Екатеринбургский цирюльник

– Ты, что, сошел с ума?! Что это?

– Это твой муж и ты должна привыкнуть к роли жены. Ты же так хотела семью.

– Да ты, ты…

– Не ищи слова, – перебил ее Савин. – Успокойся.

Мужчине с трудом удалось угомонить возмущенную женщину.

– В чем, собственно проблема? Что ты так разошлась? Всего, каких то, три года, и ты будешь свободна. Не забывай, от твоей работы зависит твой счет в банке. И потом, как знать, может быть, ты и полюбишь своего мужа.

– Как ты так можешь поступать со мной? Как? Ответь мне?

– Я изначально тебя предупреждал, что работа и только работа, ничего личного. Я не создан для семьи, пойми. В Москве ты согласилась на все сама, а ведь тогда у тебя был выбор. Он есть и сейчас.

Анжела какое-то время сидела, молча, как вкопанная, потом встала и открыла дверь.

– Пошел вон! Ты противен мне. Пошел вон!

Савин, оставив папку с документами и какими-то бумагами, пошел к выходу

– Два дня, я даю тебе два дня. Мой номер ты знаешь. Да, и не делай глупостей.

Анжела дала согласие через день. С тех пор она уже привыкла к своему новому имени, к своей роли жены, пострадавшего при пожаре мужчины. Теперь Лариса Кныш живет в доме, принадлежавшем когда-то Савину. Срок ее контракта скоро истечет, осталось чуть больше года. Она надеялась на то, что Савин выполнит все свои обещания, и по-прежнему выполняла все, что от нее требовалось. До сих пор все шло гладко. Используя заготовленную Савиным легенду, женщина вживалась в новую роль и втаскивала за собой Вадима Кныша. Благо, тот ничего не помнил и узнавал о своей жизни ровно столько, сколько рассказывала Лариса. Постепенно мужчина выздоравливал. Где-то, в душе, женщина восхищалась тем, что Геннадий не только смог реанимировать обгоревший безжизненный кусок тела, но и привел его в человеческий вид, развил в нем способности, о которых тот даже не догадывался. Глядя на «мужа», Лариса говорила себе: « Ты дала этому человеку шанс жить, и жить не плохо. Так что успокойся! Твоя ложь оправдана, как и оправданы все твои поступки. В них не ничего плохого».

Легко ли давалась ей эта семейная жизнь? Поначалу, нет. Но, постепенно, женщина сама стала верить в реальность их совместного существования. Первый раз, когда созрела ситуация и нужно было выполнить свой супружеский долг, она долго готовилась, прежде чем лечь к «мужу» в постель и заняться с ним сексом. Но, и с этим Лариса справилась, тем более, что Вадим оказался хорошим любовником. Была ли это заслуга Савина, или это, то единственное, что осталось у мужчины своим, полученным от природы, все это значения не имело.

Со стороны их семья казалась идеальной. Лариса заботливая и любящая жена, делающая все для полного выздоровления и реабилитации мужа. Кныш, поверивший ей, казалось, избавился от всех сомнений и стал жить полной жизнью. Раз в месяц Лариса сопровождала его в клинику к Савину. Но, с каждым разом делать это стало сложнее. Вадим отказывался ехать, считая дальнейшие консультации и обследования лишними.

– Мне надоело быть объектом для исследований. Я не лабораторная крыса, за которой кто-то наблюдает, – сказал он ей вчера.

А сегодня, сегодня он просто сбежал и не брал трубку.

– Не лабораторная крыса, – произнесла Лариса, глядя в потолок.

Сейчас, вспомнив эти слова, женщина, вдруг подумала: «Это ты точно сказал „лабораторная крыса“. И я тоже, я тоже такая же лабораторная крыса».

– Но, ничего, ничего. Потерпи, осталось совсем чуть-чуть, – продолжила она вслух.– Потерпи, все будет хорошо, и, даже, лучше.

Верила ли женщина тому, что говорила? Скорее всего, нет. Но, она так глубоко завязла во всем происходящем, что других вариантов, кроме, как ждать и надеяться, у нее не было. В данный момент Ларисе нужно, хотя бы, дождаться, когда Кныш вернется домой.

В дверях раздался тихий стук, а через минуту в проеме показалось лицо домработницы, Татьяны Федоровны.

– Лариса Геннадьевна, я испекла ваш любимый пирог. Не хотите ли чайку? – спросила она, мило улыбаясь.

– Спасибо, с удовольствием. Я сейчас приду, – ответила женщина. Лариса любила стряпню Татьяны Федоровны и сейчас не собиралась отказываться от нее. Ее организм без проблем справлялся с лишними калориями, и запрещать себе всяческие вкусности, женщина не видела смысла.

«Где он ее нашел»? – почему-то сейчас подумала она. Татьяна Федоровна не переставала удивлять свою хозяйку. Эта невысокая женщина без возраста, с неплохо сохранившейся фигурой, казалось, умела все. Она всегда и все успевала. На ней держался весь дом. Иногда Ларисе казалось, Татьяна Федоровна тоже прошла обработку в Савинской лаборатории. Иногда, глядя на эту женщину, она ей сочувствовала. Уж слишком маленьким был мир, в котором та жила. Он ограничивался этим домом, без друзей, развлечений и личной жизни. Татьяна Федоровна покидала эти стены и пределы двора лишь в те дни, когда ездила за покупками. Оплачивал ее труд сам Савин, и, похоже, достойно оплачивал, если для этих целей женщина использовала такси. Она всегда появлялась вовремя и своевременно исчезала с поля зрения своих хозяев. Такое невидимое присутствие очень устраивало Ларису. Татьяна Федоровна умела поддержать разговор, если видела, что хозяйка расположена к беседе. Но, сама никогда не была ее инициатором и лишних вопросов не задавала. Не домработница, а подарок.

«Где он ее нашел? А, может, она вообще робот, созданный Савиным»? – подумала Лариса, когда за той закрылась дверь. «Нет, нет, конечно, нет. Но, то, что Савин покопался в ее мозгах – это, несомненно», – тут же, ответила себе женщина.

– Какое тебе, собственно, дело, – сказала она вслух и пошла пить чай.

Глава третья

Положив трубку, Савин сел в кресло. Какое-то время он так и сидел без движения, уставившись на дверь своего кабинета. «Пациент начал капризничать. Что ж, он имеет право», – подумал мужчина. Его больше беспокоило поведение Ларисы, чем Кныша. Нет, он не боялся, что та в один прекрасный момент все бросит и сбежит. Некуда ей пока бежать. Не ждет ее никто и нигде. А вот, если Лариса откроет глаза своему «мужу», и вместе с ним попытается что-нибудь предпринять, тогда будет сложнее, тогда может пострадать весь его труд. Хотя, есть выход и из этой ситуации.

«Вы оба – никто. Вас давно нет, как нет воспоминаний о вашей прошлой жизни. Ее для вас не было. Те жалкие остатки вашей памяти я соберу по частичкам, как нужно мне. Соберу, словно пазлы. Все ваше существо, это лишь обломки, никому, кроме меня, ненужные, обломки моего великого замысла», – думал Савин. Такие мысли его вдохновляли. Мужчина довольно улыбнулся и позвонил своему водителю, после чего покинул рабочий кабинет.

– Меня завтра не будет, – сказал он вахтеру, отдавая ключи. – Поставьте кабинет под охрану.

– Хорошо, Геннадий Дмитриевич. Всего вам доброго, до свидания.

– До свидания, – ответил Савин и вышел из здания.

Сегодняшний день пошел не по плану. Зато, есть возможность просто отдохнуть. Геннадий Дмитриевич подошел к подъехавшему автомобилю и сел в него.

– Отвези меня домой, – попросил он водителя.

Сейчас его домом была квартира в центре города, доставшаяся ему от родителей. Там был сделан грандиозный ремонт, и после перепланировки она выглядела ничуть не хуже современных квартир. Сегодняшний, не удачно сложившийся, день Савин хотел провести в одиночестве и тишине. Вернувшись из клиники, он устроился в своем любимом кресле и попытался расслабиться. Но, похоже, ему так и не дадут это сделать. В соседней комнате зазвонил мобильник. «Ну, что еще»? – подумал мужчина, взяв в руки телефон. Увидев на мониторе фамилию Лукьяненко, он не стал отвечать на звонок. Когда телефон наконец-то замолчал, Савин просто отключил его.

Сергей Лукьяненко, его бывший сокурсник. Когда-то они вместе учились в Медакадемии. Сейчас, пожалуй, дружбой их отношения не назовешь. А тогда, тогда Геннадий сам выбрал Сергея. Ему доставляло удовольствие взять под свое покровительство деревенского парня, приехавшего из глуши и растерявшегося в суете городской жизни. Лукьяненко проживал в общежитии и без поддержки родителей едва сводил концы с концами. Савин предложил ему поработать в лаборатории молекулярных медицинских технологий, которой руководил его отец, Дмитрий Иванович. Сам он постоянно пропадал в ее стенах, вместе с ним принимал участие в исследованиях, и, даже, выдал тому несколько ценных предложений. Обязанности Лукьяненко были куда проще и состояли из пробоподготовки биоматериала. Сергей, следуя каждому пункту полученной методики, выполнял свою работу, особо не задумываясь ни над целью исследования, ни над самим материалом. Он не понимал, что может привлекать его друга в такой непонятной для него генетике и собирался перевестись на другую кафедру.

Савин же, напротив, уже тогда пытался разобраться в еще неизученных областях этой науки. Особый интерес у Геннадия вызывали человеческие волосы. Он был уверен, что волосы играют огромную роль в нашей жизни. Это не просто украшение, данное нам природой. Это своего рода матрица, в которой хранится память их обладателя. Савин даже пытался обсуждать эту тему с Сергеем. Но, тот относился к рассуждениям друга с иронией, и считал его слова фантазией, больше смахивающей на бред. Возможно, такая реакция и обижала Геннадия, но он не показывал вида. Слишком ограниченными казались ему размышления сокурсника. Лукьяненко довольствовался тем, что вообще смог поступить в Медакадемию, после окончания которой, станет врачом, найдет себе место в одной из больниц Екатеринбурга, и будет просто выполнять свою работу, согласно инструкциям и клятве Гиппократа. Сергей – добросовестный исполнитель, только и всего. Для Савина не было ничего удивительного, когда тот покинул кафедру медицинской биологии и генетики и решил стать реаниматологом. В этой сфере Лукьяненко казалось все понятнее и проще.

Не смотря ни на что, они продолжали дружить. А когда родители Савина перебрались в Москву, тот сам предложил Сергею переехать из общаги в его трехкомнатные хоромы. Друзья прожили вместе до защиты диплома, а потом их дороги разошлись. Геннадий уехал в столицу, где Дмитрий Иванович уже подготовил ему место в Научном центре молекулярных и клеточных технологий. Этот центр финансировала государство, а проводимые там исследования большей частью были засекречены. Савин включился в работу с радостью. Он так был захвачен рабочим азартом, что забывал обо всем. Находиться в своей лаборатории среди микроскопов, спектрографов, биоматериалов, в кругу своих коллег ему было гораздо интереснее, чем вкушать прелести столичной жизни. У него не было друзей, не было любимой девушки, не было никаких тусовок и другого рода развлечений. Секс, конечно же, был, всего лишь секс, как удовлетворение физиологических потребностей, не более. Лаборантка Света вполне устраивала Геннадия. Он видел, что та была влюблена в него, при этом никаких особых требований не предъявляла.

– Ты должна понимать, – сказал ей Савин, после первой проведенной в ее постели ночи.– Ты должна понимать, что у меня нет времени на ухаживания, что я не готов к чему-то большему, чем периодические короткие встречи, подобные этой. Для меня, пока что, работа на первом месте. Если тебя это не устраивает, будем считать, что сегодняшней ночи, вообще, не было, – заключил Геннадий и стал одеваться.

Он посмотрел на часы и поспешил к выходу.

– Не опаздывай. Я побежал, – сказал Савин, закрывая за собой дверь.

Приезжать к зданию лаборатории вместе со Светой он не собирался и совсем не задумывался, как отнесется к его словам девушка. А та приняла его условия, продолжала работать и ждать, когда наступит следующая ночь, ночь с любимым.

Фанатизм молодого ученого был настолько силен, что гибель родителей в автокатастрофе, не стала для него трагедией. Возможно, ему чуть-чуть было жаль мать, посвятившую всю свою жизнь сыну и мужу. А что касаемо отца, то Геннадий только вздохнул с облегчением. Последнее время они часто конфликтовали. Дмитрий Иванович был против многих идей сына, не давал возможности, воплотить их в жизнь. А уж о начале испытаний на людях, он вообще ничего слышать не хотел.

– Рано, слишком рано. Мы не можем рисковать человеческой жизнью, – таков был его ответ.

И вот, сама жизнь убирает такую серьезную помеху. Геннадию пришлось постараться, чтоб скрыть свои истинные чувства. Приняв соболезнования и помощь коллег, он похоронил родителей, и, наконец-то, почувствовал себя свободным, абсолютно свободным. От отца Савину достались все разработки, которые помогли ему достаточно быстро добиться успеха. От младшего научного сотрудника Геннадий дорос до руководителя всего центра. Он не заметил, как пролетели почти десять лет с его приезда в Москву. Теперь он уже не сын Савина Дмитрия Ивановича, выдающегося генетика. Теперь он, Геннадий Дмитриевич Савин – доктор наук, автор многих трудов в области генетики и нейрофизиологии, в области молекулярных и клеточных технологий, разработчик генной терапии. Десять лет не прошли, они пролетели, но, пролетели не впустую. Сейчас Геннадий Дмитриевич мог позволить открыть свою клинику в Екатеринбурге. Ее название хоть и было СПТХ, что значит Современные Технологии Пластической Хирургии, пластическая хирургия, это было самое последнее, чем будут заниматься сотрудники клиники. Именно в ней Савин собирался проводить свою основную работу, без того ограничивающего контроля со стороны государства. Мужчина продумал и просчитал каждый шаг.

Дом, в котором сейчас проживало семейство Кныш, достался ему по наследству от родителей вместе с прислугой. Жить в нем Геннадий Дмитриевич не собирался. Приезжая в Екатеринбург по делам, мужчина останавливался в нем, и, даже, не стал менять обслуживающий персонал. Только его стены так и остались чужими. Большой, двухэтажный дом мало чем отличался от стоящих рядом творений, с воплощенными в них креативными для того времени идеями архитектора. Неуютно чувствовал себя Савин в этом доме, не смотря на все комфортные условия. Чужие стены, чужие люди в лице прислуги. Другое дело квартира, в которой он вырос. В ее преображение мужчина вложил душу. Удачно совмещенные с современным дизайном его личные предпочтения сделали ее стены еще роднее. Домработница, приходящая два раза в неделю, не создавала ощущения вторжения в его личную жизнь чужого человека. Было время, когда Геннадий Дмитриевич уже хотел избавиться от отцовского дома, но передумал. Он нашел для него хорошее применение.

Тогда шел набор добровольцев для начала его эксперимента. Где, как ни в Москве, проще всего найти людей, готовых на все, чтоб зацепиться в столице. Люди, стремящиеся к воплощению своей мечты, почему-то, уверены, что именно в Москве их ждет удача, что только там они смогут добиться успеха и по-настоящему прославиться. Почему-то, все забывают, или считают, что слова «Москва слезам не верит», к ним не относятся. Но, наступает момент, и, вытерев эти слезы, расставшись с иллюзиями, они начинают искать любые способы выжить и задержаться в равнодушной столице хотя бы еще на год. С таким контингентом проблем практически не бывает.

Так в его жизни появилась Анжела Кислицина. Среди собравшихся в тот день добровольцев она была самым подходящим кандидатом для осуществления его грандиозных планов. Правда, в них не входили никакие личные отношения. Поняв, что девчонка влюбилась в него, Савин подумывал найти ей замену, но потом решил использовать и такой поворот событий. Геннадий Дмитриевич умело манипулировал Анжелой, приучал ее к красивой жизни, не обделял своим мужским вниманием, всегда брал ее с собой на отдых. Со стороны можно было подумать, что это счастливая пара, которая скоро поженится. На самом же деле Савин постепенно, приучая девушку к себе, подстраивая под свои планы, готовил из нее безотказную исполнительницу для его дальнейшей работы.

Пока Анжела вкушала все прелести столичной жизни, Геннадий Дмитриевич готовился к переезду в родной город. Он часто уезжал в Екатеринбург, контролировал строительство клиники, подбирал подходящий штат, приобретал оборудование. Перед самым переездом вспомнил Савин и о своем друге. Он навел о Лукьяненко справки и сам предложил встретиться. Как и предполагалось, Лукьяненко работал реаниматологом. Его материальному положению можно было посочувствовать. Сергей за все эти годы так ничего и не заработал, жил с женой и двумя сыновьями двойняшками в маленькой хрущевской квартире. Денег на покупку нового жилья скопить не получалось. Геннадий Дмитриевич не мог не заметить, как Лукьяненко расстроился, почувствовав себя ничтожеством на фоне преуспевающего друга.