От самого темного сердца

Мама была непреклонна:

– Софи уже большая, ей нужно спать отдельно.

– Я буду вести себя тихо-тихо, ну пожалуйста…

– Нет. Я сказала, марш в кровать.

– Но мне одной страшно…

– Хочешь, я посижу с тобой, пока ты не уснешь? – предложил Мэтти, уже вставая.

– Споешь «На Рэглан-роуд»?

Ирландская народная песня о заколдованных тропах и смелости перед лицом опасности. Когда-то давно, в Ньютоне, мне пел ее дедушка.

– Конечно. Поверь, ты даже не заметишь, как засопишь.

– Я не соплю.

– Твоя мама тоже так говорит, а сама храпит громче, чем надвигающийся поезд.

– …Кошмары снятся, когда мозг борется со страхом, – говорила в трубке бабушка. – Софи что-то напугало?

Что-то в ее тоне меня задело, но я не могла понять, что именно.

Мама начала было отвечать:

– Нет, конечно, нет… – Она оборвала себя на полуслове. – Софи Бреннер, ты опять подслушиваешь?

– Нет.

– Положи трубку. Сейчас же.

Той ночью кошмар повторился. Подземелье. Дракон. И никого, кто услышал бы мои крики.

Я проснулась, сердце бешено колотилось, пижама промокла от пота. Темнота в комнате искажала очертания предметов, так что кошмары становились явью. Ветка за оконным стеклом превратилась в скрюченный ведьмин палец. Сваленная на стуле одежда казалась сгорбившимся чудовищем.

– Это просто дерево. А это всего лишь стул, – шепотом повторяла я по ночам, как мантру.

Но как проверить, что под видом обычных вещей не скрываются монстры?

Не хватало воздуха, меня трясло.

– Просто дерево. Просто стул. Просто…

Я замерла, затихла, как неживая, вся обратившись в слух.

Что это?

Шорох за дверью. Кто-то очень старался двигаться бесшумно.

Сердце забилось громче, как и доносившийся из коридора звук. Я хотела к маме, в тихую гавань ее объятий. Но как добраться до нее и не угодить в лапы чудовищ?

Господи…

Я сделала глубокий вдох, заставила себя подойти и приоткрыть дверь. Мышцы напряжены до предела, адреналин зашкаливает.

– Это ты?

Плечи у меня безвольно опустились, тело обмякло и налилось свинцом. В носу что-то защекотало, предвещая подступающие слезы.

Мэтти скрючился у окна; рукава рубашки закатаны до локтя, в неверном свете уличных фонарей виднелась глубокая багровая царапина.

– Ты поранился?

В воздухе послышался едва уловимый запах одеколона. Такого не случалось ни до, ни после. Он никогда не пользовался парфюмом.

Мэтти приложил палец к губам.

– Не рассказывай маме, чтобы не переживала.

Я закатила глаза. «Еще бы!»

– Ей только дай повод поволноваться.

Было приятно знать, что у нас есть от мамы секрет. В нашем тайном клубе было всего два посвященных.

– Принести пластырь?

– Возвращайся лучше в кровать. Не будешь спать – не вырастешь, тыковка.

Я совсем забыла об этом случае, пока четыре года спустя полицейские не принесли фотографии. К тому времени секрет Мэтти уже перестал быть секретом.

Глава 8

Мама сидит на коленях на полу у кофейного столика. Перед ней полная обувная коробка фотографий. Мама внимательно рассматривает фото за фото, отвлекаясь, только чтобы сделать глоток джина. Запах алкоголя различим еще от двери. Можжевельник. Лимон. Сосна. Запах моего детства. Детства после него, хотя настоящая беда исходила от таблеток, которые она называла «маленькими мамиными помощниками»[9 - Аллюзия на знаменитую песню группы «Роллинг стоунз» «Mother’s Little Helper».].

Мама пыталась скрывать от меня свою зависимость, но это плохо удавалось. А лишившись работы, она сдалась и перестала даже делать вид, что все в порядке. Признала проблему, но отказывалась хоть что-то предпринимать.

– Я такая трусиха, что не решусь покончить с собой, – сказала она однажды. – Эти таблетки лучшее, что я могу придумать. Жаль, что забытье наступает так медленно…

Мне исполнилось четырнадцать. Мэтти уже год как сидел в тюрьме. Мама была сама не своя куда дольше.

– Не суди ее слишком строго, – просила меня Линда, когда мы наводили порядок, пока мама спала под воздействием то ли таблеток, то ли алкоголя. – Она одна из самых смелых людей, которых я встречала.

Я думала о женщине, лежавшей в отключке в соседней комнате.

– Смелая? С чего ты взяла?