Вирус забвения

Невероятно, он подобрал последовательность знаков в шифре! Лохлан отдернул руку и с удивлением посмотрел на собственные пальцы. Эти заскорузлые, ободранные грязные персты с обгрызенными и обломанными ногтями сотворили чудо? Нет, чудес не бывает. Есть случайность, теория вероятности. У каждого события во вселенной имеется своя вероятность. Пусть маленькая, но кто сказал, что этот единственный из миллионов шанс не мог выпасть сегодня?

Дверца открылась без единого скрипа, легко, словно перышко, – баварское производство. Стенки у сейфа толстые, сантиметров по пятнадцать, если не больше. Такие любой катаклизм выдержат.

Внутри было пусто. Чистые полки, два отделения, без единого намека на сказочные богатства, которые уже успела нарисовать фантазия Лохлана. Лишь небольшой твердый прямоугольник лежал точно по центру верхней полки.

Предмет не выглядел опасным, он казался знакомым, но пока Лохлан не мог вспомнить, что это такое. На ощупь прямоугольник оказался немного шершавым, толщиной в пару дюймов и неожиданно легким – не металл и не камень. И не пластик. Вытащив вещь наружу, в неверный свет сумерек, быстро тонущих в липком холодном тумане, Флетт присмотрелся: черная гладкая поверхность сверху и снизу и светлый, немного ребристый торец.

Внезапно нижняя часть прямоугольника выскользнула, и торец распался на целую кипу листов, разошедшихся веером. Лохлан вспомнил мгновенно – это была книга. Старинная, бумажная. Лет пятьдесят назад такими еще пользовались. Но теперь – откуда подобная архаика? Или храмовники не желали читать даже с экрана коммуникатора? Ведь «балалайками» они не пользовались принципиально.

На черной как смоль обложке не было никаких надписей. Ни нормальных, обычными человеческими буквами, ни таинственных, выполненных символами наподобие тех, что открывали дверцу сейфа. Лохлан полистал страницы. Текст набран латиницей, но как-то странно. Флетт остановил взгляд на словах, с которых начиналась первая открытая наугад страница. «Quand ris uvb ain tasec miem plus stonion pergut…» Бессмыслица какая-то. На каком это языке? Лохлан медленно перечитал слова, но ни в одном из них так и не нашел смысла. Разве что знакомый «plus» выбивался из общего ряда абракадабры. А дальше? Лохлан открыл книгу на первой странице. Напрягая зрение в стремительно сгущающемся мраке подступающей ночи, он вчитывался в непонятные строки, безрезультатно пытаясь найти в странных словах тайный смысл.

Когда он решил бросить это неблагодарное занятие, небо совсем потемнело. Вечером особенно ощущалось то, что мир переменился. Слишком велика была разница между тем, бурлящим, светящимся всеми цветами неоновых радуг миром Анклавов и этим – темным и мрачным, словно позабытое Средневековье. И здесь, на Пустыре, эта разница была еще более заметна: если в Эдинбурге все-таки имелись хоть какие-то островки света, то тут, на пепелище храма Истинной Эволюции, тьма царила первозданная. Первобытная тут была тьма, пугающая бездной опасностей, притаившихся в невидимых закоулках опустившейся на развалины ночи. Здесь сразу ощущалось, что человек – животное дневное. Откуда-то из давно позабытых уголков сознания выползали страхи, давно утраченные современным homo sapiens, страхи добычи, за века владения планетой возомнившей себя хищником.

Лохлан торопливо спрятал книгу во внутренний карман куртки, засыпал яму, на дне которой стоял открытый им сейф. Секунду подумал и, сбивая пальцы об острые осколки бетона, освободил оставшуюся открытой дверцу, чтобы захлопнуть – пускай следующий, кому посчастливится найти этот сейф, помучается, прежде чем узнать, что здесь уже побывал Лохлан. Все, теперь вроде никаких следов не осталось. Только труп, кучкой грязного тряпья лежащий в нескольких метрах отсюда. Но это ничего – все знали, что на Пустырь забредают только выжившие из ума бродяги, а этот «красавчик» без всяких натяжек тянул именно на такого. Так что никого особо не удивит, что подобный тип закончил свои дни на помойке, оставшейся от храмовников.

Книгу обязательно нужно спрятать, не стоит таскать ее с собой.

По Гарри Лодер Роуд неспешно брели двое. Оба пьяные вдрызг. Лохлану, перемахнувшему через разросшуюся живую изгородь бывших владений Мутабор, прятаться смысла не было – его все равно уже заметили. Флетт замер, потянувшись к ножу, совсем недавно упокоившему странного человека на Пустыре, но остановился: послышались голоса.

– Твою мать! – выкрикнул один из прохожих. – Смотри, мутанты из храмовничьего логова лезут!

Голос бродяги срывался на визг, было ясно как день, что он напуган до крайности.

– Где, где? – послышался второй голос.

– Вон, там, у ограды. Стоит, пялится. Бежим!

Послышались быстро удаляющиеся шаги. Второй бродяга постоял несколько секунд, бросил вслед товарищу что-то вроде «пить меньше надо» и припустил следом. Лохлан довольно улыбнулся. Нож не понадобился. К счастью – убивать сегодня Флетт больше никого не хотел.

Лучшим местом, где можно спрятать книгу, вне всякого сомнения, была территория Мутабор, Пустырь. Но возвращаться туда Лохлан не желал ни под каким предлогом. Так что придется искать схрон в цивилизованных местах.

Он опустил глаза и обнаружил в правой руке отсыревший листок, который обычно лежал в кармане куртки. И зачем он достал этот клочок? Взгляд упал на надписи, выведенные корявыми рукописными буквами.

2

Зажмурив один глаз, вторым он рассматривал на просвет стакан с виски. Мутноватое стекло, мутноватое виски… Город, раскинувшийся за треснувшим витринным окном кафе, тоже выглядел мутноватым. Впрочем, он таким был и без виски.

– Вот, – Элиот тыкал грязным пальцем в сторону окна, – вот это и есть современный мир. Тут у нас, говорят, не самый худший вариант.

– Все восстановят, – не прекращая созерцание самогона под названием виски, сказал Лохлан.

Элиот усмехнулся. Посмотрел на приятеля внимательным взглядом, словно видел его впервые, и рассмеялся в голос.

– Ты что, до сих пор не понял, что мир откинул копыта? – не переставая хихикать, спросил он. – Никто не будет ничего восстанавливать. Нечего восстанавливать, реанимация не поможет, труп уже начал разлагаться. Оглянись: на что похож нынешний Эдинбург? Это все останки, брат, недоеденная падальщиками мироздания плоть. Вот это мясцо, – он постучал пальцем по исцарапанной столешнице пластикового стола, – сгниет быстро, но кости еще останутся. Может, даже, хех, окаменеют. Станут пугать… да нет – пугаться-то уже будет некому.

Лохлан оторвался от своего занятия, перевел взгляд на смеющегося Элиота – ничего смешного в словах приятеля он не видел – и залпом выпил дерущее горло пойло. Внутри потеплело. Только виски и греет. Туманный Альбион и на самом деле был туманным, а теперь еще добавился пепел, прилетевший из раскуроченной вулканами Исландии. Только раньше это так не бросалось в глаза, когда даже в самом дрянном захолустье работало центральное отопление. Теперь здесь, на окраине, можно согреться только у костра. Да и то – костер тоже был редкостью: деревьев и до Катастрофы почти не было, так что жгли все, что удавалось найти, в основном вытащенный из развалин совсем уж бесполезный хлам.

Прав Элиот, сто раз прав. Мир мертв. Человек в клинической смерти еще какое-то время живет, может быть, даже думает. Но это лишь отсрочка: мозг думает, кишки дергаются, пытаясь освободить организм от дерьма, а сердце уже остановилось, оно больше не способно поддерживать жизнь.

Надо же, придумал – «падальщики мироздания». Раньше Лохлан за Элиотом такого не замечал. Хотя когда оно было, это раньше?

– Анклав-то стоит, – зачем-то сказал Лохлан. Ему не хотелось спорить, просто делать все равно было нечего. Отчего не послушать пустой треп Элиота?

– Боже, Лохлан! Да ты в окно посмотри, на улицу выйди, – Элиот поймал своего конька: о судьбах мира он мог говорить часами.

С Элиотом Каннингемом Лохлан познакомился пару недель назад. Или, может быть, немного больше – что-то последнее время память стала подводить. Этот полноватый, с копной спутанных светлых волос англичанин лет сорока пяти был завсегдатаем паба «Приют друида». Вроде бы именно здесь Лохлан и встретил его впервые.

Северные окраины Эдинбурга никогда не считались респектабельным районом. Соседство с портом ни в одном городе удачным не было. Сегодня от порта мало что осталось – Северное море имело не тот масштаб, чтобы породить волну, способную стереть Анклав с лица Земли, а залив Ферт-оф-Форт почти свел на нет невысокий водяной вал. Но хоть и небольшое цунами аккуратно вылизало все портовые и прибрежные районы. Если выйти на улицу и пройти два-три квартала на север, можно легко обнаружить границу, где волна потеряла свою разрушительную мощь и лишь легко прокатилась, затопив первые этажи зданий. Район, изобилующий всевозможными борделями и развлечениями – как законными, так и весьма сомнительными, – был разрушен почти полностью. Но на укладе жизни здешних мест это почти не сказалось – шлюх в развалинах, оставшихся там, без труда можно найти и сегодня.

Зона старых построек обрывалась резко, будто отрезанная острым ножом. Слишком заметна была разница между построенным до Катастрофы, и тем, что соорудили на территории, разрушенной цунами, нынешние бедняки. Бо?льшая часть портовой территории Анклава Эдинбург, издавна известная как Лейт, представляла собой покосившиеся старые дома и выстроенные из хлама, оставшегося после отката цунами, лачуги. Только южная ее часть, примыкающая к Даун Тауну, сохранилась в почти первозданном виде.

Вообще-то понятие богатства ныне стало смазанным и не совсем понятным. Лохлан представил картину – сидит верхолаз на горе Корковаду у обломков статуи Иисуса, смотрит на облизанные морем и разломанные землетрясением скалы, которые когда-то были Анклавом Рио, и упивается собственным богатством. Теперь богатство у того, у кого есть ресурсы. Нефть – в первую очередь. Но и самое простое, то, что, казалось, завоевано навсегда и дается почти даром: еда, вода, электричество.

Фабрики, производящие синтетическую еду, без электричества встали. Все встало без электричества – нефти мало, практически вся техника на электричестве работает. Точнее – работала.

– Ньюингтон на месте, – таким же безразличным тоном проронил Лохлан, кивнув в сторону маячившей из-за невысокой крыши близлежащего дома «Иглы». Разумеется, прежний лоск небоскреб давно утратил, оброс какими-то платформами и пропеллерами, некоторые стекла разбиты. Это все Лохлан знал. Но отсюда «Игла» выглядела почти такой же, как пару лет назад, до того, как мир здорово встряхнуло.

– Там даже электричество кое-где есть, – противореча собственной точке зрения, уныло напомнил Элиот.

Да, в Даун Тауне электричество было. В ограниченном количестве, конечно, не везде и не всегда, но было. Окраины власти тоже иногда баловали подключениями. Лохлан подозревал, что делают это они специально, чтобы держать граждан Анклава в курсе событий – каждый раз, когда включалась сеть, информационные каналы вещали однотипную пропаганду с призывами и обещаниями.

В целом в Лейте положение было еще не самым худшим: с востока бывшая территория Мутабор, где почти никого не осталось, с юга – спокойный и респектабельный Даун Таун, на севере плескалось море. Только раскинувшийся на западе Punkground представлял какую-то опасность. Однако жителям Punkground, никогда не отличавшимся излишней учтивостью, куда выгоднее было совершать набеги на близлежащие территории Британского халифата, изобилующие полями и, соответственно, основной ценностью нынешнего мира – едой.

Нельзя сказать, чтобы деньги превратились в ничто. В Ньюингтоне или в Thunderhall они по-прежнему ценились. Да и Лохлан, живя в Лейте, не отказывался от случавшихся заработков, не особо разбирая, что приходится делать. Вот как, например, вчера.

Лохлан резким движением сунул руку в карман куртки – листок с обрывком рекламы все так же лежал там. Заказ он выполнил, а вот денег не видать. И как их забрать? Да и у кого? Лохлан почувствовал, как неприятный холодок пробежал между лопатками снизу вверх, оставив неприятное ощущение жара на лице. Он не помнил, о чем говорилось в контракте. Помнил только, что взял лист с «Callboard», что там значились какие-то координаты. А если честно – он и этого не помнил, просто понимал, что должно быть именно так. Лохлан аккуратно развернул скомканный листок – промокший обрывок с непонятными записями от руки на полях. Попытка прочесть, что там написано, опять ни к чему не привела – эти каракули перевести на нормальный человеческий язык Лохлан был не в силах.

– Что это там у тебя? – заинтересовался Элиот. Толстяк уже давно допил свое виски и был не прочь выпить еще, но, судя по всему, финансы не позволяли. Чем зарабатывал на жизнь Каннингем, Лохлан не знал, да и не было ему это интересно. Точно так же он не планировал рассказывать о собственных занятиях.

– Так, ничего, – ответил Лохлан и прикрыл измятую бумагу ладонью. Потом решил, что скрывать здесь все равно нечего, и показал листок Элиоту. – Ты можешь прочесть, что здесь написано?

Каннингем повертел рекламу, всматриваясь в полустертые надписи. Губы его шевелились, шепча что-то совершенно неразборчивое, он щурил глаза, отодвигался назад, рассматривая листок взглядом заправского художника. Потом Элиот вернул волглый лист Лохлану.

– Флетт, зачем ты собираешь мусор? – На лице Каннингема легко читалось отвращение. Интересно, кем он был в прошлой жизни: вел себя Элиот вполне гармонично для Лейтовского антуража, но Лохлан замечал признаки того, что его приятель явно привык совсем к другому уровню комфорта.

– Это не… – а собственно, не рассказывать же ему о заказе.

Но как получить оплату? Лохлан никак не мог вспомнить, какие условия и места назывались в контракте. Тексту полагалось быть непрямым, только указания имени или внешности и место передачи денег. Или о чем там говорилось? Лохлан с силой сжал виски и потряс головой, словно надеясь, что это поможет вернуть провалившиеся в небытие воспоминания. Важные, черт возьми, воспоминания. Выходит, зря он того беднягу зарезал, за просто так бедолага сгинул.

Или не все так плохо? Наверняка стоило сходить на «Callboard», возможно, на этой бумажке ничего и не было написано об оплате. Так иногда делают – вторую часть контракта публикуют отдельно, чтобы не светиться. Риск, что тебя обманут, конечно, есть, но на самом деле мало кто кидает наемников – сегодня ты заказал, завтра тебя заказали.

Лохлан посмотрел на свое призрачное отражение в небольшом окошке паба. Темно-рыжие спутанные волосы, не очень длинная, но уже начавшая виться борода еще более яркого рыжего оттенка, лицо не очень чистое, глаза красные, не выспавшиеся, – в общем-то, нормальная внешность для мужчины средних лет. Но что-то в этой картинке Флетту не нравилось. Только он сам не мог понять что.

– Ты на «Callboard» сегодня ходил? – вдруг поинтересовался Элиот.

С чего бы это он? Или Лохлан что-то ему рассказывал? Флетт снова потер виски, но никаких воспоминаний об этом деле не возникло. Только вчерашний убиенный – страшный он был какой-то.

Нет, надо что-то делать с головой – Лохлан все чаще ловил себя на мысли, что не может вспомнить какие-нибудь события, происходившие буквально вчера. В основном это не особенно мешало, но бывали случаи… Как сегодня, например. Если он не вспомнит, что было в контракте, то не видать ему оплаты, как своих ушей. И чувствовать себя заказчик может вполне спокойно – Лохлан все равно не сможет найти того, о ком ничего не помнил.