Луис сделал нетерпеливый жест. He проберет она его слезами! Но нет, она плакала искренно, от всей души, и слезы её прерывались тяжелыми стонами и нервною дрожью во всем теле.
Раскаявшись в своей грубости, Луис приказал кучеру остановиться. Они были за воротами города; на дороге не было видно ни одной души.
– Принеси воды… или чего-нибудь вообще. Барыне нехорошо.
И пока кучер бегал в соседний трактир, Луис пытался успокоить жену.
– Послушай, Эрнестина, перестань же плакать. Ну, ну, нечего. Это же смешно. Ты похожа на ребенка.
Но она не перестала еще плакать, когда вернулся кучер с бутылкою воды. В поспешности он забыл стакан.
– Все равно, пей прямо из бутылки.
Эрнестина взяла бутылку и. приподняла вуаль.
Муж хорошо видел теперь её лицо. Оно не было намазано и напудрено, как в те времена, когда она выезжала с ним в свет. Кожа её, привыкшая к холодной воде, была свежа и розово-прозрачна.
Луис не отрывал глаз от её очаровательных губ, с трудом охватывавших горлышко бутылки. Эрнестине было неудобно пить. Одна капля воды медленно катилась по круглому, очаровательному подбородку, лениво скользя и задерживаясь незаметными волосками кожи. Луис следил за нею взглядом и наклонялся все ближе. Она должна была сейчас упасть… вот падает!..
Ho капля не упала, потому что Луис, сам не зная, что он делает, принял ее на свои губы и очутился в объятиях жены, у которой вырвался крик изумления и безумной радости.
– Наконец то! Луис, дорогой!.. Я так и знала. Какой ты добрый!
И они страстно поцеловались с спокойным сознанием людей, которым незачем скрывать своей любви, не обращая никакого внимания на жену трактирщика, принявшую бутылку обратно.
Кучер, не држидаясь приказаний, погнал лошадей обратно в Мадрид.
– Наконец-то есть у нас барыня, – шептал он, стегая лошадей. – Живее домой, пока барин не одумался.
Карета катилась по дороге смело и торжественно, как колесница, а внутри неё супруги сидели, обнявшись, и глядели друг на друга страстными глазами. Шляпа Луиса лежала на полу кареты, и жена гладила его по голове и приводила в беспорядок его волосы. Это было её любимою ласкою в медовый месяц.
А Луис смеялся, находя в происшедшем особую прелесть.
– Нас примут за жениха с невестою. Подумают, что мы уехали из Питомника, чтобы быть наедине, без назойливых свидетелей.
Проезжая мимо церкви Святого Антония, Эрнестина, прислонившаяся головою к плечу мужа, выпрямилась.
– Посмотри, вот кто совершил чудо и соединил нас. Будучи барышнею, я молилась ему, прося дать мне хорошего мужа, а теперь он помог мне тем, что вернул мне мужа.
– Нет, жизнь моя, чудо совершила ты своею красотою.
Эрнестина поколебалась немного, точно боялась говорить, но потом все-таки сказала с хитрою улыбкою:
– Ох, голубчик, не думай, что я далась в обман. Тебя вернула мне не любовь, как я ее понимаю, а то, что называют моею красотою, и желания, которые она возбуждает в тебе. Но я многое постигла в эти годы одиночества и раздумья. Вот увидишь, мой дорогой. Я буду тебе хорошею женою, буду горячо любить тебя… Ты берешь меня, как любовницу, но ласкою и привязанностью я добьюсь того, что ты будешь обожать меня, как жену.