– Вот. Есьли прямо сильно надо – то вот. А так… все хотят, – он поворачивается и кивает в сторону людей на пляже.
Я снова смотрю на них, на этот раз чуть внимательнее. Все молчат, кроме одного. Он единственный говорит, остальные внимают. Даже то, как они распределились вокруг него, рисует некую систему, в которого он – центр. Его голый череп словно маяк для других, ориентир.
– Мы разделимся на группы, – негромко, но каким-то безапелляционным тоном сообщает он, когда я к ним приближаюсь. – Цель – найти источник пресной воды. Остальное после.
При дневном свете Демон оказывается молодым человеком лет двадцати – двадцати двух, просто очень высоким. Его бритая голова имеет такие идеальные пропорции, что мне хочется всё бросить и рисовать её. Я даже мысленно уже делю её на сектора и переношу набросок на бумагу.
– А если нас хотят убить? – беспокоится девушка рядом с ним.
– Если в самое ближайшее время не найдём воду – им не придётся этого делать.
Его голос спокойный, но уверенный. Мне это не нравится. И я замечаю кое-что: у всех людей, сидящих на песке в той или иной мере обожжены лица и руки. Кроме бритого. Все выглядят подавленными и растерянными, кроме одного – бритого.
– Девушки остаются тут, с ними двое парней. Остальные расходятся в разных направлениях по двое. Ты, – тут он кивает в сторону другого уже знакомого мне лица – разбитого, – идёшь со мной.
– А какого… ты тут командуешь, а? Типа главный, что ли? – подскакивает тот.
– Лучше заткнись.
Его взгляд из-под чёрных бровей даже не суровый, он угрожающий. Обещающий уничтожение.
В моей памяти всплывают десятки картинок того, как зверски, безжалостно он избивает человека. Все они нечёткие, но с таким множеством деталей и подробностей, будто я видела это в реальности. Но… я не могу сказать точно. Точно я помню только то, как он вчера запрещал мне помочь избитому.
– А правда, на каком основании ты тут раздаёшь указания? – вмешиваюсь я.
Взгляды переключаются на моё лицо, и мне тут же хочется вжать голову в шею и спрятаться обратно за камень. Но почему-то я делаю обратное: расправляю плечи, вытягиваюсь, чтобы казаться выше, и выставляю ногу вперёд.
– Тоже мне, «альфа» тут нашёлся!
И что странно, взгляд его вместо того, чтобы стать ещё зловещее, внезапно становится нормальным. Он не спеша оглядывает меня с головы до ног, и когда его глаза задерживаются на моей талии, обвязанной толстовкой, мне кажется, его губы меняют форму на нечто отдалённо напоминающее зародыш улыбки.
– О, последняя очнулась! – объявляет другой парень.
Этот высокий, красивый, и очень кудрявый. Он умеет улыбаться. Глядя на него, я чувствую, как мой собственный взгляд смягчается.
– Я повторю для тебя вкратце всё, что пропустила, – предлагает он с нормальной, человеческой улыбкой. – Нас двадцать: десять мальчиков и десять девочек. Один инвалид.
Он кивает на девицу с квадратным лицом и жидковатыми волосами. У её ног лежат две конструкции из добротно скрученных между собой палок. Я не могу вспомнить, как они называются, но почему-то знаю, для чего предназначены – для вспоможения ходьбе.
– Почти все пришли в себя вчера, – продолжает парень, – некоторые очнулись этой ночью. Ты последняя. Всех нас объединяет одно. Есть предположения, что именно?
Есть ли у меня догадки? На нас смотрят напуганные, растерянные лица.
– Память?
– Точнее, её отсутствие, – кивает кудрявый. – Сейчас мы пытаемся понять, что делать дальше. Первое – все хотят пить. Ты хочешь?
– Да.
Очень хочу. Так сильно, что даже думать тяжело.
– Почему я не могу пойти на поиски воды вместе со всеми? – интересуюсь.
– Почему она не может? – повторяет мой вопрос кудрявый и смотрит на бритого.
– Потому что мы не знаем, что ждёт нас за десятком вон тех деревьев. Но если она прямо рвётся – пожалуйста. Бери её в свой отряд. Остальные девочки остаются здесь.
– Кто-нибудь ещё хочет пойти на поиски воды? – спрашиваю я, очевидно, у «девочек».
В ответ тишина. Вернее, вначале тишина, а потом красноречивая ухмылка бритого. С ней же он поднимается и, больше не проронив ни слова, разворачивается спиной и направляется в лес.
Следом за ним как-то нехорошо устремляется и избитый. Чтобы догнать вожака, ему приходится бежать, и он делает это прихрамывая. Как только достигает цели, получает то, что я почему-то ожидаю:
– Пошёл вон!
Избитый пару мгновений стоит в недоумении, его плечи и руки опущены.
– Ты же сказал….
– Я передумал!
Он больше не оборачивается. Его большая спина и лысый череп через пару мгновений исчезают за барханами песчаных дюн у кромки леса.
– Я пойду! – вдруг говорит кто-то негромко, но возле самого моего уха. – Хочешь, я пойду с тобой?
Это девушка. У неё так коротко острижены волосы, что я не сразу это понимаю. Они светлые и так забавно торчат во все стороны, что я сразу нарекаю её Цыплёнком.
Глава 4. Лес
Лес неоднородный. Хвоя сменяется лиственными деревьями и кустарником, затем вновь возвращается. Пару часов спустя мы пробираемся по скалистой местности всё время вверх.
– Скалы означают горы. А горы – это почти всегда ручьи, – вслух рассуждаю я.
Мне уже очень тяжело. От жажды тошнит и кружится голова, зато голод отошёл на третий план. Цыплёнок слабее меня. Я вижу, что двигается она из последних сил и часто останавливается.
– Доберёмся до вершины – сможем осмотреться. Обязательно что-нибудь найдём ценное, – обещаю ей.
– Конечно, – соглашается.
Её едва слышно, но она не жалуется. Ни разу за последние несколько часов.
На вершине выступа мы действительно находим кое-что ценное – поляну. А на поляне, среди низкой травы – красные ягоды, сладкие и пахучие, но очень уж крохотные. Они прячутся под широкими листьями, а мы всё равно отыскиваем их и едим с жадностью, молча и не тратя времени на разговоры. Собрав все до единой, лежим с закрытыми глазами под рассеянной тенью дерева. Я аккуратно трогаю подушечками пальцев свои лоб и щёки – кожа уже не такая болезненная – ожог начинает спадать.
– Хоть бы они не были ядовитыми… – вдруг вздыхает Цыплёнок.
Я даже поднимаюсь, чтобы видеть её лицо.
– Ты серьёзно? Лопаешь ягоды и… даже не уверена в их безопасности?