– Говорю, там домашний квас, – кисло произнесла Даша. – На меду. Степа сама делает, говорит, полезно для здоровья.
– Если полезно, то давай наливай, – покорно согласилась Евгения, подвигая большую глиняную кружку и активно жуя. – Сейчас попаримся, поужинаем, выспимся, а там утро вечера мудренее, может, какое озарение наступит или мир перевернется.
– Все в чудеса веришь, оптимистка, – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказала Дарья, разливая по кружкам темную, пахнущую медом густую жидкость. – Я тут подумала, что раньше у меня не было работы, ну я имею в виду по специальности, но была личная жизнь, у тебя всегда была работа и практически никогда личной жизни, те редкие «недоразумения» или, как ты говорила, «мимолетные увлечения» не считаются. Теперь у меня тоже нет личной жизни, и работы тоже нет…
– Могу тебя успокоить, – запив квасом последний кусок бутерброда, прервала ее Евгения, не дав закончить мысль, – я в понедельник собираюсь, ну во всяком случае собиралась до общения с тобой, писать заявление об уходе, и личная жизнь у меня по-прежнему по нулям. Сразу отвечаю, пока ты не спросила, почему увольняюсь. Отвечаю. Мне не нравится, что без моего спроса копаются в моих вещах и пользуются ими. Как это ни смешно звучит, но я брезгливая; мне не нравится, когда роются в моих документах, вскрывая мои папки в компьютере, и даже не думают извиняться, когда попадаются на этом; я испытываю «испанский стыд», когда мне лгут в глаза, даже не заморачиваясь, чтобы ложь хотя бы немного походила на правду, мол, и так пройдет, типа «пипл схавает»; мне не нравится, когда меня унижают по поводу и без повода…
– Тебе сразу говорили, что ты там не приживешься, – не дала ей закончить Дарья и залпом опорожнила свою чашку. – Из стаи белых ворон выбивают первыми, если свои раньше не заклюют. Ты еще долго продержалась. И какие планы? Если, конечно, не секрет?
– От тебя, и секреты? Шутишь? Вот и нет никаких планов, – мрачно улыбнулась Женя и потянулась за новым бутербродом, – пока обнадеживает одно, вижу свет в конце тоннеля…
– Положи бутик, и хватит трескать, – Дашка шлепнула ладонью по зависшей над тарелкой с бутербродами Женькиной руке. – Про свет в конце тоннеля – это, конечно, здорово, но смотри, как бы он не оказался светом идущего навстречу поезда. Но, в общем, мы с тобой молодцы, быстро со всем расправились: я с личной жизнью, ты с работой! Не, действительно, просто красавы! Столько лет складывали свою жизнь по кирпичикам, а потом – раз – и даже фундамента не оставили. Крутые мы с тобой.
– Ага. Даже спорить не буду, – согласилась Евгения, с демонстративной тоской глядя на бутерброды. – Дашь, а ты своего, ну если вдруг он надумает вернуться, «поймешь и простишь»?
– С чего бы это он возвращался? – у той от удивления округлились глаза, – а потом, в моих правилах решать проблемы по мере их поступления.
– Мудро, очень мудро, а главное, доходчиво и исключает возникновение новых вопросов и дальнейшее развитие этой темы.
– Э, барышни, – в полуоткрытой двери появилось пурпурное, как зрелый украинский помидор, лицо Степаниды, – не хочу вас э… не знаю, шо прямо сказать – чи пугать, чи расстраивать, но бани сегодня нэ будэ… Дело, як бы то сказаты мягче… Ну, там в бане, ну не в самой бане, а в предбаннике лежит труп… и он того, еще теплый, но мертвый, пульса нет и много крови… Степанида как-то горестно вздохнула и тяжело осела на стул, стоявший возле двери.
– У тебя руки в крови, – громко сглотнув горькую слюну, нервным шепотом произнесла Евгения, – это ты его… того…
– Ни, це я пульс у него шукала, – ответила Степа, с удивлением рассматривая испачканные руки, – вот недавно цего там не было, а теперь вин там е.
– Это нам с тобой, Женечка, «до кучи», – в украинской тональности добавила Дарья, медленно поднимаясь из-за стола. – Ну что, подруга, пойдем, глянем на тело… Может, его еще можно реанимировать… И, наверное, надо полицию вызвать.
– Нечего там реанимировать… Он там зовсим мертвый… – Степанида вытерла фартуком лицо и тяжело поднялась со стула, – вы… того… идите, а я полицию вызову.
– Степанида Матвеевна, а может, вы пошутили, – на всякий случай поинтересовалась Евгения и, не дожидаясь ответа, тут же переключилась на Дарью. – У тебя случаем в полиции знакомых нет, а то ведь могут сказать, что это мы его дружненько прирезали.
Но его не прирезали. Ему размозжили голову.
Размозжили крупным булыжником, который оставил в области его затылка большую кровавую вмятину и теперь аккуратно лежал рядом с телом, весь перепачканный смесью крови и вещества коричневатого цвета.
– Судя по диаметру раны и ее глубине, искать у него пульс не имеет смысла, – холодно резюмировала Дашка, – интересно, кто это может быть.
– Одет неплохо, ты его не узнаешь? – Евгения склонилась в три погибели, стараясь рассмотреть лицо трупа, – лет тридцать, может, меньше, но уж не больше – это точно. Как думаешь, зачем он здесь?
– Ну, если он пришел сюда живой, это один вопрос. Тогда почему он сразу пошел в баню, а не в дом к хозяевам, как обычно поступают нормальные люди, а вот если он сюда попал уже в качестве трупа – это совершенно другое дело…
– Он точно пришел сюда сам и живым, если бы его сюда притащили в качестве тела, то убийце пришлось бы возвращаться на место преступления, чтобы принести сюда орудие убийства. А им, несомненно, является этот окровавленный булыжник. Евгения, выпрямившись, замерла с задумчивым видом. – Как-то это все странно… И где убийца мог взять этот булыжник? Не с собой же принес?
– Согласна, подруга, но думаю, что мы с тобой, пока еще окончательно не затоптали следы и не наставляли своих, давай, всякие там предположения, дедукцию и разные криминалистические изыски оставим профессионалам, то бишь полиции.
– Вызвала, уже вызвала. Сейчас приедут, – подойдя к ним и переведя дыхание, сообщила Степанида. – Ну чего, тело все-таки мертвое или будете оживлять?
***
Дело близилось к утру, когда уехала полиция и увезла с собой орудие преступления, предварительно упаковав его в пакет, тело неизвестного забрала особая команда, прибывшая чуть позже основных сил. Документов при погибшем не оказалось, и никто из присутствующих в доме не смог его опознать.
Степанида вызвала на помощь дядю Васю, который, узнав, что произошло, даже не смог произнести свой коронный «пердюмонокль», застряв где-то на первом слоге. Пока они наводили порядок, уничтожая следы пребывания славных правоохранительных органов, Дарья неприкаянной тенью следовала за ними, больше мешая, чем помогая, и давала «ценные» советы. Первой не выдержала Степа.
– Евгения Павловна, Христа ради, заберите вы ее отседова. Ну ведь зовсим замучила нас своими указками.
Долго упрашивать Женю не пришлось: подхватив под руку вяло упирающуюся Дашку, она быстро увела ее в дом.
– У тебя такой вид, будто ты только что потеряла скопом всех своих родственников. Даша, так нельзя. Мы этого убитого не знаем и никогда его не видели, во всяком случае живым. И теперь его проблемы – это проблемы полиции. Евгения разлила свежезаваренный чай по чашкам и вдохновенно продолжала: – Сама сколько раз говорила: «есть проблемы – решаем, нет проблем – ищем и решаем, а если найти их не можем – расслабляемся и получаем от жизни удовольствие».
– Женя, мы даже до второго пункта ни разу не доходили. Всегда застреваем на первом. Может, с нами что-то не так?
– Поэтому, учитывая складывающиеся пока, повторяю, «пока», не в нашу пользу обстоятельства, – не слушая жалкий лепет подруги, Женя развивала свою мысль дальше, – предлагаю сразу начать с третьего пункта. А именно. Сейчас выпьем чай. Я заварила специальный успокаивающий сбор из крымских трав. Не знаю, что там они добавляют – гашиш, анашу, марихуану или коноплю, а может, все вместе взятое. Но с ног валит сразу…
– Какой гашиш и марихуана? – тут же вернулась к действительности Даша. – Ты что, действительно наркотики заварила?
– Дашенька, солнце мое, ты вменяемая? Какие наркотики? Там мята, хмель, мелисса и еще множество других трав, о которых я слышала первый раз в жизни. Они смешаны в таких пропорциях, что одна чашечка может слону обеспечить восемь часов здорового, полноценного сна.
– Женька, это, наверное, возраст, – сделав пару глотков ароматного напитка, задумчиво произнесла Дашка. – Раньше «коньячок под шашлычок вкусно очень», а теперь медовый квас и отвар из трав.
– О, да, – протянула та, – а на ночь – стакан ряженки. Надо будет Степе сказать, чтобы купила.
– И шо вам ще не хватает, – возмутилась, как всегда вовремя появившаяся Степанида. – Дом – полная чаша, только птичьего молока нема, а им усэ мало… А чем цэ у вас пахнет. Такой дух хороший.
– Это Женька успокоительный чай из Крыма привезла. Налить?
– Ни, позже. Как все там закинчим, а то прямо туточки усну. Я лучше квасу сейчас Василий Ивановичу знесу. Он ще там в предбаннике пол отшкребывает.
– Теперь слушай меня внимательно, о вместилище вселенской скорби, – вдохновение Евгению не покидало, и, как только Степа покинула веранду, ее вновь понесло. – Сейчас мы допиваем чай и отправляемся спать. Проснувшись, приводим себя в порядок и едем к Елене прекрасной, она же Елена премудрая. Если мы ей все не расскажем, то дальнейшая жизнь нам покажется в овчинку.
– Небо, – поправила ее Дарья.
– Что небо?
– Небо в овчинку, а не жизнь…
– Это мелочи, не заслуживающие внимания, – категорично отозвалась Евгения. – У нас все будет хорошо, поверь, я знаю. Я это чувствую.
– Здравствуй, Женя. Давно приехала? – голос Максима был спокоен, так же как и он сам. – Даша, привет. Я бы тоже выпил чаю.
На его неожиданное появление они обе прореагировали значительно тяжелее, чем на сообщение Степы о нахождении трупа.
Он сделал вид, что не заметил их холодного отчуждения, прошел к столу, где, взяв чистую чашку, плеснул в нее заварку и добавил кипятку. Максим был, как всегда, изысканен, опрятен и уверен в себе.
– У тебя, Женя, очень уставший вид, – он говорил таким обыденным тоном, будто ничего не произошло. – Не похоже, что ты после отдыха. Ты, наверное, уже в курсе, что мы с Дашей расстались. А почему вы обе молчите?
Ни та ни другая не ответила. Они, как провинившиеся школьницы, сидели, сложив руки на коленях и молча, с предельной внимательностью рассматривая остатки чая в своих чашках.
– Хорошо, ваше дело. Я ничего не буду объяснять, наверное, я виноват, но сердцу не прикажешь, и уже ничего нельзя изменить. Даша, с тобой свяжется мой адвокат. Хочу сказать, что раздела имущества, если ты не будешь настаивать, не будет. Ты можешь не волноваться, этот дом, машина – все останется тебе, а еще та квартира в Приморском районе и открытый счет в банке. Все будет официально оформлено. Что бы со мной ни произошло, ты никогда не будешь нищей. В общем, это все, что я хотел… Если у вас ко мне нет вопросов, тогда я пойду. Да, еще, у меня большая просьба. Я не меняю номер телефона, но прошу ко мне обращаться только в самом крайнем случае и стараться все вопросы решать через адвоката.