Тем не менее я должна ей позвонить, поставить в известность. Попрощаться, по крайней мере.
– Вы не могли бы позвонить Бобович? – спросила я.
– Авек плезир, – ответил Жан-Люк, поднимаясь с кровати.
– Вот визитка…
– Я знаю, – отмахнулся он. – Что мы ей скажем?
Можно сказать: «Я от тебя ушла, кто ты такая?» Но зачем мстить? Это мелко.
– Скажите так: Токарева благодарит вас за внимание к ее творчеству. Но у нее переменились планы.
Жан-Люк набрал нужные цифры. Проговорил все, что мы наметили.
– Кто это? – вскричала Бобович. – Кто? Как? С кем я говорю? Назовите имя, имя, имя…
С Бобович была буквально истерика. Она поняла, что придется переходить на другую палубу и уже пора собирать вещи.
– Хотите что-нибудь сказать? – спросил Жан-Люк.
– Передайте оревуар, – ответила я.
Жан-Люк попрощался и снова сел на кровать. Больше сесть было не на что.
Нависла сложная пауза.
Париж. Номер. Кровать четыре метра. Мужчина и женщина.
Глаза у Жан-Люка рыжие, умные, авантюрные.
Когда мужчина умен и талантлив, о внешности забываешь. Но… где-то далеко за нашими спинами металась дура Бобович, мельтешила, мелькала, вскрикивала, будто в нее стреляли.
У русских есть поговорка: «На чужом несчастье счастья не построишь…»
Я вздохнула и поднялась с кровати, ставя точку на своем пребывании в Париже. Скоро самолет, пора собираться. Я не могу уезжать больше чем на десять дней. Я хочу домой.
Оревуар, Каролина Бобович.
Оревуар, Жан-Люк, плеснувший мне в лицо горсть радости.
Оревуар, Париж. Мерси боку.
Лето
Каждое лето в первых числах июня в Сочи проходит кинофестиваль «Кинотавр».
Я ездила на «Кинотавр» семнадцать лет подряд. Мне было интересно посмотреть новое кино, познакомиться с новыми направлениями и встретиться со старыми друзьями.
Все меняется, мы меняемся, и кино меняется. Выросло новое поколение, я уже никого не знаю.
Подошла Лиля Ахеджакова и сказала:
– Старше нас только «молодогвардейки».
Вряд ли современный зритель помнит этот фильм Герасимова и этот роман Фадеева.
Фестиваль селили на морском побережье в отеле «Жемчужина».
Непосредственно на берегу стояли ресторанчики, и в них с утра до вечера «гуляли» кинематографисты.
На фестивале заметно расслоение общества внутри общества: богатые и бедные, знаменитые и неизвестные.
Я обратила внимание на молодую женщину в перьях – абсолютно Кабирия. Она сидела в прибрежном ресторанчике и чего-то выжидала. Я спросила:
– Кто это?
Мне ответили:
– Проститутка.
– А что она здесь делает?
– Продается.
– Ее пускают? – удивилась я.
– А почему бы и нет…
Далее мне объяснили, что эта Кабирия приехала из Германии, она замужем за немцем. У нее муж и двое детей. Одиннадцать месяцев в году – она добропорядочная дама, верная жена и добродетельная мать. Но потом ей это все надоедает до ноздрей. Она едет на месяц в Сочи и отрывается по полной, при этом неплохо зарабатывает.
– Она, наверное, до замужества была интердевочка, – предположила я.
– Почему ты так решила?
– Семейная жизнь надоедает всем, но ведь никто не отрывается. Нет такой привычки.
Многие ведут спортивный образ жизни. Купаются до завтрака, играют в теннис. Но основной состав спит до обеда и встает с трудом. Жизнь на фестивале – ночная. Много красивых женщин. Немало бандитов. Настоящих, с цепями. В девяностых годах фестиваль сделали коммерческим предприятием, и бандиты могли свободно купить путевку и попасть в высшее общество.
Открытие фестиваля в том году было очень скудным. На столе стоял шпротный паштет и по пять молодых картошек на брата. Все! Позор. Но что делать, не достали денег. Президент фестиваля звонил в банки, клянчил, умолял, никто ничего не дал.
И вдруг на мой стол передо мной ставят вазу с черной икрой. Бандиты прислали. Узнали, что я имею отношение к фильму «Джентльмены удачи». Я стала искать глазами: кто? Увидела. В центре зала за составленными столами сидела вся «малина» с тяжелыми цепями и малодуховными лицами. Карачаевская группировка. Я им поклонилась. Они снисходительно кивнули.
Караул! До чего мы дошли. Художники с уголовниками в одном пространстве и неизвестно кто главнее?
Икру я не ела. Не успела. Пока я кланялась бандюкам, ее расхватали соседи по столу.
Ко мне подошла моя подруга Дина – жена народного и заслуженного. Ей под шестьдесят. Дина в этом году грустная, у нее умер кот по имени Валет, и она не может этого пережить. Валет жил с ней семнадцать лет, и сейчас она постоянно ищет его глазами. Плачет. Буквально депрессия.