Вино с нотками смерти

Директор в который раз вздохнул, включил чайник и поставил на стол кружки с именами «Света» и «Варя».

– Жена подарила, – объяснил он наличие женских имен на посуде, – ее так зовут и дочку, чтобы помнил. Меня, кстати, зовут Павел Александрович.

– Давайте, Павел Александрович, поговорим, – предложил Герман. – Что вы думаете по поводу странного убийства в спа. У убитой ничего в номере не пропало. Что могло произойти? Ваше мнение.

Директор нахмурил лоб.

– Месть? – предположил он. – Разгневанный любовник примчался и, как ту Дездемону, придушил! Ее ведь придушили?

Герман помотал головой. Павел Александрович сыпанул ему в чашку растворимого кофе и залил порошок кипятком.

– Сахар берите. Печенье, – он поставил на стол сахарницу в цветочек и пачку на вид совершенно несъедобного печенья.

– Павел Аркадьевич, – начал Герман.

– Александрович, – ласково поправил его директор.

– Александрович, – покорно повторил Герман. – Если предположить, что Лиду убил кто-то из пансионата – ведь она жила тут уже несколько дней, и все было в порядке, – то, кто это мог сделать, а? Кто у вас тут живет, кто работает сейчас? Не так ведь много народу.

– Может ее работники спа убили, – обиженно проворчал директор, гневно постучав суповой ложкой по столу. – Извините, у меня чайных ложек нет, только большие. Если что сахар можно помешать другой стороной, а то черпак в чашку плохо влезает.

– Ничего, – успокоил директора Герман, – я без сахара. Про работников спа. Мой коллега сегодня там работал, вчера я допросил всех, кто там был в момент убийства. Получается, во-первых, там сейчас мало работает народу – несезон, что нам упрощает задачу. Везде народу мало. Во-вторых, у всех алиби. Хуже обстоит дело с посетителями. Но с работниками все ясно.

– Ладно, давайте по порядку. На том же этаже, где жила Лида, поселилась только вечно жрущая парочка. Присмотритесь к ним все-таки. Странные они, – Павел Александрович поболтал ложкой в чашке. – На стойке администрации работают Лена и Лика. Две горничные на все этажи. Народу мало, они справляются. Давно у нас работают. Я стараюсь сохранять, видите ли кадры. Редко беру новых. Вот Анжелику взял, но не пожалел. Лена была готова одна продержаться, но Лика и в сезон пригодится. Раз пришел такой кадр – надо брать.

Герман допил кофе и поднялся. Ничего интересного он не услышал, а что, с другой стороны, ожидать. На улице Герман с сожалением посмотрел на небо – собирались тучи. Он обернулся и неожиданно решил пройти обратно к жилому корпусу. На балконе шестого этажа стояли двое. Они словно застыли как изваяния, глядя куда-то вдаль, совершенно отрешенно, неподвижно. Даже издалека было видно, насколько они спокойны и уверены в себе. Герман задумался: парочка, конечно, выглядела странновато.

– Пожалуй, послежу сегодня за ними, – пробурчал он себе под нос и набрал телефон участка.

Трубку взяла Оля.

– Привет, чего нового накопали? – без прелюдий приступил к делу Герман.

– Ничего, – покладисто ответила Оля. – Причина смерти все такая же странная: кровопотеря. Две ранки, действительно, как от уколов шприца. Ничего нового. Сергей пытался узнать, кто крутился возле убитой в спа. Но, к сожалению, никого, кроме вашей парочки из пансионата вспомнить толком не могут.

– Жаль, – вздохнул Герман. – Ладно, я тут еще покручусь.

Он зашел в тень вечнозеленых кустов и заметил, что из пансионата вышла Анжелика. Как завороженный, Герман последовал за ней. Женщина шла по тропинкам, вьющимся по территории, шаловливо покачивая бедрами. Оказавшись на улице, она пошла вверх, еще выше, без усилий шагая по ухабистому тротуару. Герман старался не отставать, но и не подходить к ней слишком близко – вдруг обернется. Дорога продолжала виться в гору. Минут через двадцать, когда Герман уже проклял все на свете, включая самого себя, за ненужную авантюру с преследованием, Анжелика дошла до старой пятиэтажки и прошла в последний подъезд. Герман оглянулся: внизу простирался городок и море. Двор был заставлен тесно припаркованными друг к другу машинами. Интересного ничего он не увидел и направился обратно в пансионат. На сей раз на стойке администратора дежурила Лена. Герман представился и спросил, не выходила ли его любимая парочка в город.

– Вышли! – махнула Лена рукой. – В это время обычно уже уходят.

К шести часам Герман почувствовал голод и прошел по выданному Леной талону в столовую на ужин. В семь он устроился в засаде. Что он собирался увидеть, Герман и сам не понимал, но терпеливо принялся ждать. Буквально через полтора часа Игнат с Изабеллой вернулись в пансионат, таща с собой кучу тяжелых пакетов. «С едой», – подумал Герман и продолжил сидеть. В номере шестого этажа зажегся свет, но чуть позже яркое электрическое освещение сменилось на нечто, похожее на пламя свечи. Шторы задернули. Неведомая сила удерживала Германа на месте. Он сидел на низком пеньке за кустарником и жалел, что в пансионате так мало установлено фонарей. Вход худо-бедно освещался, но далее местность покрывал мрак. Правда, глаза быстро привыкли к темноте, и Герман вполне сносно разглядел троих старичков, бредущих к корпусу со стороны столовой – там после ужина устраивали развлекательные мероприятия.

После полуночи Герман понял, что выглядит на своем посту полным идиотом – чего он тут высиживает становилось совершенно неясно. Алиби парочки еще днем проверили: их прекрасно помнили в ресторане, а в компьютере сохранилось время заказа. Герману не хотелось признаваться себе в том, что единственным выходом будет назавтра проверить всех посетителей спа. Дело, конечно, повиснет, потому как никаких паспортов у народа там не спрашивали, а значит и выявить подозреваемых практически невозможно.

Герман задремал. Неожиданно неподалеку от него послышался шорох. Он открыл глаза, думая, что какая-нибудь белка прошмыгнула или кошка, шелестя опавшими листьями. Однако внимание его привлекло совсем другое, отчего он выпучил глаза и застыл на пеньке, не в силах пошевелиться. По аллее вышагивали два крупных зверя, волк и львица. В первый момент Германа шокировало безумное сходство зверей с Игнатом и Изабеллой. Показалось даже, что они просто собрались на маскарад и подобрали исключительно качественные костюмы, а шли на четырех «лапах» для пущей достоверности.

Однако, когда два зверя подошли ближе, Герман почувствовал, как волосы у него зашевелились на голове. От парочки веяло чем-то животным, звериным. Ни о каких людях тут и речи не шло. Оба зверя были крупными и крепкими, их шкура поблескивала в свете луны, большие лапы мягко ступали по асфальту. Морды странным образом походили на людские: это поразило Германа более всего. Волк имел явное сходство с Игнатом, а львица улыбалась точь-в-точь как Изабелла, к тому же периодически касалась своим телом волчьего, и терлась мордой о его черную мохнатую щеку.

Вдруг возле Германа опять прошелестела трава. Какая-то тень метнулась в его сторону, а шею царапнула острая иголка. Герман вскрикнул и отпрянул, схватившись рукой за пораненное место. Рядом зашипели, послышался хруст веток. Герман понял, что надо преследовать неведомого противника, но на него навалилась дикая усталость. Он начал заваливаться на бок. Над лицом нависли звериные морды, и тут он окончательно отключился…

***

Он метался по коридорам Дворца. Сплошные стены, без дверей и окон, узкие лестницы, ведущие в тупики, пикирующие с потолка летучие мыши, норовящие коснуться его тонкими, липкими крыльями, крысы и мыши, выбегающие из-под ног с остервенелым писком. Как-то промчался тощий кот, с безобразным мяуканьем схвативший лапой мышь и запихнувший ее в рот, только хвост висел наружу. Кот громко зачавкал, насмешливо глядя на него: вот, мол, тебе еды не досталось.

Отчаявшись найти комнату или иной выход в портал, он прислонился к холодной стене. Спины у него не было, но он почувствовал, как по ней потекла прохладная струйка воды. Он резко обернулся. Пить хотелось нестерпимо, и он готов был лизать стену, лишь бы хоть кончиком языка ощутить влагу. Перед ним чернело пустое пространство.

– Неважно, – сказал он тихо, – неважно. Пойду туда.

«Туда, туда, туда», – грохнуло эхо. Позади прошелестела летучая тварь, он шагнул в пустоту. Перед его глазами возникла огромная кухня. Шум и гам становился просто оглушающим: гремели кастрюли, с безумным грохотом ставились в печь горшки, стукались о стену прихваты, бренчали ложки, со свистом рассекали воздух ножи, занесенные над здоровыми кусками мяса, шипели сковороды, разбрызгивая кипящее масло, звенели бокалы, с громким хлопком вылетали пробки из пыльных бутылок с вином. Поварята стремительно бегали по кухне, а те, кто был за старших, прикрикивали на них, перекрывая остальные звуки.

Он отчаянно попытался сглотнуть, но слюны не ощутил. Зато он ощущал запахи. Тут жарили мясо, вроде баранину – она обладала специфическим ароматом, резали молодой чеснок, доставали из печи свежеиспеченный хлеб – батон длиною в метр, не меньше. Пахло молоком, теплым молоком из-под коровы, от него даже пар шел. Терпкий запах выдержанного красного вина щекотал ноздри. Из горшочков тянуло наваристым, густым супом из свежайших овощей и молодого картофеля. Он устало сел на деревянный стул. Прямо перед ним повар изо всех сил лупасил по тушке молодого теленка, отрубая нужные части согласно лежавшей перед ним, забрызганной кровью схеме. Он опять сглотнул. В горле противно защекотало. Он кашлянул. Эхо повторило его слабый «кхе».

– Кто шумит? Не шуметь! – гаркнул ему на ухо толстый повар. – Не шуметь, сказал! Сидит, кашляет, людям работать не дает! Изверг! – припечатал толстяк.

Он послушно кивнул, хотел спросить повара, нет ли у них на кухне портала, но сдержался: все равно не ответит. Эти сущности обладали примерзкими характерами. Ничего не допросишься, ни снега зимой, ни воды при наводнении. Придется самому выбираться. Силы на исходе, снаружи возле единственного выхода сидят Волк и Львица. Оставалось только положиться на себя и рыскать по миражу.

Слева возле плиты на стене был нарисован очаг. Справа, с противоположной стороны кухни, потрескивал огонь в настоящем очаге. Он напрягся, пытаясь вспомнить, что ему напоминал рисунок и почему он не мог отвести от него взгляд. Воспоминания прятались в том, другом мире. Ерунда, сплошь ерунда и мерзости. Сущности хотелось нахмурить лоб. Почему-то казалось, сумей он нахмуриться, и загадка очага решится. А вот не разгадает он ее, все – последний шанс исчезнет.

К настоящему очагу подошел поваренок и повесил на крюк котел с цельными тушками цыплят. Мальчонка с острым носом притащил воды и залил птицу. Его осенило: в ином мире существовало предание, согласно которому имелась возможность проткнуть рисунок с очагом носом и попасть в портал. Беспокоило одно: который из очагов нарисованный. Он с миражами давно имел дело. Его не обманешь. Как бы определиться поточнее? Волнение становилось невыносимым: он четко чувствовал, что выход из пустыни здесь, на кухне. В котелке забурлила вода, цыплята болтались в жидкости, переворачиваясь с боку на бок.

– С одной стороны, по их дурацкой логике надо ломиться через настоящий очаг, – борясь со слабостью размышлял он. – С другой стороны, они как раз и подумают, что я так подумаю. Значит, портал спрятан в нарисованном очаге. Это очевидно, но потому маловероятно, а значит, вероятнее всего.

После подобных умозаключений он решил подойти поближе к очагам: должен же он почуять выход. Начал с того, где варились цыплята. Из котла уже вкусно пахло. Конечно, поварята ведь в него накидали душистых трав, кореньев. Возле тушек плавали ароматные луковицы. Ему стало жарко. Поленья потрескивали, огонь плясал вокруг котла, норовя залезть внутрь и попробовать варево. Поваренок подбежал, сунул в котел ложку, поворочал там немного и кинул горсть крупной соли. Он понаблюдал за очагом. Цыплята варились, как ни в чем не бывало. Он двинулся ко второму очагу.

– Изверг, куда пошел-то? – донеслось до него. Толстый повар шел к нему с миской. – Сейчас есть будем. Ты же голодный. Садись за стол.

Он прибавил ходу. Толстяк, несмотря на здоровый живот, не отставал. Поварята захихикали и начали его окружать, выстраиваясь перед ним в цепочку, загораживая проход к нарисованному очагу. «Там!» – подумал он и в три гигантских прыжка преодолел остававшееся расстояние, четко вписавшись в небольшой проем между поварятами. Оглядываться и останавливаться он не стал. Плюхнулся на картину, прорвав плотную бумагу…

***

Герман очнулся и увидел над собой знакомый матрас второй детской кровати. Он повернул голову. За столом сидела знакомая парочка. Они уплетали жареную на гриле курицу. Рядом валялся бумажный пакет с жирными пятнами и фольга, в которую им завернули курицу, чтоб не остыла.

– О, очухался! – Изабелла улыбнулась ему как родному. – Головой осторожно.

– Помню, – буркнул Герман. – Что со мной случилось? – спросил он и перебрался к столу.

Естественно, перед ним ту же выросла гора еды. В пластиковый стаканчик плеснули красного вина. Герман не дождался ответа и вгрызся в куриную грудку.

– Поплохело вам опять. Мы вышли погулять поздно вечером, а тут и вы валяетесь возле кустов. Слабы здоровьем. Работа нервная. – Изабелла сняла с курятины жареную шкурку, отправила ее в рот и бодро захрустела, полностью довольная собой.

Игнат, как обычно, выглядел суровым. В подтверждении слов подруги он просто развел руками и кивнул.

– Во сколько вы пошли гулять? – невинно поинтересовался Герман, надкусив сладкий южный лук. – Не поздновато?

Парочка переглянулась. Он у них уже успел заметить эту паршивую привычку переглядываться, когда вопрос им не нравился. Лица выражали легкое разочарование в собеседнике: либо вопрос казался парочке глупым, либо неуместным и невежливым.

– Около двенадцати, – буркнул Игнат. – А не помним.