Место, которого нет

Через полчаса на свободном месте возле комиссариата 7-го округа припарковался красный спортивный автомобиль. Под завистливые взгляды курящих возле входа детективов молодой подтянутый человек хлопнул дверью машины и устремился в учреждение.

Майкла Винсент нашел в кабинете на втором этаже. Его друг сидел с унылым видом на потертом стуле возле не менее пошарпанного стола. Его всегда задорное круглое лицо заметно осунулось. Он исподлобья наблюдал за комиссаром, что-то строчившем на машинке Olivetti в лучах настольной лампы. Из-под усов комиссара торчала сигарета. Незажженная. Готье бросил короткий взгляд на Винсента и продолжил стучать пальцами по блестящим клавишам. Майкл, увидев друга, улыбнулся, но улыбка была не радостная, натянутая.

Винсент сел на свободный стул под стенкой. И пока детектив допечатывал «чистосердечное признание», «явку с повинной», «протокол следствия» или что-то иное, он беглым взглядом осмотрел помещение. Карта Парижа, истыканная флажками; несколько фотографий из богатой событиями жизни комиссара; пара дипломов и боксерские перчатки украшали одну стену. Другую занимал высокий резной шкаф с полками, заваленный папками и конвертами до самого потолка. В центре шкафа под стеклом в рамочке стоял портрет Эжена Видока[3 - Эжен Франсуа Видок – 23.07.1775 – 11.05.1857 гг. – французский преступник, ставший впоследствии первым главой Главного управления национальной безопасности Франции. Считается «отцом» уголовного розыска в его современном виде.].

Наконец детектив поставил последнюю точку и, вытянув бумагу, откинулся на стуле. Чиркнув спичкой, он прикурил и стал молча перечитывать написанное. Густой дым заклубился перед ним в лучах настольной лампы. Оба гостя молча ждали, когда хозяин кабинета удосужится обратить на них внимание.

Готье дочитал документ и передал его Майклу. Тот, сопя носом, стал изучать бумагу.

– Давайте выясним, с какой целью меня вызвали в столь чудесное место? – не выдержал Винсент.

– Сейчас и до вас дело дойдет, – бросил комиссар кратко.

Американец, поморщив лоб и почесав подбородок, закончил чтение.

– И? – спросил Готье.

– Ну… если…

– Так, тогда подписывайте.

Майкл вздохнул, нехотя взял ручку и вставил ее в чернильницу.

– Давайте, давайте, сейчас перейдем к вашему алиби.

– Алиби? – встрял в разговор Винсент.

– Ну, да, – промолвил его друг, – меня тут кое в чем подозревают.

– Ах да, вы же не в курсе, – комиссар повернулся к Винсенту. – У нас тут открылись новые обстоятельства. Очень серьезные. Во время проведения следствия на месте преступления нами была изъята ореховая трость…

– Альпеншток, – поправил его Майкл.

– Да, именно он. С латунным наконечником. Так вот, на нем в неровностях и впадинах обнаружены следы свежей крови. Видимо, в спешке пытались их стереть, но тщательности не хватило. На трости, то есть альпенштоке, присутствуют отпечатки пальцев двух человек. Одни, я так понимаю, принадлежат хозяину трости, а вторые, – он посмотрел на Майкла, – вашему другу.

– Я же уже объяснял. Да, я держал в руках этот альпеншток, когда Хельмут хвастал своим последним значком[4 - В то время на альпенштоки собирали и вешали специальные металлические значки из тех мест, в которых побывали.] из… – взволнованный Майкл чуть не проговорился про Альпенбург, но вовремя спохватился, – из гор.

– Не стоит так нервничать. Я вас еще ни в чем не обвиняю, а только высказываю подозрения. К тому же вы сказали, что на последние двадцать четыре часа у вас есть алиби от вашего друга. Это так? – и детектив опять обратился к Винсенту.

– Да, все это время мы провели вместе.

Комиссар многозначительно поднял брови и понимающе улыбнулся.

– Мы собрались по случаю моего возвращения из Танзании. Изрядно выпили, и он, естественно, остался у меня. А на следующий день мы пошли к Хельмуту.

– А кроме вас кто-то может засвидетельствовать все это?

Винсент задумался.

– Ах, ну да, как же! У нас в доме живет старушка, очень любопытная. Обычно она не пропускает ни одного важного события, происходящего в подъезде. Так что, я думаю, она сможет подтвердить день и время прихода, а также ухода Майкла. Тем более, что она обитает на нашей площадке, как раз напротив моей двери.

– Хороший свидетель. Грамотный. Надеюсь, он вам поможет. Если, конечно, следам крови не более трех дней. Но экспертиза все установит.

– А что, есть основания считать, что Хельмута стукнули тростью? – поинтересовался Винсент. – А где же, извините, тело?

– А тело завернули в ковер и вынесли. И если этот факт будет установлен, то вполне обоснованно можно полагать, что убийцу он знал. Следов борьбы то нет.

– Простите, но почему ковер, а не ковер-самолет или например…

– Молодой человек, если я что-то говорю, то делаю это отнюдь не огульно, – Комиссар раздраженно затушил окурок в стоявшей рядом пепельнице. – Ковер в кабинете был. Мы установили это в момент осмотра помещения. На полу осталась четкая линия от мусора, который из-под ковра не выметался.

Винсент взглянул на Майкла.

– Это правда?

Тот безвольно кивнул головой.

– Да, настоящий персидский ковер. Хельмут его купил на барахолке пару лет назад.

– Вот видите, предполагаемая картина убийства на лицо, – окончательно добил американца комиссар Готье, – так что молитесь Богу, чтобы кровь была свежая.

– И как долго нам ходить под этим дамокловым мечом? – не выдержал Майкл.

– Этого у нас во Франции не знает никто. Наша страна не из тех, где спешат, так что, извините, придется помучиться. На этом все, вы пока свободны, – детектив сделал особый упор на «пока». – Я имею ввиду вас, Майкл. Рекомендую быть всегда на связи. Мой телефон у вас есть, если куда едете, то будьте добры – перезвоните. Ваш у меня тоже имеется, если что, я вас вызову, а может…

Он недоговорил, но о чем он хотел сказать, оба гостя поняли без слов. Майкл с понурой головой вышел из кабинета. Винсент по-дружески обнял его за плечи. Глядя им вслед, комиссар Готье усмехнулся сквозь свисающие усы и потянулся за пачкой сигарет.

* * *

Шла третья неделя после злополучной несостоявшейся встречи. Несмотря на то, что считается – время лечит, а проблемы имеют свойство рассасываться, это был, совсем не тот случай. Майклу казалось, что пружина, наоборот, все сильнее сжимается, момент истины приближается, а его беспомощность лишь усугубляет наступление конца. От напряжения он перестал толком спать, скинул несколько килограммов веса, забросил дела, и лишь количество пустых пачек из-под сигарет неуклонно росло у него на подоконнике. Поэтому, когда в очередной раз они встретились с Винсентом, под робкой весенней тенью платанов бульвара Сен-Мартен, последний моментально почувствовал, что все плохо. Свернув в сторону улицы Ланкри, они дошли до Шато д`О и, сделав поворот, уже приближались к площади Республики. Все это время Майкл на вопросы друга отвечал односложно, никуда заходить не хотел, и даже чашечка кофе «о'ле» его не прельщала. В конце концов, француз не выдержал:

– Слушай, янки. Может, у вас в Америке и принято ходить молча по улицам, но для Франции это нонсенс.

Такое обращение на Майкла подействовало. «Янки» его Винсент еще не называл.

– Я, конечно, здесь пока еще в гостях, но зачем же так?

– А как ты хотел? Только янки может отказаться от чашки кофе, проходя мимо настоящего парижского бистро. А ну давай, выкладывай, что у тебя там?

– Меня мучает неопределенность. С одной стороны, я понимаю, что нахожусь под колпаком у вашей, – он сделал ударение на «вашей», – полиции, а с другой, меня грызут сомнения иного рода.

– Какого?

Майкл замялся, но взглянув на решительно настроенного Винсента, продолжил:

– Имел ли я право утаивать существенную информацию от Готье, если дал слово никому не говорить.

– Ты про Альпенбург? Я заметил, как ты замялся.