Девушка, которая побеждает

Вскоре, когда количество немытых поверхностей, грязного постельного белья и вездесущего мусора заметно сократилось, я наконец-то смогла выдохнуть. По крайней мере работа стала занимать гораздо меньше времени – не больше четырех часов в сутки. А в оставшиеся двадцать часов, включая сон, разумеется, я теперь могла делать все, что мне заблагорассудится.

Каждое утро я просыпалась в половине шестого утра. Делала я это с будильником, потому что мои биологические ритмы совершенно не хотели перестраиваться на новый лад – по белорусскому времени это было всего лишь три часа ночи. Я с большим трудом вставала с кровати, смотрела в зеркало на свое вялое и опухшее от сна на неудобной кровати лицо, а потом медленно брела на дикий пляж, чтобы искупаться в океане. Пару раз я пробовала заменить походы на пляж на утреннюю йогу в нашем саду, но неугомонные москиты быстро дали понять, что мне там не место.

Плавание удивительным образом помогало взбодриться и заряжало необходимой энергией на целый день. «Черт возьми, я начинаю свое утро на берегу Индийского океана!» – не могла я нарадоваться. А затем возвращалась в хостел, чтобы успеть приготовить завтрак постояльцам, пока меня не опередил Сидней.

Океан был моим другом, помощником и источником силы. Благодаря ему я не обращала внимания на весь хаос, который творился в нашем хостеле. И если утро мне нравилось начинать на широком диком пляже вдали от «TropiTurtle», то все остальное время я, наоборот, любила проводить на пляже прямо напротив нашего хостела – маленьком клочке земли для интроверта, где росли высокие пальмы, стоял маленький стол с пластмассовыми стульями и была максимально уединенная атмосфера. Там же висел разорванный гамак и всем своим видом давал понять, что когда-то здесь было действительно приятно валяться с книгой во время послеобеденного зноя. Только вот плавать там не рекомендовалось, потому что вход в воду был отнюдь не безопасным. Правда, узнала я об этом ценой проб, ошибок и разодранных в кровь ног.

Сидней регулярно брал меня с собой в Матару, где мы закупались продуктами для постояльцев, пили сок королевских кокосов или просто обедали. Иногда мы ездили на серфинг споты, где я выступала в роли наблюдателя, пока Сидней ловил волны. Там я читала книги, плавала где-то неподалеку или гуляла вдоль берега с мотивационными листовками «Save the Rainforest», которые вручала всем прохожим туристам. Сидней был уверен, что мы делали благое дело. А я, по правде говоря, до сих пор сомневаюсь, что мои действия хоть как-то поспособствовали спасению тропических лесов.

Как-то утром, когда забот по дому было минимально, Сидней решил, что пришла пора освоить мне скутер. До этого момента все мои поездки были исключительно в роли пассажира, и я даже думать боялась о том, чтобы стать водителем мопеда. Первые и, понятное дело, неудачные уроки Сидней решил провести в саду на территории хостела. Начал он с азов, но я все равно никак не могла запомнить правильное расположение рычагов управления и постоянно путала газ с тормозом. Несколько раз я въехала в банановое дерево, затем в стену, а потом и вовсе упала в кусты с папайей.

Сидней очень любил свой сад, поэтому дабы спасти деревья, за которыми он ухаживал не первый год, он предложил продолжить уроки вождения на проезжей части, где было больше места для маневров. К счастью, движение там было далеко не самым оживленным, и моей жизни могли угрожать лишь немногочисленные тук-туки, велосипеды или пешеходы. Сидней вручил мне шлем, еще раз показал, как включать зажигание, убедился, что я все таки могу ехать по прямой, и оставил меня одну.

Как итог, ближайший час вся ланкийская деревня смотрела на то, как я долго и упорно училась водить скутер, катаясь туда-сюда по улице со скоростью двадцать километров в час. Не скажу, что у меня хорошо получалось, но, главное, я больше не падала. А заодно и подняла настроение местным ланкийским подросткам.

Сидней не стал принимать у меня экзамен и уверенно сказал:

– Поздравляю! Теперь ты можешь брать скутер и ехать, куда тебе захочется.

Тем не менее, выезжать в город я не спешила. Уж слишком меня пугало хаотичное ланкийское движение вкупе с необходимостью одновременно принимать быстрые решения, следить за дорогой и управлять мопедом. Пустая деревенская дорога была моим максимумом. А затем я и вовсе выбрала другой – куда более безопасный способ передвижения. Я садилась на старый ржавый велосипед, которому доверяла гораздо больше, и отправлялась на экскурсии по банановым рощам, местным деревням и тропинкам вдоль безлюдных пляжей.

В один прекрасный день я решила, что хочу сделать вылазку на пляж, который располагался в пятнадцати километрах от нашего хостела. В то время я не очень дружила с онлайн и оффлайн картами, поэтому тот факт, что мой маршрут пролегал через оживленные трассы, меня нисколько не смутил.

Спустя десять минут мой ржавый велосипед медленно полз по дороге, а рядом на бешеной скорости проносились скутеры, тук-туки и гигантские автобусы-убийцы. Я молилась неизвестным богам, клялась, что больше никогда не выеду на азиатскую трассу на велосипеде, но при этом продолжала ехать вперед в поисках того самого идеального безлюдного пляжа.

Пляж я в итоге нашла. И он был даже лучше, чем я себе его представляла. Но не думаю, что риск того стоил. По крайней мере, возможность быть сбитой автобусом в любую секунду выглядела очень даже реальной. Впрочем, это был не единственный инцидент, который произошел со мной в Матаре.

День не заладился с самого начала. Сперва я отключила звонок будильника, вследствие чего благополучно проспала утренний поход на пляж. Потом обнаружила красные точки по всему телу – с большой долей вероятности, укусы местных насекомых. А еще разбила стакан, испугалась геккона, который уже давно жил в моей комнате, и в добавок ко всему, захлопнула входную дверь в хостел, когда выносила мусор. Ключа у меня, разумеется, не было, а звонить в дверь я не решилась, боясь разбудить постояльцев. Что же касается Сиднея, то он уехал на утренние уроки по серфингу и должен был вернуться не раньше, чем через два часа. Поэтому, чтобы не терять время зря и не сидеть под дверью с мусорным ведром, я решила прогуляться по деревне.

На улицах было подозрительно пусто и, в какой-то степени, даже одиноко. Я шла по грунтовым дорогам, рассматривала солнечные лучи, которые игриво переливались на золотистых куполах буддийских храмов, и то и дело проваливалась в собственные мысли. Поэтому я даже не заметила, как ко мне подбежала бездомная собака.

Это сейчас я очень люблю собак и с удовольствием с ними играю, если выпадает такая возможность. Но пару лет назад я была тем человеком, кто старался держаться от них подальше – желательно, на максимально безопасном расстоянии.

Я мгновенно запаниковала и постаралась прогнать животное. Но мое действие имело обратный эффект. Не прошло и пары мгновений, как в мою сторону стали сбегаться и другие собаки. Ситуация, явно, выходила из-под контроля, и за считанные секунды меня окружила дюжина бездомных псов, которые игриво прыгали, царапались и даже пытались меня укусить. Страх парализовал мое тело и единственное, что я смогла сделать в тот момент – это громко разрыдаться, продолжая в глубине души надеяться на спасение.

Не знаю, сколько времени я провела в таком состоянии и как далеко все могло бы зайти, если бы не местный мужчина, который внезапно появился в поле зрения. Он, по всей видимости, возвращался с утренней ловли и уж точно не планировал оттаскивать стаю собак от напуганной до смерти иностранки. Мне не известно, что мужчина услышал раньше – громкий лай или мои крики, но он незамедлительно поспешил на помощь. Ланкиец быстро и без слов разогнал всех псов, а потом также неожиданно, как и появился, скрылся в тени высоких пальм, оставив меня наедине с застывшим на губах:

– Спасибо..

***

Спустя всего неделю на острове мне стало казаться, что я вот-вот превращусь в настоящего дикаря. Я жила в деревне на берегу океана, практически все время ходила босиком, использовала велосипед в качестве транспортного средства, мылась исключительно холодной водой, носила минимум одежды, не пользовалась косметикой, просыпалась на рассвете и успела полюбить свою новую непритязательную жизнь. Даже соседство с летающими тараканами и огромными варанами выглядело вполне себе естественным и уже не таким пугающим.

В моих волонтерских буднях тоже воцарилась идиллия. Обязанности стали знакомыми, беспорядок больше не пугал, а условия жизни стали восприниматься как достаточно комфортные. Зная, что по негласным законам путешествий, такое затишье всегда случалось перед бурей, я наслаждалась этим периодом по максимуму и посвящала все свободное время знакомству с местной культурой и ланкийским укладом жизни.

Все началось с еды. Я была и до сих пор являюсь тем самым человеком, который путешествует, чтобы есть. И если в одиночку мне приходилось двигаться на ощупь, не зная ни состава блюд, ни их названий, то вместе с Сиднеем, у которого тоже был пунктик насчет питания, я смогла взглянуть на ланкийскую кухню по-другому и открыть для себя новый дивный мир вкусовых сочетаний.

Наш первый с ним прием пищи практически всегда начинался с теплого травяного аюрведического напитка. Я до сих пор не знаю, что входило в состав этой ярко-зеленой жидкости, но внешне она очень напоминала зеленый смузи из огурца, мяты и шпината. Лишь через двадцать минут Сидней разрешал приступать непосредственно к завтраку, который чаще всего состоял из порции курда с кокосовым медом.

Курд – это молочный продукт, нечто среднее между йогуртом и творогом. Его изготавливают из молока буйвола и продают в глиняных горшочках практически во всех магазинах острова. У курда довольно-таки привычный вкус, но в сочетании с кокосовым медом он превращался в десерт, оторваться от которого было практически невозможно. Что, собственно, и неудивительно, потому что кокосовый мед или, как его еще называют, пальмовый сироп получают из сока соцветий кокосовых пальм и не понаслышке считают одним из деликатесов ланкийской кухни.

На обед мы обычно выпивали по кокосу и съедали целую тарелку острого карри, в состав которого входили отварной белый рис, комбинация жгучих, растертых в порошок, пряностей под одноименным названием, а также небольшие порции овощных и бобовых рагу, салатов, чатни, рыбы и морепродуктов.

На ужин мы регулярно покупали кукурузу у местной бабушки, которая варила ее в глубоком чане со специями прямо на улице. А в дополнение к кукурузе я готовила мои фирменные тосты с авокадо, которые пусть и не относились к блюдам ланкийской кухни, но каждый раз поднимали мне настроение.

На удивление, я очень быстро адаптировалась к местной еде, которая, поначалу, вызывала слишком много вопросов. Я научилась кушать авокадо с сахаром и мороженым, нут – с кокосовой стружкой, а рис на молоке – с перцем чили. И, наконец, смогла выучить, что представляли собой блюда под названиями хопперс, котту, дал, роти, пападам, самбал и кирибат. Единственное, к чему я привыкнуть так и не смогла, так это к огненной остроте многих блюд, включая ужасную привычку местных – есть руками.

Мое знакомство с культурой Шри-Ланки не обошлось и без религии, которая играет важную роль в жизни каждого ланкийца. Так, например, я стала полноправным участником одного из важных буддийских праздников под названием Вап Перахера, который ежегодно отмечается в октябре в день полнолуния Вап Поя. В этот день принято надевать белую одежду, посещать храмы, делать подношения в виде свечей, живых цветов и благовоний, а также питаться исключительно вегетарианской едой.

Согласно легенде, которую рассказал мне Сидней, мать Будды умерла через неделю после его рождения, и чтобы почтить ее память, Будда отправился на небеса и три месяца читал ей религиозные тексты, пока не решил вернуться обратно на землю. И сделал он это, конечно же, в полнолуние. Собственно, праздник Вап Перахера символизирует возвращение Будды и означает конец буддийского поста, который длится ровно три месяца.

Сидней вручил мне белый саронг, который укрыл мои ноги до самых пят, попросил найти светлый верх и сказал:

– Будь готова через десять минут. Мы едем в главный храм Матары на церемонию!

На территории буддийского храма было шумно, празднично и многолюдно. Но не успела я и глазом моргнуть, как Сидней миновал торжественное шествие и отвел меня к индуистам, объясняя это тем, что на Шри-Ланке очень толерантное отношение к представителям других религий:

– Идем-идем, не бойся. Тут просто ритуалы интереснее.

В окутанном пряными благовониями помещении меня уже ждала милая женщина в ослепительно белом саронге. Она потянула меня за собой, параллельно расспрашивая, знаю ли я что-нибудь о бинди – красной точке на лбу, которую еще называют «третьим глазом». Я отрицательно покачала головой. Тогда женщина продолжила:

– Бинди означает принадлежность к индуизму и подтверждает тот факт, что женщина состоит в браке. Но я так полагаю, что ни то ни другое к тебе не относится?

Я снова покачала головой и, по всей видимости, сделала это слишком неуверенно, чем вызвала улыбку на лице женщины:

– Не волнуйся, май дарлинг! Это вопрос времени – и только.

А потом добавила:

– Область на лбу между бровей, – и тут я почувствовала теплое прикосновение как раз в этом месте. -..является местом расположения шестой чакры – аджны. Именно здесь находится точка выхода энергии кундалини. Бинди сохраняет и усиливает концентрацию этой энергии.

После этого женщина мне подмигнула и отвела обратно к Сиднею.

Глава 4. Против течения

Чем больше времени я находилась на острове, тем сильнее мне нравилась Шри-Ланка. Я разделяла ее особенности, старалась не замечать очевидные недостатки и концентрировалась исключительно на положительной стороне своего путешествия. В присущей мне манере, я смотрела на все еще новую для меня страну через призму слепой влюбленности и ничего не могла с собой поделать. Тем не менее, на Шри-Ланке был свой жизненный уклад, со своими культурными особенностями, которые пусть и редко, но все же выводили меня из себя.

Мне дико не нравилось поведение местных жителей, в особенности – мужчин. Они видели, что я одна, и постоянно задавали кучу вопросов, проявляя совершенно неуместные знаки внимания, чем добивались абсолютно противоположного эффекта. В дополнение к излишней настойчивости ланкийцы не отличались аккуратностью. Мусорить они умели отлично, а вот убирать за собой – не очень.

Когда я рассказала о своем недовольстве Сиднею, который тоже не отличался особой чистоплотностью, он лишь пожал плечами и добавил, что ланкийцы очень ленивые и стараются избегать ответственности там, где это возможно. По его словам, волонтеры из западных стран приносили в разы больше пользы хостелу и всего за пару дней выполняли рабочий минимум, который обычный ланкиец может делать целый месяц.

– И почему я не удивлена? – с ехидной усмешкой добавила я.

Сидней, казалось, не заметил мою реплику и, как ни в чем не бывало, продолжил:

– И это я не говорю о местных деревнях, где большая часть населения постоянно пьет, курит или просто бездельничает. Наши люди не хотят зарабатывать деньги. И, что еще хуже, они никак не используют миллион возможностей, которые предоставляет им остров.

Я постоянно наблюдала за Сиднеем, присматривалась к нему, но никак не могла понять, что он за человек. С одной стороны он был типичным, по его же словам, ланкийцем, который не замечал бардак перед своим носом, вел бизнес спустя рукава и ставил свои желания во главе всего остального. А вот с другой – Сидней был серьезным и довольно-таки целеустремленным для его возраста человеком. «Ведь что-то его все таки сподвигло открыть хостел, вставать в пять утра каждое утро, чтобы заниматься серфингом, параллельно руководить несколькими проектами на острове и, в дополнение ко всему, увлекаться аюрведой. Только вот что?» – думала я.