Париж существовал? Забудьте…

("Крок-месье" – так назывались горячие сэндвичи с сыром и ветчиной. "Крок-мадам" было то же самое, плюс сверху зажаренное яйцо.)

– На десерт ты сделал себе шарлотку, – продолжала Изабель.

Кристиан слушал ее молча. За многие годы бабушка действительно изучила его вкус. Скорее всего, она угадает и фильм, который он смотрел.

– А смотрел ты что-нибудь, – бабушка сделала паузу, – с этой безмозглой куклой.

– Ты не можешь не отметить, что она очень хороша собой, – засмеялся Кристиан.

Он знал, что бабушка не разделяла его восторга по отношению к Бриджит Бардо, французской актрисе 60-70 годов ХХ века. Она все время говорила, что ей нравятся женщины другого типа, а эти огромные глупые глаза ее просто раздражают.

Кристиану глаза Бриджит Бардо отнюдь не казались глупыми. И, вообще, было что-то необыкновенно манящее в облике этой женщины. Он долго не мог понять, что именно, хотя и много раз смотрел все фильмы, в которых она играла. Наконец, Кристиан понял, что так привлекает его: в этом облике гармонично сочетались две совершенно несовместимые вещи – порок и невинность. Совместить несовместимое… Видимо, действительно, создав ее, Бог создал Женщину. Наверное, так должна была выглядеть Ева… Не случайно она играла главную роль в фильме Вадима Роже “И Бог создал Женщину”.

Бабушка отвлекла Кристиана от мыслей вопросом о завтрашнем обеде.

– Что будет завтра на столе?

– Пока не знаю, но могу пообещать, что все будет съедобно.

– Между прочим, хочу тебя попросить. Постарайся не доводить беседу с Клодом до скандала.

Кристиан вздохнул. Клод – муж старшей сестры Франсуазы, и его приходилось терпеть из любви к сестре. Он был хорошим, добрым, но довольно глупым человеком. И не просто глупым – он был упрям в своей глупости. И в споре никогда не слышал собеседника.

– Он застрял на уровне социалистов-утопистов, – смеялась Марго, младшая сестра Кристиана, – где-то в восемнадцатом-девятнадцатом веках.

С Марго Кристиан был по-настоящему близок. Сестра была на два года младше его и в детстве всегда ходила за ним, как хвостик. Даже его друзья привыкли к тому, что в их чисто мужской компании всегда присутствовала девочка.

Когда он уехал учиться, самым трудным для него стало расставание с Марго. Каждый вечер они подолгу беседовали по телефону, сообщая друг другу все свои новости. Он был рад, что друзья в его отсутствие продолжали опекать Марго. Особенно энергично опекал ее Шарль… Может быть, поэтому через три года, едва достигнув двадцати лет, Марго вышла за Шарля замуж. Их брак не нарушил дружбы Кристиана ни с сестрой, ни с Шарлем. А племянников своих он просто обожал. Они порой скрашивали его одиночество…

– Надо завтра испечь для Марго ее любимый шоколадный торт с мятной начинкой, – подумал Кристиан, возвращаясь домой от бабушки.

Он провозился на кухне почти до полуночи, оставив совсем немного на утро.

– Завтра воскресенье, – с удовольствием подумал Кристиан.

Это был единственный день, когда он позволял себе встать позже обычного. В будни будильник звонил в пять утра. Правда, он давно уже просыпался сам, а будильник каждый раз заводил на всякий случай…

Сегодня, несмотря на то, что очень устал, Кристиан не мог заснуть. Он вспоминал разговор с бабушкой и свое обещание не ввязываться в спор с Клодом.

– Будь терпим, – сказала она на прощанье…

Утро прошло в хлопотах. Накрыв стол и поставив мясо в печь, Кристиан отправился на утреннюю службу. Церковь Нотр-Дам-де-Гар была расположена ближе всего к его и бабушкиному дому. Туда же подъезжали каждое воскресенье и Марго с Шарлем, и родители. Молитва и воскресные проповеди всегда приносили Кристиану радость и покой. Он был глубоко верующим христианином.

После службы все отправились к нему домой. Ему приятно было выслушивать комплименты по поводу сервировки стола и разнообразия обещанных блюд.

– Когда ты только все успеваешь? – спросила мама и тут же посетовала на нехватку времени.

– Чем ты так занята? – спросила невестку Изабель.

– Внуками. Франсуаза вышла на работу, так что я занимаюсь детьми, – вздохнула Люси.

– Почему бы ей не отдать двух младших в сад-ясли? – вмешалась Марго. – У меня Катрин в школе до пяти, а Антуан – в детском саду. Ты просто идешь на поводу у Франсуазы.

Разговор начал принимать неприятный оборот, и отец постарался перевести беседу на другую тему.

– Как тебе понравился наш подарок? – спросил он Кристиана.

– Кубок для вина просто великолепен. Но где вы его достали? Серебро ручной работы, наверное, девятнадцатого века.

– Семнадцатого, – поправил отец. – Купили на аукционе.

Раздался шум подъезжающих машин. Франсуаза с семейством и два кузена Кристиана с женами и детьми подъехали одновременно. Все были в сборе, и можно было садиться за стол.

Обед прошел мирно в разговорах о гастрономии и детях. Уже в самом конце, когда все расслабились после еды и хорошего вина, Клод заговорил о воспитании подрастающего поколения. Он заведовал воспитательной работой в гимназии.

– Мы учим детей быть добрыми и заботливыми. Мы объясняем им, что нужно помогать людям. Например, сейчас дети собирают еду, которая будет отправлена в голодающие районы Африки.

– Зачем? – спросил Шарль.

– Что значит зачем? Там голодают дети.

– А может, лучше объяснить взрослым, что надо планировать рождаемость и производить детей только тогда, когда родители их могут прокормить?

– Но они – мусульмане, и их религия запрещает им предохраняться от беременности и делать аборты. Ты же не можешь обречь детей на смерть.

– Причем здесь я? Они должны решать свои проблемы сами. Рожать, лечить, кормить. Мы живем в разных цивилизациях, и в них действуют разные демографические законы.

– Именно потому, что мы находимся на более высоком уровне развития и они слабее нас, мы обязаны помогать им.

– Путь в ад вымощен добрыми намерениями, – встряла в разговор Марго, которая была полностью на стороне мужа.

– Допустим, – продолжал Шарль, – мы поможем им выжить, спасем их от голода. Что дальше? Они будут нам благодарны? Или они придут сюда, чтобы нас уничтожить?

– Почему ты видишь все в черном свете? – спросил Клод.

– Потому что мы знаем, чем это заканчивается, – сказала вдруг Изабель.

Все замолкли, и за столом воцарилась тишина. Изабель никогда не вступала в подобные разговоры, она всегда хранила молчание.

– Вспомни историю и ты увидишь, чем оборачивается демократия и гуманизм при столкновении цивилизаций. Даже одно то, что ты живешь сегодня здесь, на этой земле, должно быть для тебя уроком.

– Но я родился здесь, – возразил Клод.

– Ты – да. Но твои родители родились во Франции, отец – в Париже, мать – в Лионе, а сюда они попали в детском возрасте. Им, наверное, было по два–три года, и они не помнят, как ехали сюда, как покупались эти земли, как обживали их и строили город, похожий на Париж. И пытались воссоздать некое подобие родины. И взрослые пытались вернуться к тем профессиям, которые были у них там… вдали. Мне было пятнадцать лет, когда мы приехали сюда в 2045 году. Я тогда не понимала, куда меня увозят из Парижа и, главное, зачем, очень переживала и плакала. Сегодня я благодарна родителям, светлая им память, что они решились на этот шаг.

– Да, но они могли остаться и отстаивать свою точку зрения, – не сдавался Клод.

– Мы проиграли на выборах. Все ультраправые партии набрали 18 процентов голосов, а мусульманские – 33. Они и вошли в правительство. С тех пор все законы, нарушающие права человека, проводились в парламенте под знаменем демократии.