Аудиокнига Неизвестные письма к брату Тео

Когда впоследствии я создам лучшие свои работы, я буду работать не иначе, чем теперь. Это будет то же яблоко, но более спелое. Если я ничего не стою сейчас, то ничего не буду стоить и потом, а если буду стоить потом, то стою чего-то и сейчас. Рожь всегда рожь, хотя бы вначале она и казалась горожанам травой.Думать о себе, как о художнике, чье творчество непременно (пусть нескоро) найдет признание, а может быть переживет тебя - это нормально. Но мог ли ожидать такого интереса к себе, какой заставит сотни тысяч человек в огромном мире через полтора столетия читать и слушать письма к брату Тео? Наслаждаясь слогом, восхищаясь точными емкими формулировками, находя параллели в собственной жизни. Обретая веру, что все не напрасно.Про "слушать" сказала неслучайно, не знаю, как обстоит дело с аудиокнигами на других языках, но русскоязычному читателю повезло, обе книги: "Письма к брату Тео" и "Неизвестные письма к брату" есть в формате аудиокниг, прочитанные лучшим, на мой взгляд, чтецом Игорем Князевым. Его сдержанная, интеллигентная, внутренне драматичная исполнительская манера как нельзя лучше отвечает требованиям, предъявляемым этими текстами.Сегодняшний успех Винсента ван Гога как квинтэссенция судеб прозябавших в нищете и безвестности, непонимаемых и гонимых творцов, которых оценили значительно позже. А все же, что такого в его картинах, с неказистыми людьми и странными пейзажами, что заставляет рафинированных искусствоведов, сплошь юношей и барышень из хороших семей, млеть от восторга? У условного пролетария тоже найдет отклик: "Наш человек, накушался абсента и отрезал себе ухо"По поводу уха (на самом деле мочки) и абсента, равно как на тему Сотбис с Кристис и "Маков" с "Подсолнухами", которые сегодня продаются за немыслимые деньги - все так. Может потому ван Гог столь притягателен, что он воплощенный оксюморон. Родился в богатой семье, но жил на грани нищеты. Художник самоучка, не имевший академического образования. Неудобный и неприятный в общении, был жалостлив до болезненной нежности к сирым и убогим. Неряшливый в быту, писал идеальные по стилю и отточенности формулировок письма.Как раз письма могут стать ключом к разгадке личности художника и его успеха. В них маниакальная одержимость работой, постоянные поиски цвета, света, изобразительных средств, эксперименты с живописными техниками, непрерывный автодидакт. В них ужас погружения в чуждую среду, общения с людьми, по определению не умеющими понять тебя, которых учишься любить, зная: не полюбив обстоятельства нынешней своей жизни, не сделаешь того, что должен, да просто свихнешься. При этом вселенское одиночество, когда никого, с кем мог бы перемолвиться словом на одном с собой языке. Отдушина, единственная связь со своим миром, частично отверженным тобою, большей частью отторгнувшим тебя - эти письма. В них раскрывается душа, а мозг перестает на время функционировать в режиме Гулливера в Лилипутии, им поверяешь надежды, в них прорывается порой отчаяние, но ими же возвращаешь себе внутреннее равновесие. В сборник вошли письма раннего периода творчества художника, времен"Едоков картофеля" и "Старой церковной башни в Нюэнене", частично захватив период его антверпенского ученичества. В сравнении с каноническими "Письмами к брату Тео", это более личностный, интимный, менее причесанный пласт семейных отношений. Здесь порой проскальзывают упреки и обиды, здесь Винсент позволяет себе укорять Тео в том, что тот мало делает для его продвижения.Но это исполнено такой трепетной любовью к своему ремеслу, такой немыслимой увлеченностью, в сегодняшних терминах мы назвали бы его гиком, имена Коро, Милле, Лермита повторяются как заклинание. Такое желанием научиться и стать лучшим, вместе с иррациональной верой, что уже теперь служишь высшему предназначению. Идешь своим, одному тебе назначенным небом путем. И да, они прекрасны, эти письма.