Многовластие

– Таких недоказуемых положений в марксизме очень много. Я обратил внимание на то, что в таком обществе не будет конкуренции. А она, как известно, двигатель прогресса в современном обществе. И в бесклассовом обществе возможна соревновательная деятельность, но ее стимулы намного слабее, чем сила конкуренции.

– И еще, – добавил он. – Говорили тут о муравейнике. Обратим внимание, что выживаемость муравьев очень высокая. Они расселились по всему земному шару. Их количество исчисляется миллиардами, а может, триллионами. Стимулами существования у муравьев являются инстинкты. А что будет стимулом трудовой деятельности человеческих существ, если не будет денег и конкуренции? Попробую ответить на этот вопрос. Стимулом будет насилие, принуждение. Появятся карательные органы, обеспечивающие коммунистический принцип «кто не работает, да не ест». У людей нет муравьиных инстинктов. Люди больше любят отдыхать, чем работать.

– Тогда положение об отмирании армии и полиции становится фикцией, – воскликнул Почайкин.

– Подведем итоги, – сказал Володя. – Мы услышали уже три сообщения, позволяющие нам прояснить картину происходящего. Мы видим, что наиболее агрессивно действуют матросы Балтийского флота и солдаты Петроградского гарнизона, а также рабочие Петроградских заводов, направляемые большевистской партией. Их активность подогревается верой в возможность создания мифического коммунистического рая. Где же наше место? Быть на баррикадах? Но для этого надо уверовать в марксизм. Кроме того, мы не совсем подходим по своей классовой принадлежности. А может быть, по другую сторону баррикад? Вижу по вам, что материала недостаточно, чтобы сделать окончательные выводы. Впереди у нас будут еще сообщения.

Глава тринадцатая. Немецкие агенты

Три пушечных выстрела вселили немалый страх в ряды демонстрантов. Но их не слышали и не видели матросы и солдаты, напиравшие на Таврический дворец. Нужно было ввести в действие еще какое-то мощное средство. И этим оружием оказалось слово.

Было уже около пяти вечера. Натиск на Таврический все не уменьшался. Переверзев, находившийся недалеко от Никитина, вдруг спросил:

– Борис Владимирович, не будете ли возражать, если часть материалов ваших расследований об измене большевиков будет опубликована? Отправить в печать хотя бы то, о чем вы сегодня докладывали Половцову. Рабочие и солдаты поймут, кто ими руководит.

После недолгого колебания Никитин ответил:

– Абсолютно верно. Считаю опубликование своевременным. Эти материалы могут играть решающую роль в прекращении мятежа.

– Но подписывать вашим именем нельзя. Такое управление, какое возглавляете вы, не пользуется сейчас доверием в массах. Можно опубликовать от имени журналистов, например, Алексинского, депутата Первой думы, и старого шлиссельбуржца Панкратова. Они согласятся. Как вы думаете, создаст эта публикация благоприятную обстановку для ареста большевиков?

– Безусловно. Но дело срочное. Можно позвать моих людей и сразу приступить к арестам.

Неизвестно по какой причине, но в это время начали стрелять по дворцу. Огонь был открыт из задних рядов. Солдатам показалось, что к дворцу на его защиту шли Литовский и 176-й полки. Выстрелами они решили предотвратить помощь. Беспорядочная стрельба длилась не более получаса. В первых рядах стали падать раненые. Их несли во дворец. Началась паника. Кто был ближе к дворцу, устремились в него.

Зазвонил телефон. Никитин снял трубку:

– Якубович у телефона. Скажите, какое у вас положение?

В это время зазвучали выстрелы с улицы.

– Что у вас происходит? Кто стреляет?

Никитин не успел ответить. Раздался звон стекол выламываемого окна. В помещение влезали солдаты с винтовками. Среди них несколько матросов. Никитин подумал, что идут его брать. Но у пришельцев был помятый вид. Они влезали и спрыгивали на пол, пока их не стало человек тридцать. На лицах был страх. Уж не испугались ли они выстрелов сзади?

– Вы что же так поздно! – отругал их Никитин, делая вид, что принимает их за своих. – Мы вас ждем с утра. Кто же будет защищать верховную власть!?

Солдаты выражали послушание.

– Вот что, вы двое, – указал он на солдат, – защищайте окно, не допускайте более никого, а то нас всех передавят. Остальные пойдемте со мной.

Застигнутые врасплох солдаты и матросы предпочли подчиниться. Он расставил их на боевые места. Выстрелы неожиданно смолкли. В окно было видно, как разбегались в разные стороны группы людей. Среди них замешались и те, кто стрелял. Небо тоже подыграло защитникам. Начался дождь, настоящий ливень. Все искали укрытие от дождя.

Члены Воинской секции Совета собирались в зале. Настроение у них было подавленное. По-прежнему, у них не было защиты. Они понимали, что случайно получили передышку.

Между тем, по приглашению службы контрразведки в Генеральный штаб были приглашены представители нескольких полков гарнизона. Прибыло большое количество журналистов. Перед собравшимися выступил Алексинский.

– Мы имеем достоверные сведения, а также соответствующие документы о сотрудничестве большевиков с Германским генштабом. – В зале наступила гнетущая тишина. – Прежде всего, это показания прапорщика Ермоленко. Находясь в немецком плену, он согласился сотрудничать с германской разведкой. Ему было поручено агитировать за немедленное заключение мира с Германией. После переброски его через линию фронта он сообщил российскому командованию о своем задании. Он сказал, что такая же задаче была поручена немцами большевику Ленину.

Позже были обнаружены документы о получении большевиками от немцев крупных денежных сумм, – продолжил Алексинский. Деньги поступали по двум каналам. Первый – через немецкого банкира и социалиста Парвуса или Гольфанда. Другой – через швейцарского социалиста Карла Моора. В Стокгольме большевики имеют своих доверенных лиц. Роль посредников в переводах денежных средств принадлежит Якову Фюрстенбергу, другая фамилия Ганецкий, а также присяжному поверенному Козловскому и родственнице Ганецкого Суменсон.

Репортеры записывали все в свои блокноты, временами уточняя фамилии и цифры.

– Вы дадите нам возможность ознакомиться с документами? – спросил один из них.

– Безусловно. Хочу сказать, что это только часть тех материалов, которыми мы располагаем. Следствие продолжается.

Присутствовавший в зале Алексей был потрясен услышанным. Он поспешил назад в Таврический. Здесь уже получили разоблачительные материалы. Многие были шокированы. Но в целом, на лицах присутствующих заиграли улыбки. Было получено мощное оружие против большевиков.

В перерыве Алексей поделился своими мыслями с Еленой, которая почти не отлучалась из Таврического дворца.

– Теперь мне понятно, как небольшая партия в кратчайшие сроки превратилась в одну из сильнейших, – задумчиво сказал он.

– Конечно, – поддержала она его, – на выпуск огромного количества газет и журналов, печатание листовок, содержание партийного аппарата, многочисленных партийных помещений нужны большие деньги.

Между тем, приходили сведения о столкновениях на улицах. Огонь открывался отдельными шайками по толпе и прохожим. Стреляли у Николаевского вокзала, на углу Литейного и Невского. На Обводном канале и Литейном проспекте стрельба не прекращалась весь вечер. На Воскресенской набережной большевики дважды обстреляли Управление контрразведки. Кронштадские анархисты с чёрными значками стреляли из пулемета, установленного на автомобиле. Говорили, им померещились вдали казаки. Много было убитых и раненых. Все безвинно пострадавшие.

Правительственных войск нигде не было видно. Только Первый Донской казачий полк вышел на улицу. Из него иногда выезжали отдельные отряды. В один их них на углу Невского и Маховой была брошена бомба. Убито и ранено шесть человек и двадцать лошадей.

Большевики были фактическими хозяевами улиц в этот день. И что же? Партийное руководство явно не имело плана. С утра и до вечера носились по городу машины, наполненные вооруженными людьми. Куда? Зачем? Это было бестолковое броуновское движение. Огромные массы матросов, солдат и рабочих простояли на улицах и у Таврического дворца. Они не выставили ясной программы. День завершался.

Глава четырнадцатая. «Буржуины»

В эти тревожные дни Андрей все больше стал общаться с представителями деловых кругов Петербурга. Темой для разговоров была, конечно, экономика. Андрей любил свое дело, активно включился в программы правительства по милитаризации. Осваивал новое производство. Проводил в цехах целые дни, а иногда и ночи. Но вот теперь, когда его практически отстранили от своего дела, появилось больше времени для общения. В доме на Садовой он встречался со своим приятелем Никитой.

– Ну, садись, Андрюша, пообщаемся, – пригласил друга в кресло Никита. – Как жизнь в новом ранге? На тачке не вывозили?

– Пока бог миловал. Работаю по мере сил. Фабзавкомовцы взялись хозяйничать.

– И как, получается у них?

– Завод последние дни доживает. Каждый тянет к себе. Живут одним днем. О производстве не думают. Одни громкие слова.

– Чем хуже дела в стране, тем больше красивых слов.

– Мы оказались между двух огней. При царской власти мы, предприниматели, не имели равных прав с дворянами. Ничем не лучше теперь. Мы являемся гонимыми со стороны крепнущих социалистов.

– Признайся, положение при царизме было более благоприятным.

– Наш бизнес держится на базе частной собственности. Социалисты, особенно коммунисты, стоят за запрет её. Мало того, для них предприниматель, буржуй, враг номер один.

– И вот мы между двух огней. Причем второй огнь жарче. В нем и сгореть можно. – Никита разлил в бокалы легкое вино. – У меня почти такое же положение, как у тебя. Но у меня пока в моем подчинении бухгалтерия. Поэтому перечисляю некоторые суммы на поддержку Союзу офицеров и Торгово-промышленной партии.

– Как я понимаю, слой предпринимателей в нашей стране очень тонкий. Отстали мы от Запада по темпам развития. Разрушить предпринимательство не составляет труда. Разрушение уже началось. Мы встретили Февральскую революцию с восторгом. Надеялись на благоприятные изменения. Но реформы пошли не творческим, а разрушительным путем.

– Теперь в головы обывателей вдалбливается мысль, что мы – враги человечества. Какие же мы враги, если в отсталой России создали промышленность. За годы войны производство вооружений мы увеличили в два с половиной раза.

– Рабочие, которые выступают против буржуазии, всего лишь исполнители. А мы – творческая созидающая сила.