– Нормально все!
А сам откидывается на подушки, и я вижу испарину на его лбу. За две недели, что он здесь, Егор осунулся и стал похожим на тень. Не проявлял интерес ни к чему, не ругался, не противился всем врачебным назначениям, но и не принимал ровным счетом никакого участия.
Волосы парня отросли еще сильнее, появилась какая – то странно мужская щетина. Выглядел он действительно, не важно.
– Послушай, – я сажусь на край его койки и склоняюсь к нему, – ты должен говорить мне правду. Если болит сильно – значит, говоришь, болит сильно. Иначе наше лечение не сдвинется с мертвой точки. Хорошо?
Кивает.
– Итак. Из десяти баллов, насколько болит?
Изумительные глаза, такими можно передать что угодно.
– Шесть – семь. Иногда восемь.
Хорошо, что не десятка. Всегда следует оставлять, что – то на потом.
– Когда сильнее, на ночь?
– Нет, вот парни пришли, разболелась, – помолчал, – еле выдержал. Извини, за Кислого, он не со зла.
– Извините, – поправила я.
– Что?
– Обращайся ко мне на вы, Егор. Я старше тебя, и я твой врач.
Мне нужно было возвращаться в квартиру и собирать сумку. Завтра вылет.
– Извините, – передразнивает меня парень и отворачивает голову к стенке.
Похоже, его разговор окончен и парень обижен. На себя? На меня? На жизнь? Ничего, Щукин, еще научишься слушать меня и уважать.
Глава 3
Полет давался Егору тяжелее, чем мне бы того искренне хотелось. Вертолет аэромобильного госпиталя качало порывами ветра и кабину трясло. Каждый такой вираж отдавался болью, в ноге парня и это было видно по выражению боли на его лице.
– Сколько?
Одними губами прошептала я, так как сидела в кресле второго пилота в наушниках и рации.
Щукин показал мне четыре пальца, и это было хорошим показателем в данной ситуации. Я боялась летать, с детства в моей душе поселился страх высоты, и даже покупая квартиру, я не рассматривала варианты выше третьего этажа. Но других способов быстро и с наименьшим ущербом перевести Егора, вариантов не было.
– Вика, как вы?
В наушниках раздался голос пилота, с Сергеем Александровичем я летаю не впервые, и для него мое такое поведение не новость.
– Терпимо.
Я сжимала пальцами подлокотники, что есть мочи и, закрыв глаза, пыталась выровнять дыхание. – Вы можете перебраться в хвост, к парню.
Это – вы, резало слух. Мужчине было уже за пятьдесят, добрый такой дядечка, всегда заботился обо мне. И перебраться в хвост вертолета было хорошей идеей, но не хотелось пугать Егора своим видом. Ему и так нелегко.
– Долго еще лететь?
– Полчаса Вика. Потерпи уж.
Сглотнула накопившуюся во рту слюну и вытерла потные ладошки о штанины хирургической формы. У всех есть страхи, нужно лишь понять, откуда идут их корни. В детстве я была шустрым ребенком, что называется – боевой девочкой и видимо выпала из окна второго этажа, квартиры маминых друзей. Ух, и досталось мне тогда, благо Бог уберег.
Нужно взять себя в руки и подойти к Егору, его состояние сейчас важнее моего. Дрожащими пальцами со второй попытки, я отстегнула карабин ремня безопасности и на ватных ногах подобралась к парню.
– Как ты?
Слишком бледен, а рука горячая. Первое время после операции у него может повышаться температура.
– Ты боишься летать?
Пытается увести разговор, верный признак храбрившегося мужчины.
– Немного. Так как болит?
– Немного.
Передразнил меня Егор, но с таким лицом скорее не шутки шутить, а играть в драме.
– Егор, не ври мне. Мне нужно рассчитать дозу обезболивающего, на срок до нашего прибытия!
– Еще немного и я сдохну!
Сквозь сжатые зубы. Мне жаль парня, но препараты вредны для его сердца и печени, если ими злоупотреблять, можно посадить и то и другое.
– Потерпи Егор.
Я провела пальцами по его растрепанным волосам. Слишком запутанные и грязные. Как только устроимся, нужно придумать, как ему принимать душ.
Парень уводит голову из-под моей руки.
– Не надо.
Стесняется. Для него я женщина, а не врач. И это большая проблема, поскольку для него мне следует стать безликим существом, выполняющим порой неловкие медицинские манипуляции.
– Потерплю, потерплю.
Я не испытывала боли, я имею ввиду сильной боли, никогда в жизни. Оттого не понимала, какого моим пациентам, которым порою каждое сокращение групп мышц ударяет болью в голову.
– Молодец.
Не знала, что еще сказать. Парень спортсмен и привык к трудностям, но к боли привыкнуть невозможно, как не храбрись. Перед нею все равны и дети, и старые и беременные женщины, и богатые бизнесмены, и бездомные. Всех она поедает одинаково и так страшно видеть все это и знать, что эта проказа может прийти и в твой дом.