Я не писатель. Это моя история, мои переживания, эмоции, страдания. Все без редактирования и ретуши, как есть излитая душа на бумаге. Мой школьный учитель литературы упал бы в обморок от этой ужасной писанины, но все как в жизни, когда мысли путаются, а рука не успевает записывать за потоком бреда. Кто-то забросает меня камнями, а кто-то мысленно обнимет мою родственную душу.

* * *

Привет, меня зовут Вика и я онкобольна. Я пишу эту колонку со своей историей, чтоб показать изнутри истории миллионов и дать надежду и поддержку таким же, как я. И если вы предполагаете, что я буду рассказывать грустные истории, то не совсем так. Рак – это очень общее определение страшной для всех болезни, о которой все слышали, но никто ничего толком не знает. Это слово как-то магически действует, оно вселяет панику и жуткие мысли о скорой смерти, поэтому больные вызывают у всех только жалость. И никто не пытается даже разобраться, что к чему. Так и я столкнулась со стеной стереотипов однажды, а теперь точно могу сказать, что эта болезнь перевернула мою жизнь, сознание и мысли. И это не история с выжившими в автокатастрофе, которые говорят, что получили второй день рождения, здесь есть много времени на раздумья, зачем и для чего ты живешь, а стоят ли эти мучения и страдания того, чтобы продолжать жить.

С момента постановки диагноза уже прошел год, я еще продолжаю лечение, и забыть о нем мне еще нескоро придётся.

У меня была обычная жизнь, офисная работа, муж, маленький ребенок, любимые детские кружки после работы, выходные в круговороте прогулок, веселья и домашних дел с моей семьей. Были и моменты жуткой усталости, семейных ссор и детских больничных. А в целом я могла сказать, что веду относительно здоровый и активный образ жизни, не имею вредных привычек, лишнего веса и наследственных болезней. Я уже точно не могла предположить, что когда-то столкнусь с этим страшным словом рак.

В один, наверное, прекрасный вечер у меня зачесалась грудь, и я почувствовала уплотнение, на следующий же вечер я после работы была на УЗИ. Нет, я не думала самого плохого, просто мне что-то не понравилось. Первое же УЗИ показало неровные края неизвестного образования, и меня направили к маммологу со словами: «Срочно пойдите, потому что что-то непонятное». Меня это даже не сильно напугало, осознание серьезности ситуации очень долго идет, все кажется, что это так пройдет, ничего серьезного, со мной же ничего такого быть не может.

Маммолог осмотрел, в срочном порядке сделал биопсию и сам думал, что это доброкачественное новообразование, говорил мне о необходимости удаления в любом случае. А дальше звонок из клиники и тревожный голос доктора с просьбой срочно прийти на прием. И слова «новообразование злокачественное, это рак». Ох, и в жар, и в холод от этих слов бросает до сих пор. Само слово «рак» – как клеймо и дамоклов меч одновременно. Как я потом узнала, есть даже определение «канцерофобия», то есть боязнь рака, и это нешуточное психологическое состояние, которое в той или иной степени встречается почти у каждого. В тяжелых ее проявлениях люди боятся идти на прием к врачу, сдавать анализы, лишь бы не услышать это страшное слово «рак», но таким образом иногда сами себя губят, не проходя лечение своевременно. Этот страх нам навевают все: телевизор, СМИ, истории знакомых и не очень, бабушки и статьи в периодике. Вот заметьте, сколько псевдонаучных статей существует: «Вылечить рак с помощью соды» или «Они победили рак, принимая только…». Они питаются нашими страхами, а мы наивно верим.

А потом начинается череда поездок по больницам. Онколог, еще один маммолог (потому что всегда нужно услышать мнение второго врача), гинеколог, УЗИ, КТ, МРТ с контрастированием, анализы общие и онкомаркеры. Когда погружаешься в эту тему глубже, оказывается, что и онкомаркеры не такая простая штука. Они не всегда показывают наличие опухоли и не всегда информативны.

А теперь давайте признаемся честно: вы точно раз в год осматриваетесь у гинеколога? А как давно были у маммолога? Так вот мотивация делать регулярные осмотры есть, и она значительная, потому что при обнаружении опухолей на ранних стадиях процент выживаемости высок, а с каждой новой стадией этот процент уменьшается в разы. Я сейчас говорю о любой опухоли, о любом раке. На самом деле слово «рак» настолько общее понятие, что по сути за ним стоят совершенно разные заболевания, и даже, например, рак груди бывает совершенно разным. Здесь играет роль и орган, где находится новообразование, и стадия, и наличие метастазов, и, например, гормонозависимость. Поэтому каждая история рака по-своему уникальна, но все так похожи общими переживаниями и эмоциями.

* * *

Могу вам с точностью сказать одно: берегите себя для себя! Ежегодные осмотры гинеколога, маммолога, УЗИ и походы к стоматологу – это норма заботы о себе и уж точно важнее маникюра.

Мне несказанно повезло вовремя обнаружить мою карциному, до операции даже предполагалось, что это первая стадия. Онкологи давали хорошие прогнозы, учитывая мой возраст и общее состояние здоровья. Результаты обследований показали, что опухоль гормонозависимая, небольшая, и план лечения был ясен. А в моей голове роились мысли. Я вот уже несколько лет хотела второго ребенка, но все было не к месту, не вовремя, кризис, денег нет, немного позже, дочка еще маленькая… И я, как сумасшедшая, на каждом приеме у каждого врача выспрашивала о возможности потом иметь детей. Это сейчас я понимаю, почему на меня так смотрели врачи, а тогда мне казалось, что этот вопрос был самым важным. Я тогда не поняла всего значения слов маммолога «Вам необходимо быть здоровой для своего ребенка НАДОЛГО!». Но в голове у женщины мысли о детях отбивают напрочь здравый смысл, и я все продолжала с надеждой вслушиваться.

Я человек настойчивый и уж если себе что-то придумала, то прошибаю все стены, и в клинику планирования семьи я обязательно пошла. Взяла с собой мужа и маленькую дочку, потому что она всегда со мной. А там сидели десятки взрослых пар и ждали приема. Десятки! Весь коридор был занят прекраснейшими мужчинами и женщинами лет тридцати, которые нежно держались за руки и нервно ждали приема и с недоумением смотрели на нашу пару с маленьким ребенком: мол, «что им еще нужно». На тот момент все здравые домыслы, что у меня уже есть один ребенок и нужно успокоиться, на меня не действовали. Да что там, если честно, я до сих пор плачу в подушку, мечтая о втором малыше и братике или сестричке для своей дочери. Я не представляю себе, насколько нужно быть сильными, чтоб не сдаваться и верить, ходить по врачам и делать ЭКО и, не дай бог, после неудачи опять собирать в себе силы на новые попытки забеременеть.

Конечно же, с моей картиной я удивляюсь, как доктора сдерживались для того, чтобы не повертеть пальцем у виска. Но ситуация подготовки к ЭКО, замораживания яйцеклеток, и лучше оплодотворенных, предполагает гормональную стимуляцию для получения большего количества необходимых яйцеклеток. Для моей гормонозависимой карциномы это исключено и обещает риск ее дальнейшего роста. А вы видели цены этих процедур? Пришлось опять опустить руки, проплакать полночи и искать новую надежду. И надежда была. Дело в том, что знаменитый тест BRCA1 и 2, который делала себе Анджелина Джоли, был у меня отрицательным, а это означало, что генетической мутации у меня нет и нет необходимости удаления второй молочной железы, а также яичников. Да-да, эти опухоли связаны в некоторых случаях. И именно из-за наследственной предрасположенности, а впоследствии и положительного теста BRCA Джоли решилась на мастэктомию (удаление молочных желез). И отрицательный BRCA значит, что у моей доченьки и моих племянниц нет таких рисков и эта болезнь лично моя. А еще у меня была первая стадия, операцию мне планировали лучшие хирурги в стране. План операции был такой: мастэктомия с одномоментной реконструкцией экспандером. В ходе операции все удаленные ткани собираются, и края срезов проверяются на наличие следов опухоли для понимания, все ли удалено, а также делается срез сторожевого лимфоузла на наличие метастазов. В случае непоражения сторожевого лимфоузла их оставляют, а если он поражен, то удаляются все лимфоузлы в подмышечной области. И здесь появляется надежда на один шанс из тысячи: если лимфоузлы не задеты, есть рекомендации сделать дорогой анализ тканей на мутации. Если этот анализ будет отрицательным, на консилиуме врачей может быть принято решение о возможности отказа от химиотерапии. И вот она моя надежда! Я цепляюсь за нее зубами и думаю, что все пройдет именно так, переживаю относительно дорогой стоимости лечения.

Наступает время подготовки к операции, и я понимаю, что мне придется рассказать о болезни маме… Сложно, больно, неприятно, стыдно. Да, именно стыдно. Почему-то стыдно говорить о болезнях, о своей слабости, а тут еще и болезнь такая. Собиралась с мыслями, думала, как сказать, но голос дрожал все равно. И слова «мама, не плачь, все будет хорошо» не помогали. Мама еще долго плакала, храбрилась при мне и прятала слезы, а я все старалась утешать, хотя сама не знала, как все будет.

* * *

Как бы странно ни звучало, но болеть раком не так страшно, как рассказывать об этом. Не поверите, я бы лучше перенесла еще одну операцию, чем призналась кому-то о своем диагнозе. Тема болезней в общем, да и рака в частности, как табу. Опять-таки вернусь к канцерофобии – страх рака настолько большой в обществе, что даже говорить об этом боятся, боятся общаться с больными людьми, как от прокаженных в 19 веке, все прячутся. И я говорю об этом не для того, чтоб обвинить: я сама раньше была такой, в нас говорит незнание вопроса и страх. Для себя я решила скрывать свою болезнь по максимуму, и это мое решение, и, уж простите, не вам меня судить. Моему ребенку всего 4 года, и для нее мама не может быть больной – и точка, ее радужное детство не может быть омрачено такими переживаниями. За год различного лечения, терапий, операций мы дочери ни разу не говорили, что я болею. Придумывали разные истории, что мама уехала в командировку, на работе задержалась, спасали поездки ненадолго к бабушке, говорила, что устала, что не выспалась, после одной операции сказала, что упала и ударила руку. Выкручивались как могли, потому что позволить себе испортить ее детство я не могу.

Так что о моем диагнозе знал очень узкий круг людей, но все же появлялись люди, которые в силу разных обстоятельств узнавали сами. Поверьте, я слышала разное: и слова утешения, и слезы, и жалость, и даже советы, и неуместные комментарии, и боязнь со мной говорить.

Представьте себе: я болею, живу со своими страхами, борюсь с болезнью, переживаю, а потом близкий мне человек говорит: «Да, я узнал, но боялся тебе позвонить, с тобой поговорить». Многие из нас даже просто боятся говорить. Есть те, кто плакал навзрыд у меня на плечах… и я успокаивала, мне самой было плохо, но я успокаивала их, я улыбалась, шутила, только чтоб не расстроить других. Были и те, кто советовал пойти в церковь, к бабке и т. д. Была одна знакомая, которая сказала: «А ты не думаешь, что это тебе за что-то дано». Она, конечно же, добавила «ты меня прости», но это не спасло ситуацию. Как вы думаете, хоть что-то из этого помогло мне, лично мне, человеку, который был действительно в панике от осознания, что у него рак?

Так вот поймите, что любому, абсолютно любому человеку нужно нормальное отношение, не жалость, не сострадание, не советы, не умничания, не молчание, а просто обычное отношение. Я была и есть обычный человек – так дайте мне почувствовать себя обычным человеком.

Отдушиной и силой моей стал муж: он, как преподнесенный подарок с небес, был каменной стеной, обнимал меня, любил и просто говорил, что мы со всем справимся.

Вы знаете, эта ситуация как лакмусовая бумажка проявила людей вокруг меня: были те, кто просто перестал для меня что-то значить, а были те, кто неожиданно дал настоящую поддержку. Были врачи в поликлинике, которые спрашивали: «А она вообще ходячая?», а был онколог, который говорил: «Поздравляю, у вас хорошие шансы». И было много времени наедине со своими мыслями.

Это мои переживания, но думаю, что у других все очень схоже, не надо думать, что онкобольным не нужно общение, обычное, нормальное, дружеское. Нет, мы не всегда будем грузить своими проблемами всех, а иногда даже больше вас поддержим, чем вы нас. Но не вычеркивайте нас из «нормальных», не думайте ярлыками и стереотипами.

Вот так и мне пришлось невольно замкнуться в себе на время лечения. И только благодаря своему начальнику я продолжала ходить на работу и не сошла с ума в четырех стенах.

Странно, ведь человека с язвой желудка мы не станем утешать, жалеть, бояться заговорить с ним на эту тему, а вот рак – это закрытая тема, это стыдно, обидно и не принято. И я сама стесняюсь своей болезни, скрываю все ее проявления. Я в обморок падала, но не показывала свою слабость. И только самые близкие знают, как было и тяжело, и радостно. Я до сих пор с большим смущением даже при докторе снимаю парик. Это как обнажиться перед толпой незнакомцев. Холодным душем окатывает осознание своей наготы и беззащитности. А потом берешь себя в руки, успокаиваешь себя и уговариваешь, что это ненадолго, что все пройдет.

* * *

Этим утром все не заладилось: мы спешили, собирались, ребенок заплакал и попросился на ручки, бабушка пыталась успокоить, но малышка была безутешна. Я успокоила ребенка, собралась с мыслями, и мы поехали в больницу, застряли в ужасной пробке и уже опаздывали на операцию. Я позвонила в клинику, мою операцию поменяли местами с другой пациенткой. Перед операцией я не особо нервничала, скорее даже злилась за то, что такое утро получилось и мы опоздали.

Перед операцией осмотр, анализы, кардиограмма, все еще раз обсуждаем с хирургом и долго ждем. Меня уводят в просторную, светлую операционную, я дрожу от страха, холода и переживаний, там почему-то всегда холодно, но меня укрывают. Я всегда начинаю глупо шутить, когда нервничаю, и тогда опять шутила и улыбалась. Анестезиолог говорит: сейчас будем засыпать…

Просыпаюсь я уже в реанимации, не могу нормально шевелиться, ничего не чувствую, тошнит. Медсестра от одного пациента к другому ходит, заходят по очереди разные врачи, а в голове только мысли побыстрее увидеть мужа.

Меня привозят в палату, а там ждут испуганные и такие родные его глаза. Он нервничает, руки трясутся, но держится, чтоб не показать ни капли слабости, берет меня за руку, и тогда я успокаиваюсь – он рядом, и я могу уснуть.

В тихой, красивой палате я обескураженно плачу, мне сообщили, что, помимо мастэктомии, а проще говоря, полного удаления молочной железы, все же удалили лимфоузлы в подмышечной зоне. В ходе операции был произведен срез сторожевого лимфоузла и лабораторный анализ – он показал, что лимфоузел поражен метастазами.

Я уже ничего не могу поделать, муж успокаивает, а я храбрюсь, что все будет хорошо, но понимаю, что лимфодиссекция показывает осложнение дальнейшего лечения.

Приветливые медсестры делают перевязки, удаляют жидкость из дренажей, хирург приободряюще шутит и настраивает на позитив, реабилитолог рассказывает о правильной гимнастике в послеоперационный период, и только психолог приходит услышать реальную картину моих эмоций. Когда муж уезжает на работу, я рыдаю и рассказываю ей, как мне страшно, что я не понимаю, почему так происходит и за что. И этот извечный вопрос «почему я?».

Пытаешься найти причину или, правильнее сказать, козла отпущения, на которого можно было бы списать все беды. Винишь себя, думаешь, что это сама виновата в испорченном здоровье. Но нет, неправда, это не я виновата и не мои гены, и нет у меня плохих привычек или травм.

Но тут психолог говорит: «Вся онкология 50/50: есть опухоли, которые имеют объективные причины в наследственности, курении, травмах или некоторых видах бактерий, но остальные – это bad luck. Это просто не повезло». И мне действительно стало легче от этих слов, не нужно было больше себя казнить, что ребенка грудью кормила не до полутора лет, а почти до года, что в молодости курила, что недосыпала… Это просто случилось, и ничьей вины в этом нет.

Общие рекомендации по предохранению от рака молочной железы: регулярные осмотры у гинеколога и маммолога с контролем УЗИ, здоровое питание и отсутствие вредных привычек, отказ от курения (в том числе пассивного), кормление ребенка грудью, физическая активность и контроль веса.

Скажем проще: для нашего организма лучшие условия – это как было 100 лет назад: рожали по пятеро детей, начиная с 18 лет, кормили грудью, пока ребенок не повзрослеет, ели натуральную пищу, не курили и не видели отравляющих промышленных выбросов, работали и двигались целыми днями. Разве это возможно сейчас? Нет, конечно же, да и не нужно, тогда тоже было достаточно ужасных заболеваний, которые сейчас медицина успешно лечит. Сто лет назад у вас были бы гораздо большие шансы умереть от инфекции во время родов или от эпидемии, чем от рака. Поэтому во всем нужны здравый смысл и золотая середина. Да и представить себе жизнь без смысла, развития, только в круговороте рождения, воспитания детей и огорода современным женщинам сложно и не нужно.

И вот, наверное, самое главное, что я из этого всего вынесла, – нужно любить себя. Я не о самовлюбленности, а о том, что вы нужны в первую очередь себе! А уж потом мужу, детям, родителям, друзьям. Находите время для себя, балуйте себя, жалейте и любите, уделяйте время, отдыхайте, мечтайте, воплощайте свои мечты в реальность. Ваши жертвы ради других, или карьеры, или общества никто не оценит, пока вы не цените себя.

* * *

Второй послеоперационный день после мастэктомии с лимфодиссекцией. Мне привозят специальное белье и компрессионный рукав, все еще сложно вставать. Под боком висят огромные банки – это активные дренажи. Делают перевязки, надеваю послеоперационный бюстгальтер, который больше похож на большой спортивный лиф. Теперь его нужно круглосуточно носить не менее месяца, а желательно дольше. Реабилитолог объясняет, что после удаления лимфоузлов появляются некоторые правила: не поднимать больше 2 кг, не напрягать руку, следить, чтоб не было отеков или травм, не сдавать из этой руки кровь, по возможности в течение дня укладывать руку так, чтобы ладонь была слегка выше локтя, а локоть слегка выше плеча, носить рукав днем первое время постоянно, а позже периодически и при нагрузках, перелет в самолете обязательно с компрессионным рукавом, делать зарядку, забыть о сауне и принятии горячих ванн. Делаю дыхательную гимнастику для избавления от небольшого кашля после интубации, хорошо кушаю для восстановления сил, много пью воды, отдыхаю, смотрю телевизор, звоню маме, чтоб она услышала мой голос и меньше переживала.

Приходит хирург оценить состояние. Мне на месте удаленной груди установили экспандер, который необходим для правильного заживления тканей и последующей установки импланта. Да, мой хирург может даже так! Он проводит операции, позволяющие после восстановить молочную железу и дать женщинам жить полноценной жизнью. Да, здоровую грудь вам уже никто не вернет, но реконструкция позволяет продолжать чувствовать себя женщиной.

Экспандер должен правильно «прижиться», поэтому на послеоперационном лифе есть еще пояс, который контролирует, чтобы он не поднимался вверх. Руку очень сложно поднимать вверх, но ее нужно разрабатывать.

Доктор объясняет, как прошла операция, он тоже раздосадован поражением лимфоузлов и говорит, что ждем результатов полной гистологии всех удаленных тканей из лаборатории – вот они и покажут курс дальнейшего лечения.

Восстановление достаточно быстрое, я все жду не дождусь выписки. Мне убирают один дренаж, ставят два других, пассивных (просто подвешенные пакетики), и я, надев широкую рубашку, отправляюсь домой.

А дома меня уже ждут заплаканная мама, которая украдкой вытирает слезы, и моя девочка, мое солнышко, доченька бежит обниматься. Муж с мамой наперебой пытаются спасти меня от сильных объятий. Я сажусь на колени перед дочкой, обнимаю ее, сажаю себе на колени, целую светловолосую макушку, а ее маленькие ручонки обвивают меня. Тогда я сразу объяснила, вернее придумала, что была в командировке, очень много было работы, и я нечаянно упала, ушибла руку – показываю рукав, говорю, что мне нельзя поднимать тяжелого и брать ее на руки. Малышка внимательно слушает меня, кивает, рассказывает, что в садике у мальчика была сломана рука и он ходил с бинтами, но уже спустя пару минут обижается и просится на руки стоя.

С рождения ребенка я боялась приучить ее к рукам. Но так и случилось: любые плачи, крики, больные животики, недосыпания, укачивания – все нужно было делать на руках и стоя, папа помогал, но в минуты сильного стресса нужна была именно мама. Я очень уставала, объясняла, бывало даже нервничала и обижалась, все силы бросались на отучение ребенка от рук. А теперь… теперь я бы готова была все на свете отдать, чтоб взять ее на руки, чтоб она своими ручонками обняла меня за шею, а ножки свесила на бедрах. Вот так невольно моему ребенку пришлось смириться и больше не проситься ко мне на руки, а я все придумывала, как выкручиваться, успокаивать ее и давать возможность контакта с мамой. Она становится мне на ноги, обнимает крепко за талию, и мы идем спросонья в туалет; когда я сижу, она всегда садится мне на колени и крепко обнимает, а еще мы просто держимся за руки, я глажу ее ножку, когда она засыпает, и говорю ей, что она пахнет морем.

Доченька долго рассказывает, как провела время с бабушкой, приносит игрушки, а я пытаюсь отдохнуть. Теперь все в доме направлено на то, чтоб дать мне отдых и не беспокоить меня, все крутится вокруг меня. Скажете: приятно, хорошо, внимание? Но я не люблю такого, ненавижу свое бессилие и, наверное, даже чувствую какую-то вину за то, что приношу лишние хлопоты родным. Ну как же это так – я мама, жена, хозяйка в доме и лежу, отдыхаю, а муж носится с ребенком и готовкой? И он не против, на самом деле: такого идеального мужа, готового и не видящего ничего зазорного в помощи жене по дому еще поискать, а мой спокойно все делает и приносит мне ужин в постель, чтоб я не вставала и набиралась сил. Идеально? Да, но я знаю, как он устает на работе, как ложится поздно спать, потому что доделывает дела или читает, чтоб развиваться и учиться, смотрит курсы, узнает новые тенденции. И мне обидно быть амебой, хочется, чтоб он мной гордился, да и сама хочу гордиться собой, своими достижениями, но я устала, хочу посмотреть сериал и уснуть.

* * *

Я долго перебираю всю одежду в шкафу, меряю, отбрасываю, нервничаю – сегодня я иду на работу, а одежду, под которой скроются дренажи, рукав и послеоперационный бюстгальтер с удерживающим поясом, не нахожу. Благо на дворе не лето, но даже объемные свитера предательски выдают толстые шлейки или выпирающие следы от липучек.

А уже на работе сажусь в свой угол и стыдливо не высовываюсь весь день, чтоб никто не заподозрил неладное. Скажете, глупо? Может быть. Взрослый человек, а стесняюсь своего состояния. Но про грипп или мигрень мы можем общаться в обществе, а рак – это уж очень интимно. И, конечно же, мне не очень-то до работы, неважный из меня сотрудник в эти дни, но мне удается быть незаметной, и я радуюсь, что день прошел.

Дни пролетают, снимаю дренажи, обрабатываю швы, потом их мажу средствами от рубцов, делаю зарядку, и рука все выше поднимается, правда не чувствую вообще область удаленной груди, подмышку, предплечье и даже немного лопатку. Я исправно слушаю врачей, выполняю все рекомендации, ношу рукав, бюстгальтер, мажу рубцы, хорошо питаюсь и все думаю, когда уже можно будет забыть обо всем, как о страшном сне.

Онколог уже ждет меня с результатами полной гистологии всех удаленных тканей и маммологического консилиума: «Мы вас поздравляем, по результатам вся опухоль удалена, все края срезов чистые, она исследована и есть результат – подтверждено, что ваша опухоль гормонзависима, она поддается химиотерапии и не чувствительна к радиотерапии, поэтому у нас есть четкий план лечения». Еще несколько показателей я просто не запомнила, потому что, оказывается, правильная, хорошая гистология – это бо́льшая часть успеха лечения. Здесь важно делать анализ в лучших, пусть и дорогих клиниках, чтоб быть уверенными, что лечение будет назначено правильно. И именно эти анализы показывают окончательную стадию, клиническую группу, на что реагирует опухоль и чем ее дальше лечить, именно по результатам принимают решение, нужна химио– или радиотерапия, а если химиотерапия, то какими препаратами и по какой схеме.

И вот он, вердикт: нужно 4 цикла dose-dense доксорубицина плюс химиотерапия с 12 еженедельными введениями «Таксола», после 2 года введения «Золадекса» и 5 лет приема «Тамоксифена». Для меня в этих словах не понятно ничего, судорожно переспрашиваю и вырываю одно слово «химиотерапия», бросает в дрожь, ком подступает к горлу. «Волосы выпадут?» – спрашиваю я. «Да, но это ненадолго, это не страшно, вы преодолеете болезнь, и все восстановится», – отвечает доктор. Я сжимаю руку мужа, и слезы невольно катятся, падая с подбородка. У меня в голове ужас и страх, наверное, еще больше, чем когда я услышала свой диагноз, я понимаю, что это самое страшное, что теперь мне придется открыться всем.

1 2 3 4 >>

На страницу:

Перейти

1 из 4