Захожу ей за спину и протягиваю ладонь следаку, завидев наручники.
– Ключи, – чеканю.
Мужик подпрыгивает, следует указаниям.
Освобождаю дебоширку, звякая наручниками.
А сам мысленно произношу три слова.
Капец. Трубой. Пацана.
Наручники оставляю у себя, убирая за пазуху. Пригодятся. И ключи тоже.
– У нас так нельзя, нам отчитываться, там штраф и… – видит мои движения, и начинается.
– Можно, – уверенно заявляю. Это уже не мои проблем с их обязанностями и отчётами. – Сделаем вид, что никакой Ярославы у вас сегодня не числилось. Пацан шёл, упал, ударился о трубу.
– Мужик, ты охренел?
Чувствую на своём плече дерзкую ладонь. Когда заходил, видел, что она была в крови. И сейчас он касается моей белой рубашки своими грязными пальцами.
С разворота замахиваюсь кулаком, заезжая пацану по лицу. Хруст челюсти не входил в мои планы, но…
Вот не хотел я этого делать!
Сам нарвался!
И теперь лежит на полу, плюя кровью.
– А бедный мальчик упал на пол в ванной. Ударился о трубу башкой. Правда ведь? Её ведь не слабая девушка оторвала? Как он мог получить от неё ранения?
Все активно кивают, а мне смешно становится. Следак вообще до сих пор ничего не понимает.
Плевать.
Хватаю девчонку за руку, веду за собой. Не сопротивляется и слова не сказала. Только короткое полотенце, обнажающее её бёдра, держит.
Оказываемся на улице через минуту. Соплячка не успевает за темпом, тяжело дыша возле машины. Обхватывает себя за плечи и не может посмотреть мне в глаза. И молчит. Как воды в рот набрала.
Снимаю с себя рубашку и буквально одеваю Яру, как ребёнка, просовывая руки в рукава.
Надо сделать это молча, но…
– Набегалась? – едко выпаливаю.
Не могу. Зудит всё. Виновата она. И сама это понимает, раз глаза в землю уткнула. Но и спасибо не скажет, для неё зазорно. Жалеет, что убежала. Признаёт. Но вслух никогда не скажет.
Продолжает хранить молчание.
Одев её и застегнув несколько пуговиц (как заботливо, блять!), хватаю её за подбородок. Дёргаю за него, поднимая склонившуюся голову. И карего цвета глаза в свете фонарей смотрят на меня без энтузиазма.
А там – испуг. Страх.
Сопротивление.
– Молчать будешь? – сдерживаю порыв убить её. – Ты понимаешь, что натворила и во что встряла из-за своего глупого побега?
– А нечего было меня прессова…
– Замолкла, – грубо бросаю, прерывая её. – Неправильный ответ. Как только приедем домой, научу, как теперь правильно отвечать на вопросы. Поняла? Я больше своевольность твою не потерплю. Один косяк – один удар по заду, ремнём. Унизительно, грубо, но эффективно. В девятнадцать лет заслужить порку – надо быть дурой. Или мазохисткой. Я склоняюсь к третьему, ты просто балованная девица, которую надо перевоспитать.
Молчу о её родителях. У неё мать нормальная, ребёнка всегда любила. Отец… Хер с ним. Но Лида не могла вырастить ТАКУЮ безобразную дочь.
Яра приоткрывает от возмущения рот. Быстро захлопываю его, ударив легонько по подбородку.
– Урок первый. Ты говоришь своему спасителю «спасибо», – откровенно глумлюсь над ней.
Опять упёрто молчит.
– Говоришь «спасибо», – надавливаю тоном сильнее.
– Спасибо, – цедит сквозь зубы. Может, она мне и благодарна, но никогда в жизни не признала бы этого.
– Молодец, – хлопаю её по макушке, как собачонку. Она тут же хватает меня за запястье, отталкивает его.
Не нравится, как с ней обращаюсь? А надо вести себя нормально.
– Не думай, что если спас меня, то я разрешу тебе…
– Второй урок, – перебиваю её. – Ты сейчас разворачиваешься и идёшь в машину. Без лишних разговоров и выкрутасов. Иначе я верну тебя обратно в полицейский участок, где получишь срок. Он, конечно, не сдох, но пацан настырный, судя по часам – богатенький. В лёгкую подкупит нашу доблестную полицию.
Что уж говорить… Понятное дело, что он её домогался, и это была самооборона. Она ж в полотенце одном была. А этим придуркам лишь бы девчонку загасить.
– И ты сядешь за решётку. И поверь, я тебе помогать не стану.
Вижу, как пухлые красные и искусанные губы сжимаются в тонкую полоску.
– Второй урок уяснила?
– Уяснила, – кидает. И обхватив себя руками, сама обходит тачку и садится в салон моей крошки.
Глава 14
Молчу, поджимая губы и смотря в окно. Пытаюсь даже не дышать, чтобы не выдать своего присутствия в машине Громова. Бесит он меня. Всем. Если раньше он просто меня раздражал, то теперь – безумно.
Не могу принять тот факт, что он помог мне.
Но!