Восход

Молодой музыкант плавно закончил мелодию, палочка для перемешивания коктейлей громко звякнула о стекло, и гул голосов стих.

– Дамы и господа, – начал Саввас, встав на невысокий табурет, чтобы его было видно, – я рад сообщить, что завтра вечером состоится торжественное открытие нашего нового отеля «Восход». Для нас это начало новой эры и воплощение давней мечты – открыть отель в Фамагусте, который будет соперничать с лучшими подобными заведениями в мире.

Маркос вернулся за барную стойку. Он внимательно слушал босса, но не сводил глаз с Афродити, которая восхищенно смотрела на мужа и в нужный момент взяла его за руку. Раздались бурные аплодисменты, потом снова наступила тишина, и Саввас продолжил:

– Месторасположение нашего нового отеля не может сравниться ни с одним другим на этом курорте. Здание обращено строго на восток, и с первыми лучами восходящего солнца гости будут наслаждаться удобствами и развлечениями, не доступными нигде на острове. Немалую роль в новом отеле будет играть наш ночной клуб «Клер де Лун». Мы будем рады видеть вас в это же время завтра в «Восходе». Вы сможете отведать коктейли и осмотреть новый отель. Автобус отбывает отсюда в восемнадцать двадцать и доставит вас обратно в двадцать тридцать, если только вы не захотите совершить десятиминутную прогулку по пляжу. Желаем вам приятного вечера и с нетерпением ждем встречи с вами завтра.

Савваса и Афродити окружили гости, выказывая интерес к новости. Элегантные хозяева, улыбаясь, отвечали на вопросы. Конечно, они рассчитывали, что некоторые из их постоянных гостей переберутся в новый отель. Единственное, о чем они умолчали, – это то, что не все из них смогут себе позволить подобное. Номер в «Восходе» в пик сезона будет доступен только для очень богатых.

Минут через десять Афродити знаком подозвала Маркоса. Жест был повелительный и лишенный женственности, но обижаться не приходилось: она была женой босса.

Георгиу поспешил к хозяйке, и Афродити покинула круг гостей. Они посмотрели друг другу прямо в глаза. Чтобы ее было лучше слышно, Афродити чуть наклонилась к нему. Он почувствовал аромат ее духов, смешанный со сладковатым запахом вермута в ее дыхании. Несмотря на бросающуюся в глаза дороговизну ее наряда, он счел это сочетание чрезмерным.

– Маркос, завтра люди захотят посмотреть ночной клуб, – сказала она. – Проверьте, чтобы все было готово к восемнадцати тридцати.

– Разумеется, кирия Папакоста, но, как вы знаете, клуб начнет работу только через день. – Он постарался, чтобы ответ прозвучал столь же безупречно вежливо.

– Мне это прекрасно известно, Маркос. Но мы должны начать его рекламировать и знакомить с ним людей. Даже если гости останутся в этом отеле, мы надеемся, что они будут приходить в «Восход», чтобы посетить клуб.

Афродити Папакоста повернулась к нему спиной и пошла прочь.

Они всегда держались друг с другом подчеркнуто вежливо и официально, что скрывало глубоко затаенное недоверие. Афродити ощущала угрозу, исходящую от этого человека, который, казалось, был повсюду, но постоянно держался в тени. Она со злорадством отметила мелкие прыщики у него на щеке, портящие его во всем остальном безупречное лицо.

Несмотря на то что Маркос Георгиу строго соблюдал субординацию, Афродити чувствовала, что он оттесняет ее. Они держались друг с другом настороженно, и Афродити постоянно ждала какого-нибудь проявления неуважения, на которое можно было бы пожаловаться Саввасу. У нее не было доказательств, что Маркос подрывает ее авторитет, но она постоянно их искала.

Афродити пришла в ярость, когда Маркос получил карт-бланш на оформление ночного клуба в «Восходе». Даже придумать название! Это была единственная область, где Афродити не имела права голоса, и это терзало ее. Она не понимала, почему муж дал этому человеку такую свободу, хотя лично контролировал в своем бизнесе любую мелочь. В особенности ей не нравилось название «Клер де Лун».

– Какая нелепость! – возмущалась она. – Это единственное место в отеле, откуда вообще не видно лунного света!

– Клуб начинает работать с восходом луны, агапи му. В этом дело.

Аргумент не убедил Афродити, и она решительно искала другой повод для критики.

– Большинство даже не поймут, что означает название. Оно французское. – (Разговор происходил вечером, когда они сидели в таверне на берегу моря.) – Почему не «Панселинос»? – спросила Афродити, подняв глаза к небу.

– Афродити, это значит «полная луна», что вовсе не одно и то же. – Саввас старался сохранять самообладание. – Маркос выбрал «Клер де Лун».

– Ах этот Маркос! – Она не скрывала своего раздражения, когда муж ставил Маркоса выше ее.

Савваса ничуть не волновало название клуба, но постоянная критика Маркоса Георгиу со стороны жены была утомительной. Ему хотелось угодить Афродити, но в то же время не обидеть того, от кого зависела бульшая часть планируемой прибыли отеля.

Помимо названия, супруге решительно не нравился интерьер.

– Он совершенно выбивается из общего стиля, – жаловалась она Саввасу. – Почему ты позволил ему это? Меня тошнит от этого темно-багрового цвета…

– Так было задумано, Афродити. Клуб должен иметь свою атмосферу.

Афродити не хотела мириться с тем, что этот небольшой уголок отеля не похож на наполненный светом и воздухом первый этаж. «Клер де Лун» предназначался для тех, кто предпочитал ночь дню, а виски воде. Это было царство ночных разговоров в сигарном дыму.

Афродити видела ночной клуб только днем. Интерьер и вправду выглядел мрачновато в свете ламп дневного света, но при приглушенном освещении помещение смотрелось намного привлекательнее. Абажуры с золотой бахромой, розовато-лиловый ворсистый ковер, низкие столики из оникса вокруг небольшой сцены. У стены – бар с впечатляющей коллекцией шотландского и ирландского виски. И хотя зал был рассчитан на сто пятьдесят человек, он выглядел уютным.

Афродити, определявшей эстетику всего отеля, не позволили повлиять даже на мельчайшую деталь интерьера ночного клуба. Саввас предоставил Маркосу карт-бланш и запретил жене во что-либо вмешиваться.

Во время суеты перед открытием отеля над входом повесили вывеску. Название появилось даже на стене бара в виде перламутровой инкрустации. Афродити проиграла сражение. Она знала, что бесполезно пытаться изменить то, что было уже fait accompli[7 - Свершившийся факт (фр.).], но тем не менее отнеслась к победе Маркоса с горечью и негодованием.

Маркос ликовал, что босс сдержал слово. Афродити могла думать что угодно, но он знал, что был не просто мажордомом Савваса. С каждым днем он все больше превращался в правую руку Савваса Папакосты.

Георгиу надеялся, что, когда «Восход» откроется, жена босса не будет все время путаться под ногами. Он заметил, как по-хозяйски она вела себя с Саввасом. Впрочем, женщины часто ведут себя так, словно мужья – их собственность.

Маркос не раз удивлялся в душй, зачем жена босса вообще работает в отеле. Когда его матери было столько лет, сколько Афродити, у нее уже было трое детей и она выходила за калитку только тогда, когда отправлялась на деревенский рынок. Да и теперь она покидала свой дом в Фамагусте лишь раз в год, чтобы съездить в Никосию. Остальное время занималась домом или садом, варила шушуко (сладости из винограда и миндаля), делала сыр халлуми или вязала кружева. Маркос признавал, что времена изменились и что девушки, даже его сестра, теперь одевались, думали и даже разговаривали иначе. Несмотря на это, само присутствие Афродити на его рабочем месте беспокоило Георгиу, и он относился к ней с настороженностью и преувеличенной вежливостью.

Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что она не будет вмешиваться в работу ночного клуба. Это была его личная территория. Саввас Папакоста намеревался привлечь супербогатую публику, которая будет судить о клубе по своему опыту в Монако, Париже и даже в Лас-Вегасе. Он говорил Маркосу, что, если правильно подобрать номера и музыку, можно получить бульшую прибыль, чем от размещения и питания гостей, вместе взятых. С заведением не сможет сравниться по размаху ни одно подобное ему на Кипре. Оно будет работать шесть дней в неделю с одиннадцати вечера до четырех утра.

Маркос видел, как ровно в восемь вечера Саввас и Афродити Папакоста попрощались с гостями и удалились. Сам он уйдет не раньше чем через семь-восемь часов. Пианист будет продолжать играть, и Георгиу знал, что некоторые клиенты останутся наслаждаться атмосферой и разойдутся только далеко за полночь. Одни вернутся после ужина и будут сидеть в патио, отдавшись во власть нежного тепла ночи. Другие, по большей части мужчины, хотя попадались и одинокие женщины, усядутся на высоком табурете за барной стойкой и будут делиться с ним взглядами на бизнес, политику или чем-нибудь более личным. А ему предстоит мастерски поддерживать беседу и подлаживаться под настроение, которое будет меняться по мере убывания виски в бутылке.

Маркос всегда с готовностью принимал предложения выпить с ним «двойное без льда», чокался с улыбкой, поддерживал любой тост гостя и украдкой прятал напитки за барной стойкой. Довольные клиенты после попойки отправлялись в постель, а Георгиу переливал алкоголь назад в бутылку и подсчитывал выручку.

Возвращаясь домой, Маркос проехал мимо нового отеля. Было полтретьего ночи, но в холле «Восхода» все еще горел свет. Перед входом были припаркованы фургоны поставщиков, и люди продолжали работу.

Слева от главного входа уже повесили, но еще не зажгли огромную неоновую вывеску – «Клер де Лун». Маркос знал, что внутри все было готово – он уже проверял утром. Что бы там ни воображала Афродити Папакоста, изъянов она не найдет, а для группы гостей, которые удостоятся завтра экскурсии, он был уверен, ночной клуб станет главной достопримечательностью отеля.

Саввас Папакоста давал ему исключительный шанс. Похоже, мечты Маркоса сбывались.

Глава 3

Через десять минут Георгиу остановился у своего дома на улице Эльпиды. Как и большинство зданий в жилом микрорайоне современной Фамагусты, оно было в несколько этажей с балконами. На каждом этаже жило свое поколение.

Первый этаж занимали родители Маркоса, Василис и Ирини. В пустующую квартиру на втором вскоре собирался въехать младший брат Маркоса, Христос. На третьем этаже жила их сестра Мария с мужем Паникосом. Квартира Маркоса располагалась на последнем этаже. Если свеситься с балкона и посмотреть вправо, можно увидеть полоску моря и иногда почувствовать ветер. Крышей пользовались все. Здесь постоянно сушилось белье. Через час ряды рубашек, простыней и полотенец становились сухими, как бумага. Словно молодые побеги торчали из кровли поржавевшие металлические прутья – на случай, если потребуется пристроить еще один этаж для детей.

В такой час Маркос к родителям не заходил, но по утрам он любил посидеть в их маленьком садике минут десять, прежде чем снова отправиться на работу. К десяти отец обычно уже уезжал на свой небольшой земельный участок. Мать варила сыну сладкий кофе по-гречески, который он так любил, и, сделав передышку в трудах, присаживалась с ним поболтать.

Когда Василис и Ирини Георгиу построили дом в городе, то воспроизвели в нем в миниатюре все, что было им дорого в их сельском быте. Виноград, обвивавший шпалеры, и дававший тень, пять тесно посаженных апельсиновых деревьев и с дюжину садовых горшков, в которых мать выращивала столько помидоров, что им было не съесть. Даже герань выросла из черенков, привезенных из деревни. В кипосе[8 - Сад (греч.).] был огороженный сеткой уголок, где ковырялись в земле две курицы.

Но самым главным для Ирини Георгиу в ее саду была клетка, висевшая слева от входа. В ней жила канарейка Мимикос. Ее пение приносило Ирини радость.

В три часа ночи все стихло. Слышны были только цикады.

Маркос нашел ключ, открыл дверь и вошел в холл. Поднявшись на второй этаж, он прислушался: в пустовавшей квартире раздавались голоса. Там была сделана только черновая отделка, и звуки отражались от бетонных стен и пола.

Маркос различил голос Христоса и, приложив ухо к двери, стал слушать. Брат разговаривал на повышенных тонах, что было для него нехарактерно, но голоса других мужчин звучали еще сердитее. Он узнал голос механика из гаража, где работал Христос. Хараламбос Ламбракис оказывал на брата огромное влияние.

Христос и Маркос всегда были близки и любили друг друга. Между ними было десять лет разницы, и они играли вместе с самого рождения Христоса. Едва тот научился ходить, как стал всюду следовать за старшим братом, подражая ему во всем. Маркос был для него кумиром.

К восемнадцати годам взгляды Христоса стали куда более радикальными, чем у Маркоса в его возрасте. Только накануне они жарко спорили по поводу энозиса Кипра и Греции. Юношей Маркос свято верил, что объединение должно состояться. Он был членом ЭОКА и поддерживал ее во время борьбы за освобождение острова от правления Великобритании. Но поскольку с момента обретения независимости уже прошло десять лет, старший из братьев Георгиу давно отказался от радикальных идей.

После военного переворота в Афинах пять лет назад большинство греков-киприотов ценили свою независимость от материковой Греции больше, чем когда-либо, и больше не хотели объединения. Теперь конфликт назревал между такими греками-киприотами, как Христос, которые по-прежнему призывали к энозису, и теми, кто этого не хотел. Противостояние все больше обострялось.

– Отчего ты стал таким трусом? – возмущался Христос.