– Господи, – совсем тихо говорит она, – какой же ты всё-таки… сладкий…
Одного взгляда на его лицо мне достаточно, чтобы понять: всё со мной так. От эпитета «сладкий» его лицо скривилось до такой степени, что начинает напоминать акулий оскал. У меня аж кожу вспучивает пупырышками от яркости впечатлений. И уши прижимаются к черепу.
В какой-то момент мной вместо ревности овладевает страх, что он сейчас развернётся и с размаху…
– Я только хотела спросить, нет ли у вас лишней еды? Так вкусно пахнет… – сразу исправляется Цыпа, доперев, видно, наконец, что её милого Альфы больше нет.
А тот выпрямляется и кажется рядом с ней горой.
– Слушай… Я сейчас скажу важное. Очень важное. Поэтому собери все свои выдающиеся способности и услышь меня.
– Слушаю.
– Собирай вещи и возвращайся в лагерь.
– Я хочу пойти с вами.
Альфа качает головой:
– Нет.
– Но почему?
– Ты знаешь.
– Можно мне еды? Немного.
Он стоит и молча на неё пялится. Потом, наконец, медленно и очень чётко произносит:
– Я не буду тебя кормить. И тебе не удастся меня разжалобить.
– Её будешь?
– Буду.
– Почему?
Потому что «запах», ухмыляюсь про себя.
– Серьёзно? Мне сейчас перед тобой отчитаться? Или можно позже?
– Не отчитывайся. Просто объясни. Неужели трудно?
– Не трудно. Не вижу необходимости.
– И всё-таки, мне хотелось бы знать, Альфа. Мы ведь дружили с тобой, всё было хорошо. И тут вдруг она. Почему она?
– Я смотрю, у тебя привычка не внимать с первого раза. Но мне не сложно, я повторю: нет у меня желания делиться личным с теми, кого оно не касается. Это ясно? И ещё раз: я не буду тебя кормить. Возвращайся сейчас, если хочешь выжить.
– Я никогда не видела тебя таким…
Он с самого начала моей болезни такой. Только иногда случаются редкие проблески – как раз в такие моменты мы и целуемся.
Глаза у Цыпы такие красные, что она похожа на Белого Кролика. А я думаю: как хорошо, что Цыпа нам попалась – не только мне огребать.
– Иди в деревню, – повторяет он чуть тише, но нисколько не ласковее.
– Можем мы хотя бы дружбу сохранить?
– Есть мнение, что дружбы между мужчиной и женщиной быть не может.
– Но мы ведь дружили!
– И дружба эта закончилась чем? Сейчас оставь меня в покое. Седьмая вон свободна… вы ведь, кажется, друзья? Или это тоже в прошлом?
Меня аж передёргивает.
– Альфа, я тебя не узнаю! Что с тобой случилось? – не унимается Цыпа.
– Осточертело всё.
– И даже я?
– Ты – в первую очередь.
Даже у Цыпы заканчивается запас стойкости. Она закрывает лицо руками и всхлипывает.
– Чего ты ожидала? После всего, что устроила? Ты интриганка, оказывается… а это, как выясняется, и есть то, что я больше всего не выношу в людях!
На меня он так ни разу не рычал. В сравнении с этим, просто немного повышал голос. Господи, думаю, как же хорошо, что я не интриганка…
Внезапно Цыпа отрывает от лица руки.
– Даже не верится, – с тяжестью в голосе, но и одновременно с обречённым спокойствием вдруг произносит она, – что человек, стоящий сейчас передо мной, когда-то так усердно засовывал свой язык мне в рот.
Альфа тотчас же бросает взгляд на палатку. С расстояния, увидеть меня через щель невозможно же… или возможно?
– А вот это уже было подло.
Если в голосе Цыпы была тяжесть, то это тогда что? Конец света?
– И низко, – добавляет он с нажимом на каждое слово. – Убирайся вон. И больше никогда не попадайся мне на глаза.
Цыпа смотрит на него в упор. Он тоже не сводит с неё глаз.
– Ты как будто другой человек… – с дрожью в голосе озвучивает она мои мысли.
– Я, как и многие, не тот, кем старался казаться.