Шабаш Найтингейл

– Рыжеволосую Софи, да? – переспросил Джон, удивившийся было такому прямолинейному ответу, но прошло мгновение, и его лицо в очередной раз переменилось, став наигранно-сентиментальным. – Помнится, когда-то она была первой красавицей Хэксбриджа… Пока не спуталась с одним авалонским аристократом, поведясь на сказки о красивой и богатой жизни. А затем, как водится, осталась одна, с разбитыми мечтами и без средств, да еще и с ребенком на руках…

– Ее биография меня не интересует, Джон, – твердо проговорил Дрейк. – Но очень хотелось бы узнать местонахождение.

– Ты похож на Дориана гораздо больше, чем сам хочешь в это верить, – довольно рассмеялся Джон. – Соперничество между братьями – вещь вполне естественная, но она не отменяет всех схожих черт, которые с годами будут проявляться только ярче… Я помогу тебе. Свяжись со мной через пару дней.

– В чем же здесь для вас выгода? – не удержался Дрейк.

– В перспективе, Дрейк, мальчик мой! В перспективе! – вновь заулыбался Джон Киф, поднимаясь с места и протягивая ладонь для рукопожатия. – Когда-нибудь придет время, и ты станешь новым главой Штаба. И вот тогда, возможно, мне что-нибудь от тебя понадобится.

Растерявшийся, но не подавший вида Дрейк ответил на рукопожатие. Не сразу, но много позже, когда управляющий Рейвена уже ушел, он понял, какой именно подвох был скрыт в словах мужчины.

Ведь для того, чтобы стать главой Штаба, даже в перспективе, Дрейк должен сделаться членом Верховного Ковена. Но прежде чем это произошло бы, Дориан для начала должен был умереть. И Джон Киф явно знал о будущем гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд.

* * *

Дрейк размышлял о состоявшемся странном разговоре почти всю дорогу до работы. Для того чтобы хоть как-то помочь Деметре, он был готов связаться с таким типом, как Джон Киф, но это в любом случае не уменьшило бы долга за возвращенную жизнь брата.

Какую бы мысль ни пытался внушить управляющий Рейвена, Дрейк был уверен в том, что никогда не собирался претендовать на место Дориана. Разумеется, в далеких мечтах он представлял, как мог бы стать наследником титула, членом Верховного Ковена и одним из правителей. Иногда отчего-то даже казалось, что эта должность подошла бы ему больше. И не в пример старшему брату, у него имелось четкое представление о том, какие новые идеи можно было бы внедрить и какие шаги предпринять, чтобы жизнь на архипелаге улучшилась.

Конечно же, мечты оставались несбыточными, и думать сейчас следовало о другом. Например, о том, какие тайны были запечатаны в подземном хранилище двести с лишним лет назад. И самое главное, для чего?

Магистром в те времена, если память Дрейку не изменяла, являлся предшественник отца Джозефа Вайерда. Насколько было известно из учебников, мужчина запомнился всем неплохим человеком и желал миру магов и волшебников только добра. Что же могло заставить главу Ковена, ратующего за мир и процветание, скрывать от будущих поколений тот факт, что изменения в природе островов начались еще тогда, когда проклятия не было и в помине?

Взгляды и мысли современного Ковена тоже не были доступными для широкой общественности, и потому Дрейк совершенно не удивился, что позапрошлым вечером, после того как обнаружились интересные подробности в старых дневниках, Тэд Кларенс заставил всех архивариусов, участвовавших в исследовании, подписать особые бумаги о неразглашении. И не выпустил ни одного сотрудника за пределы библиотеки, пока это не было сделано.

Когда же Дрейк добрался до главной площади Эмайна, новый рабочий день давно начался. Однако он считал, что припозднился на вполне законных основаниях, учитывая, сколько сверхурочных часов пришлось отработать за последние дни. Тем более, на такой случай у него даже имелось поддельное разрешение, подписанное вместо магистра Ковена Леоном Бланшаром, которому отменно удавалось копировать чужие почерки.

Привычно пройдя по тесным коридорам здания, Дрейк спустился по нескольким винтовым лестницам в свое подземелье, где обнаружил, что зал архивариусов пуст. И это казалось необъяснимым, учитывая, что разбирать открытое хранилище они закончили еще вчера, а теперь должны были вернуться к своим столам.

Кратко оглядевшись по сторонам, он обнаружил в дальнем конце зала немолодого уборщика, счищающего потеки воска с одной из колонн. К нему-то и пришлось обратиться за разъяснениями.

– Сегодня жрецами был вскрыт еще один архив, на пару уровней ниже, мистер Далгарт, – хрипловато сообщил уборщик, поворачиваясь к нему. – Но где уж точно находится этот архив, мне неведомо. Все отправились туда.

Поблагодарив его, Дрейк пошел петлять по самым темным закоулкам древних катакомб, натыкаясь то на тупики, то на жутковатые заброшенные, затопленные, заваленные и осыпанные камнями помещения. Время уже приблизилось к полудню, когда он случайно увидел вдалеке свет и услышал голоса, которые чудом помогли найти искомое место. Нагоняя от начальника не помогла избежать даже липовая справка, и вновь младший архивариус был награжден сверхурочными часами с обязательной отработкой.

Архив, представший перед его глазами, в общих чертах мало отличался от предыдущего, но выглядел намного старее. Дрейка ждали несколько залов с высокими сводами и удерживающими их колоннами с капителями, опутанными паутиной. Стены, испещренные трещинами, с кусками отслоившейся штукатурки уже не могли составить верного представления о былой красоте помещений – она была утрачена навсегда. Рассохшиеся полки стеллажей и шкафов едва удерживали вес необъятных манускриптов, многие из них опасно провисли, а другие и вовсе обвалились.

К счастью, и это стало немалым утешением, Дрейк пропустил неприятную часть работы, связанную с уборкой, и впервые увидел архив уже хорошо освещенным, прибранным и готовым к исследованию. Навскидку он мог отнести хранившиеся в нем массивные рукописи и хрупкие пергаментные свитки к семнадцатому веку, а это значило, что осматривать их надлежало максимально аккуратно и не торопясь.

Впрочем, глядя на суетящихся под пристальным надзором виконта архивариусов, говорить ни о какой аккуратности не приходилось. Все происходящее напоминало настоящий хаос, сборы перед предстоящим бегством и вовсе не походило на полноценную научную деятельность. Кожаные переплеты торопливо извлекаемых томов отчаянно скрипели в знак протеста, свитки шуршали и нещадно крошились, однако, несмотря на это, в итоге оказывались небрежно сложенными в коробки и ящики для дальнейшей транспортировки.

– Вы должны осмотреть все источники до полуночи и принести мне максимально подробные отчеты, – командовал Тэд Кларенс. – Надеюсь, что каждый из вас понимает, насколько важен ваш труд. И как многое сейчас зависит от его результатов.

Пробираясь через толпу нагруженных сверх меры коллег, Дрейк проскользнул в соседний зал, где было немногим свободнее. И не успел он выдохнуть, как почти сразу кто-то толкнул его в плечо, а затем впихнул в руки большой деревянный ящик со свитками.

– Опаздываешь, Далгарт, – недовольно пробурчал Леон Бланшар, который, как всегда, находился на рабочем месте и в гуще событий.

– Опаздываю куда? К чему такая спешка? – нахмурившись, уточнил Дрейк, на автомате следуя за другом к выделенному им месту на лавках в углу. Честь сидеть за столом в этот раз перешла к коллегам. – Не связано ли это с теми документами, что нас обязали подписать?

– С ними тоже. Только я советовал бы тебе чуть понизить голос, – сказал Леон, сам при этом стараясь говорить как можно тише, а после и вовсе переходя на шепот. – До Верховного Ковена доходят некоторые вести «сверху». Ночью я подслушал разговор между Ричардом Хаттоном и моим дедом. В правительстве боятся, что у них осталось совсем немного времени, чтобы что-то предпринять. Но для этого нам нужно выяснить как можно больше…

– О проклятии, которое началось гораздо раньше, чем все думали? – спросил Дрейк, осторожно опуская ящик с хрупкими историческими источниками на лавку и садясь возле них.

– В том-то и дело, – совсем уже неслышно прошептал Леон Бланшар. – В Ковене считают… и это, конечно, пока только домыслы и непроверенные факты…

– Что именно, Леон? – поторопил его Дрейк, начиная нервничать.

– Они считают, что чары, наложенные Антуанеттой перед ее смертью, были направлены только на темных магов и колдунов. Исключительно на них, – поднял взгляд Леон, словно бы решившись. – Сам Нью-Авалон никогда не был проклят, а на его природу повлияло нечто другое.

* * *

Патриция Альфано захлебывалась в тревожных сомнениях. Она металась как загнанный в ловушку зверь, без толку шатаясь по улицам и нарезая круги по центру Эмайна, вместо того чтобы совершить одну простую и в то же время совершенно невозможную вещь – подняться на крыльцо лечебницы мистера Флеминга и открыть дверь.

Рицци заходила во всевозможные лавки и нарочно вступала в длинный диалог с продавцами, прося рассказать их подробнее о «вот этих великолепных тканях» или достать и показать ей «ту безделушку, с самой верхней полки». Она купила совершенно ненужное антикварное трюмо, которое не подошло бы к интерьеру ни одного из ее домов или замков, заказала себе новый магический амулет в виде серебряного колье «на всякий случай» и даже посетила консультацию у парфюмера на тему выбора идеального аромата духов для посещения различных торжеств.

Надеясь склеить старые трещины в душе при помощи импульсивных покупок, Патриция видела перед глазами лишь злосчастную дверь лечебницы, куда не собиралась заходить, и понимала, что выбранная стратегия не работает. Даже вышла из дома она в этот день понапрасну.

Погода тоже, как назло, выдалась пренеприятной. Точнее, очень даже приятной, относительно теплой и безветренной, идеальной для прогулок по старинным кварталам для всяких безмозглых парочек, то и дело встречавшихся по пути… Но только не для отчаявшейся маркизы. Все эти влюбленные, как назло, выползли отовсюду, из всех щелей, словно уже наступило четырнадцатое февраля, до которого оставался еще практически целый месяц, и ничего кроме отвращения внушать не могли. Глядя на них и проходя мимо, Рицци нарочно цепляла на лицо надменно-презрительное выражение, которое из-за частых тренировок выходило у нее ну очень уж выразительным, и повторяла себе, что никогда не желала бы оказаться на их месте.

Но главная проблема заключалась в том, что ей хотелось. Хотелось неловких первых свиданий в дешевых кафе, букетов цветов и дурацких плюшевых медведей, и романтических прогулок за ручку под луной, как бывает у всех подростков. Размышляя об этом, Патриция чувствовала только боль и злость. Она уже далеко не подросток. И… она все пропустила.

Первый ее поцелуй случился в двадцать пять лет с человеком, который даже не догадывался о том, что Рицци его поцеловала. Он наверняка совсем не помнил ее и не ждал. И не факт, что вообще находился до сих пор в лечебнице Флеминга. Возможно, его отпустили домой или перевезли в одну из больниц земного мира…

Патриция сдерживалась как могла, чтобы не зареветь и не разнести полквартала, как настоящее чудовище, которым она и являлась. Отвратительная уродина в красивой маске, которую не исправят ни серебряное колье, ни даже подобранные профессионалом идеальные духи. Она пообещала Деметре покончить с глупостями и не портить себе жизнь. Знала бы дорогая подруга о том, что ее жизнь никогда толком и не начиналась…

Однако чертова надежда назойливым ручейком продолжала точить окаменевшее сердце, словно шепча: «Что же тебе в таком случае терять? Попробуй еще раз, самый последний… А что, если получится?»

Это проклятое, ненавистное «а что, если», о которое она обламывалась каждый раз, когда подходила, улыбалась, писала очередному лицу противоположного пола… Сколько специалистов было посещено, сколько научных книг просмотрено… Упорство привело только к одному – весь Нью-Авалон узнал о ее специфической проблеме. И гребаная надежда была права только в одном: терять Рицци Альфано и в самом деле было нечего.

Вздохнув и впившись до крови ногтями в ладони, она все же ступила на первую ступеньку лечебницы, поднялась, потянула на себя ручку двери и вошла внутрь. Единственным решением, чтобы избавиться от раздражающих мыслей о Шерле Прамнионе, ей представлялось поскорее стать отвратительной и для него тоже. Только так можно было покончить с этим и существовать дальше, по-прежнему стабильно и спокойно ненавидя весь мир.

– Подскажите, ваш пациент… – начала Патриция сдержанно, как могла, подходя к регистратуре.

– О, здравствуйте! Вы спрашиваете о Шерле Прамнионе? – приветливо поинтересовалась та самая медсестра, которая встретила их с Деметрой в прошлый раз. Подумать только, как будто иных медсестер в этой лечебнице не имелось! – Он чувствует себя вполне неплохо и будет очень рад вас видеть, если вы этого пожелаете, миледи!

– Проводите меня к нему, – смиряясь со своей участью, сказала Рицци.

Бывший глава светлых выглядел действительно неплохо, в чем она смогла убедиться лично через несколько бесконечно долгих минут, потраченных на путь до его палаты.

Шерл понравился Патриции с первого взгляда, еще в тот момент, когда она увидела его на собрании Верховного Ковена. Некоторые черты, вроде темной бронзовой кожи, сразу выдавали человека с индийскими корнями, другие же – например, прямой нос или совершенно европейский разрез глаз и радужка с синими отблесками – указывали на явное смешение кровей. Таких людей с уникальной и запоминающейся внешностью сложно было встретить не то что среди аристократов Нью-Авалона, но даже среди жителей всего архипелага.

Кто-кто, а Рицци уж точно умела выбирать из толпы самых привлекательных и труднодоступных мужчин, чтобы как можно скорее переболеть ими, словно тяжелой, но недолгой болезнью. Первым был Дориан Далгарт. А теперь…

– Доброго дня… мисс Альфано? – прервал поток ее мыслей вклинившийся бархатистый голос, и Рицци обнаружила себя вот уже как несколько секунд стоящей на пороге палаты и откровенно пялившейся на полусидящего на кровати Шерла.

– Доброго дня, мистер Прамнион, – поспешно ответила она, делая голос холодным и твердым, как лед. – Мне было поручено навестить вас от лица Верховного Ковена, справиться о самочувствии и заверить в том, что все искренне рады вашему чудесному возвращению.

– Такому ли чудесному, мисс Альфано? – вкрадчиво спросил Шерл Прамнион, и сердце Патриции кольнуло. Не мог ведь он в самом деле помнить, как она приходила к нему и как она… О боги! – Прошу вас, задержитесь ненадолго, раз уж пришли. Гостей у меня здесь бывает немного.