый момент, когда истребитель оказался практически напротив неё, и бросила в него камень.

Камень, конечно же, не долетел, а истребитель пронёсся мимо, даже не восприняв маленькую девочку в качестве оппонента. Нина проводила его исполненным ненависти взглядом, когда он полетел в сторону уже закрывшегося эвакуационного люка, и почему-то улыбнулась, будто знала о том, что сейчас должно произойти. В ту же секунду крыша люка снова открылась, с мощным свистом выпустив сияющую ракету, прошившую истребитель насквозь, а после взорвавшуюся где-то за пределами облаков. Вслед за этим подобный свист раздался и далеко за пределами города, и залпы ракет, выпущенных из недр земли, подобно праздничному салюту окрасили рассветное небо своими ослепительно яркими вспышками. Нина смотрела и наслаждалась зрелищем, не в силах отвести от него взгляд.

В тот момент ненависть улетучилась, и её место заняло чувство неописуемой гордости за подобное оружие и его создателя, такое, как если бы Нина сама была ко всему этому причастна. «Это свои», – пронеслось у неё в голове на фоне мыслей о величии событий, начало которых ей посчастливилось засвидетельствовать в этот день.

Залпы затихли, и вместе с ними умолкли неведомые ранее мысли и чувства, а спустя несколько минут они и вовсе забылись, снова вернув Нину в реальность маленькой девочки, только что добровольно оставившей брата ради своей безумной Мурмании. Только сейчас она снова почувствовала больное колено и то, как ей сильно хочется есть, после чего двинулась в путь и побрела сама не зная куда, ощущая, как леденящий октябрьский ветер холодит её мокрые от проступивших слёз глаза.

Близился вечер, когда Нина случайно набрела на лагерь загородного ополчения. Тогда она увидела то, что осталось от группы людей, возомнивших, что они способны справиться с инопланетной угрозой, и увиденное могло бы её ужаснуть или же попросту лишить рассудка, оставив в памяти неизгладимые шрамы, что мучили бы её потом всю оставшуюся жизнь, являясь в ночных кошмарах картинами расплавленных фрагментов человеческих тел, и, скорее всего, так бы всё и случилось, если бы… Если бы Нина не настолько устала. Преодолев пешком путь в несколько десятков километров, она находилась в том состоянии предельного истощения, когда вся окружающая действительность выглядит так, будто затянута пеленой плотного тумана, и уже не воспринимается как что-то, имеющее отношение к реальности. Нина даже забыла о голоде, просто рухнула на землю и провалилась в сон.

Никаких картинок. Только голоса. Их много, и большинство из них звучат отдалённо. Среди них выделяются два, слышимых гораздо отчётливее других. Они похожи, будто это один и тот же голос, ведущий односторонний диалог.

…«Мех на руках… Откуда этот мех?.. Разве он был на них раньше?»… «Был, ты просто его никогда не замечала»… «А у него нету такого»… «Есть, просто слишком короткий и растёт вовнутрь»… «Это как?»… «Это бывает редко»… «Что бывает редко? Мех, растущий вовнутрь?»… «Нет, так, как у тебя, бывает редко. Почти никогда»… «И что же это? Почему? Почему это происходит со мной?!»…

Она подскочила на ноги и тут же стала обхлопывать руки, как будто пыталась с них что-то стряхнуть, а придя в себя, заметила, что её руки остались такими, как прежде – маленькими, смуглыми и покрытыми многочисленными ссадинами и мозолями.