Сага вереска

– Зачем?

– Хочешь танцевать? – он протянул ей руку, – Я возьму тебя в наш круг!

– Как смешно будет выглядеть служанка, танцующая со знатью, – рассмеялась Бломме, но ее смех звучал невесело.

– Бломме, почему ты упрямишься? – вдруг неожиданно тихо спросил он, опуская руку, – Почему все время отказываешь мне? Взгляни во двор! Слышишь, как дружина горланит песни? Они выпили не так уж мало сегодня, празднуя свою победу! Хочешь отказать в благосклонности принцу и подарить ее кому-то из этих пьяных мужланов?

– Один из них назовет меня женой однажды, тот, кого выберу сама, – твердо ответила девушка. – А то, что предлагаешь ты, недостойно честной девушки, принц.

– Почему же? – нахмурился он, – Или принц плохая пара для тебя? Ты найдешь в лучшем случае земледельца, как твой отец. А скорее всего, достанешься на таком же празднике какому-то подвыпившему воину, который заметит твое хорошенькое личико. Вряд ли можешь рассчитывать на кого-то получше!

– Если я кому и достанусь, то лишь смелому воину! – резко перебила девушка. В темноте ее глаз не было видно, но можно было догадаться, что в них загорелся гнев.

– А я не такой? – спросил Олаф, вдруг резко хмелея от меда, выпитого ранее.

– Назови мне сражения, которые выиграл? – Бломме наклонила голову и взглянула на него с вызовом, в ее голосе отчетливо прозвучала насмешка, и тут Олаф ни на шутку разозлился – она попала в самое больное место. Да, он не был в сражениях. И пусть он принц, пусть красив, как сам Бальдр, но уступает любому из тех пьяных вояк, изуродованных шрамами, что сидят за столом, потому и не хочет быть среди них!

– Что ж, иди! – юноша, покраснев от досады, посторонился, давая дорогу, – Я посмотрю, где ты его найдешь, замарашка!

– Посмотрим, принц! – с не меньшей досадой крикнула ему Бломме, а после вышла на улицу и отнесла кувшин на стол. Несколько парней-хирдманов подбежали к ней, пытаясь затащить в круг танцующих, но девушка вырвалась и спряталась в тени. После неожиданной стычки ей не хотелось ни танцевать, ни праздновать. Хотелось пойти спать, но кто-то же должен потом убрать остатки еды…

И она продолжала тихо стоять в стороне, наблюдая за веселившимися сородичами. На вертелах жарились туши баранов, их жир стекал прямо в костер, от чего повсюду раздавался веселый треск, а аромат жареного мяса был так силен, что его почувствовали и горные тролли по ту сторону перевала! Бломме вздохнула. Ей не хотелось ни пить, ни есть, ни танцевать, ее лихорадило, а щеки горели. Значит, вот как она ощущается, первая любовь? Но нет, он не для нее, это же ясно, он развлечется и забудет, а вот она – не забудет никогда. А может, проще сделать так, как он просит? Прийти ночью к дубу? А после – прыгнуть с утеса, в Сванфьорд, и пусть морские великаны примут ее в свои чертоги… Зачем мир так жесток? Почему в нем есть принцы и служанки? Почему есть такие, как он? Его род идет от темных альвов, это видно. Неспроста его неземная красота. Неспроста чудесные победы и неуязвимость его брата! Да и кюна Ингрид, наверняка не из обычных людей, есть что-то такое в ее глазах…

Была уже глубокая ночь, когда служанки закончили работать и скрылись в доме. Бломме осталась последней, она привыкла задерживаться позже других, всегда ей казалось, что можно убрать еще лучше, вымыть еще чище! Наконец, с удовлетворением оглядев двор, она отправилась внутрь. Смятение после пережитого этим вечером не оставило ее, сон бежал прочь, и девушка задумчиво остановилась у темных ступеней. Она закусила губу, с досадой воспоминая сегодняшний разговор с Олафом и грубости, что тот сказал ей. Он бы не посмел так говорить, не будь она простой служанкой! С другой стороны, надо признать, что и она проявила мало почтения и была слишком дерзка с принцем. Не был бы он так великодушен, ей бы несдобровать! Но что еще сделать, чтобы Олаф перестал мучить ее? Она нервничала, сердилась на себя, на него, потом, не в силах пойти в девичью, долго смотрела на бледно-желтую луну, а после отправилась в кухню, набрать воды.

Выпив холодной воды и умывшись, девушка, наконец, почувствовала себя лучше, начала успокаиваться и уже шла к девичьей, где ночевали служанки и рабыни, когда дверь рядом вдруг распахнулась, и в темноте Бломме увидела конунга. Он стоял со свечой в руке, в простой белой рубахе, и недовольно щурился: шаги привлекли его внимание.

– Кто разгуливает так поздно? – мрачновато спросил Онн, освещая ее лицо.

Однако, когда он увидел девушку, жесткая складка вдоль его губ смягчилась, на них мелькнуло даже подобие улыбки, а льдинки в глазах растаяли. Девушка, потеряв дар речи, молчала, она боялась конунга, трепетала перед ним.

– Куда спешишь, красавица? – усмехнулся тот. – Уж не к любимому ли?

– Я ходила попить воды, – тихо ответила она, отступая, – Извини, что потревожила… Спать пойду.

Она попыталась пройти мимо, но железная рука конунга сжала ее плечо.

– Погоди-ка. Иди сюда.

С этими словами он потянул ее в спальный покой, где всего-то и были, что кровать да скамья, закрыл за собой дверь и жестом велел сесть на скамью. Бломме, испуганная, подчинилась. В спальном покое было очень тесно, но лишь конунг мог занимать его один, остальные, воины и женщины, спали в больших помещениях, все вместе, женщины на женской половине дома, мужчины – на мужской.

– Я ведь уже видел тебя сегодня! – заметил вдруг Онн, – И даже сравнил с Фрейей. Как тебя зовут, девушка?

– Бломмеман.

– Цветущая луна… Чья ты?

– Я – дочь Хельги, земледельца с Каменного мыса. Отец прислал меня сюда, потому что самому большую семью ему не прокормить. Я служанка здесь.

– Откуда такое имя у дочери бедняка? И красота… Смотрю на тебя и кажется, будто ты валькирия, что пришла за мной по велению Одина… – его глаза слишком откровенно разглядывали девушку, взгляд обжигал, и она, почувствовав волнение, граничащее с паникой, порывисто поднялась со скамьи.

– Я не должна быть здесь, уже поздно, – в замешательстве прошептала она. – Прости, я пойду!

– Почему же? – Онн усмехнулся. – Останься со мной сегодня. Хочешь, подарю тебе золотое ожерелье, каких нет и у знатных красавиц? Я привез такое из дальней земли.

Ну вот, опять! Бломме вздохнула. Два раза за один день – пожалуй, что и слишком!

– Я честная девушка, – она опустила голову, – Хочу быть женой воина и матерью его детей. А подарков мне не надо.

– Не беда, – конунг усмехнулся. – Выдам тебя замуж за доблестного воина, дам тебе хорошее приданое. Не бойся меня, красавица. Так долго я был в походе, стосковался по женской любви.

С этими словами он двинулся вперед, потом сжал девушку в объятиях, прижимая ее к своему сильному телу, так крепко, что она едва могла дышать. Бломме сделала попытку вырваться, но конунг схватил ее еще крепче, так, что она не могла даже пошевелиться, наклонился к ее уху и медленно произнес:

– Я – Онн-победитель, девушка. И привык брать все, чего хочу. Ты поняла меня? Не думай, что с тобой будет иначе!

Испуганная жесткостью его тона, Бломме слабо кивнула и вдруг словно обмякла, и Онну не стоило никакого труда положить ее на кровать, тем более, что она была легонькой, как пушинка. Никогда она не думала, что все произойдет вот так! Думала, будет тинг, как положено, она выберет мужа себе, спросит позволения у отца… А что теперь, что будет дальше! Да помогут ей боги!

Ночью Бломме была все так же растеряна, хотя и лежала тихо, положив голову ему на плечо, а конунг обнял ее одной рукой и вдруг несколько удивленно спросил:

– Ты не похожа на других служанок. Я ждал, что будешь отбиваться до последнего… Почему не стала?

Девушка помолчала, не зная, как ответить. Но обманывать она не умела и потому решила сказать правду.

– Потому что мне нужен был человек сильный и смелый, – ответила она не сразу, – Настоящий воин…

На его лице мелькнула довольная усмешка, ему было приятны ее слова, потянувшись, он коснулся губами ее лба.

– И зачем же тебе был нужен настоящий воин?

– Потому что не хотела, чтобы надо мной снова посмеялся… – она помедлила, – Один шутник.

– Что? – голос Онна стал суровым, и конунг приподнялся на локте, вглядываясь в лицо девушки, – Кто посмел насмехаться над тобой? Я отрублю ему голову своим мечом!

– Не выйдет, – улыбнулась в темноту Бломме.

– Разве есть воин, которому я не смогу срубить голову?

– Не сможешь.

– И почему же? Он что, сам могучий Тор? – Онн нахмурился.

– Нет, – Бломме снова тихонько рассмеялась. – Он совсем не могуч и вовсе не похож на великого Тора… Просто его голова тебе дороже собственной.

Но конунг уже не слышал ее слов, уставший, он крепко спал, а Бломме, взволнованная, не могла уснуть до рассвета, лежала напряженная, словно натянутая струна, и все прислушивалась к его дыханию, пока над горизонтом не показались первые солнечные лучи.

С той ночи Онн изредка звал Бломме к себе, и она приходила, всегда оставаясь тихой и послушной, подчинялась его приказам. Обычно девушка молчала, они редко говорили друг с другом. Да и о чем конунгу говорить со служанкой, которая не видела ничего, кроме отцовского дома на Каменном мысу, да усадьбы, где обитала теперь.

Онн не задумывался над своими чувствами к девушке: она была молода и очень хороша собой, вот все, что он знал. Как и Бломме не могла понять, что чувствовала к нему, понимала лишь, что он – правитель их земель, ему подчиняется их род, а значит – и она должна подчиняться тоже. А таких воинов, говорят, не рождалось со времен героев древних сказаний, со времен Сигурда и Атле! Это честь для любой девушки, даже знатной, что уж говорить о служанке! А что до того, что конунг никогда не назовет ее женой – это она отлично понимала. Не потому что она служанка, вон, его отец взял в жены и рабыню. А она-то, Бломме, хоть свободна. А потому что – и она чувствовала это –  не было в его душе ничего, что выделило бы ее среди других хорошеньких женщин. Она была для него лишь таким же трофеем, как те сокровища, что привозят его драккары из дальних странствий. Красивая игрушка. И скоро она наскучит ему, как наскучили другие до нее.