Карета шестнадцать!

Мир замер. Виктория всегда знала: дружба для нее – причал, где тебя поймут, примут и услышат. Она даже спорила об этом с детьми, которые не заводили долгосрочных отношений, – все их приятели испарялись с течением времени. Их общение жило в сети: чувства прятались за смайликами и взаимными лайками. Женщине же хотелось, чтобы они ощутили, что такое простое, но глубокое общение, взаимное обогащение душ, настоящий, честный обмен. Этому Вику научила мама: со многими друзьями она поддерживала связь на протяжении шестидесяти лет! А передать флаг дружбы детям не удалось… Хотелось прямо сейчас набрать дочери и сказать: «Вот, смотри, как бывает! Не может такого быть, когда вместо общения у вас голосовые в ускоренном режиме…» Но не позвонила, конечно: поучать было не в духе Виктории, все эти диалоги разворачивались лишь у нее в голове.

В глазах Беаты стояли слезы – или снова замигали елочные огоньки?

– Беат, я… Можно обниму тебя?

– Спрашиваешь! – Подруга раскинула руки в ожидании.

Виктория положила на стол тетрадь и фартук так, как кладут сладко спящего младенца в колыбель, и уткнулась носом в плечо подруги. Прошлое подождет, главное – сейчас.

Промелькнуло мгновенье, но по ощущениям – целая вечность.

– Вик, ты чего, растрогалась? – мягко прервала тишину Беата.

– Да что-то нахлынуло. – Виктория отстранилась, села на свое место.

Дрожащими руками она открыла тетрадь и тут же захлопнула, подняв глаза на Беату.

– Помнишь торт? – Память иногда причудлива, и ярче всего помнятся какие-то мелочи, совсем не важные в масштабе жизни.

– На первое сентября? – Беата засмеялась. – Во втором классе который? Ну еще бы!

Владимир – так звали Викиного отца – в тот день заметно волновался. Обычно спокойный, он торопил дочь, даже прикрикнул на нее: «Давай быстрее, опоздаем!»

«Было бы куда спешить», – подумала новоиспеченная второклашка. Но все же ускорилась – папу сердить лишний раз было ни к чему, его и так ждал новый учебный год, полный двоек за поведение и красных гневных записей в дневнике.

Линейка уже не поражала своим размахом: все то же самое, что и в прошлом году, только спать хочется сильнее. Вика зевала, прикрывая рот рукой, и смотрела по сторонам: на месте ли все ее подельники по школьным проказам. Найдя глазами Беату, Ксюшу и Аню, девочка успокоилась и продолжила меланхолично наблюдать за торжественным, казалось бы, мероприятием.

Наконец официальная часть завершилась и учительница позвала в класс – на чаепитие. Вика предложила отцу отправиться домой, потому что чай у них был и дома, ни к чему проводить в классе пару лишних часов. Но папа только сердито сверкнул глазами. Пришлось плестись с ним за руку – даже Беату не догонишь!

В кабинете уже ждали составленные к центру класса парты, а в середине импровизированного стола – о чудо! – торт из мороженого, в вафельной корзинке, щедро украшенной цветами. Вика буквально слышала ее хруст. Внизу был сухой лед, он так и манил Вику – разломать вилкой, ощутить во рту приятную сладкую прохладу, наслаждаясь лучшим моментом этого первого сентября…

– Вик, это я принес, иди выбирай себе кусочек, – подтолкнул к столу отец.

Для торта нужен был особый повод, и девочке не казалось, что этот праздник, от которого одно название, заслуживает такого подарка. Но Владимир считал иначе.

– Папа хотел, видимо, чтобы во втором классе этот день был не таким унылым, как в первом, – сказала Виктория.

– А что там такое было? – подруга нахмурилась в попытке вспомнить.

Удивительно: то, что нам кажется огромным, почти вселенским по размерам и важности, другим часто не запоминается вовсе. Беата так и не смогла припомнить, что же такого плохого случилось в самый памятный школьный день любого ребенка, Виктория – не забудет никогда.

Глава 2. Совсем не такое первое сентября

Первое сентября оказалось совершенно не таким, каким Вика себе его представляла.

В школу она шла на год раньше, в шесть лет, маме пришлось для этого упрашивать директрису, объяснять, что без школы в этом году Вика ну просто никак. Конечно, это был не единственный случай, когда шестилетка пошла в первый класс. Но Вике об этом никто не рассказал, и волнение перед первым днем в школе становилось из большого огромным.

За месяц до вступления в новую жизнь девочка отдыхала у бабушки, где с каждым летним теплым днем вытягивалась, словно стремилась ввысь, потому что хотела поскорее вырасти. Даже каши стала есть больше – бабушка только радовалась.

– Говорила я твоей маме, что тебе просто набегаться надо. А она: плохой аппетит, плохой аппетит… Нет у бабушек детей с плохим аппетитом, выдумки это все.

Она ворчала и даже не догадывалась, что это не просто нагулянный на свежем воздухе аппетит, а почти секретная миссия худенькой, как тростинка, внучки. «Вот съем еще пару ложек, стану выше, никто в школе даже не догадается, что я самая маленькая. И вообще, маленькая, да удаленькая!» – думала девочка, уплетая одну ложку за другой бабушкину кашу.

Вечером Вика ложилась спать и долго ворочалась, размышляла, каким оно будет, это первое сентября. Хотелось как следует подготовиться, чтобы покорить всех с первого взгляда. Вика даже расспрашивала бабушку, что произойдет на линейке:

– Ба, а ты хотела в школу?

…

– А как ты была одета на первое сентября?

…

– А цветы, цветы несла учительнице?

…

Та рассказывала что-то совсем не праздничное, а потом вообще начинала грустить. Расстраивать бабушку не хотелось, поэтому Вика решила: свое идеальное первое сентября она придумает сама, без чьей-либо помощи. Не зря ведь она уже такая взрослая, чтобы идти в школу раньше времени. Значит, и с этим справится.

Себя Вика представляла в пышных белых бантах – обязательном элементе первого сентября – и с красивым букетом цветов. Банты дополнили бы идеальную прическу – надо обязательно попросить маму, чтобы заплела косы. Или, на худой конец, хотя бы хвостики завязала. Обычно Вика делала себе прическу сама, но первое сентября – случай важный. Цветы – особенные, гладиолусы не подойдут, с ними будут все, а вот розы – в самый раз, те, розовые, что у бабушки в огороде растут, например. Жаль, гольфы не закроют сбитые летом коленки… В остальном, раз бабушка помочь не смогла, решено было действовать по ситуации. План казался несложным, хоть и требующим некоторых усилий.

Викин идеальный план разрушили высшие силы. Точнее, силы свыше, в прямом смысле: пчела, мирно пролетающая мимо, резко сменила траекторию и столкнулась с девочкой. Полосатая бесстыдница угодила прямо под глаз, ужалила и умерла. Вместе с пчелой умерло Викино шикарное первое сентября, где она видела себя звездой. Вы где-нибудь встречали актрису детского кино, например, которая на премьеру приходит с раздутым глазом? Вот и Вика не встречала. Поэтому такой сценарий сразу стал казаться грустным. В голове даже закралась мысль: может, у бабушки тоже что-то такое случалось в школе? Может, поэтому бабушка всегда немного грустила, вспоминая ее?

Так или иначе, план нужно было срочно менять. Времени оставалось совсем мало: всего ночь проворочаться в бабушкиной кровати – и домой, а назавтра уже идти на линейку. Раньше Вика думала про нее не иначе как «когда-уже-наступит-первое-сентября», теперь же мероприятие было разжаловано до простого «линейка», от которого так и веяло скукой.

Как Вика ни старалась, за ночь так и не удалось придумать ничего, что могло бы затмить глаз на пол-лица от укуса пчелы. Даже бабушкины розы уже не казались такими впечатляющими – наверняка кто-нибудь придет с похожими. А вот с огромным глазом не придет больше никто, кроме Вики. Мысль об этом делала предвкушение кислым, как недозрелые яблоки из бабушкиного сада.

Бант на первое сентября был белым, как и планировалось, фартук тоже, а форма – коричневой. Все вдруг стало из праздничного совсем обычным, а портфель, который мама с папой купили Вике в подарок, пока она была у бабушки, – и вовсе дурацким. Коричневый, как и форма, с желтым утенком сбоку. Разве родители не понимали, что утенок может быть на портфеле только у малышей, которым дашь ручку – они чернил налопаются от усердия. А вот клоун с азбукой, например, другое дело – сразу ясно, что человек взрослый и идет в школу, учить буквы.

В довершении всего цветы в руках были самыми обычными – мама купила букет в первом попавшемся киоске. Настроение же у Вики – мрачным до такой степени, что первое сентября в этом году хотелось вовсе отменить. Желательно всем, но всем не отменишь, это было ясно. Тогда девочка задумалась: может, попросить у мамы этот год все же подождать и попробовать в следующем? Не может же пчела второй раз укусить ее прямо в глаз, а значит, другое первое сентября будет всяко лучше, чем это. Но мама лишь улыбнулась и, казалось, даже не обратила внимания на позорный след проигранной борьбы с пчелой. Портить маме первое сентября было жалко, пришлось идти.

К Викиному удивлению, на линейке все смотрели не на нее, а на ведущего, который говорил что-то про свет знаний; многие зевали, еще не привыкнув к тому, что лето позади и вставать теперь придется засветло; некоторые высматривали «своего» учителя – им дали важное задание: в нужный момент подарить букет. Напротив выстроились десятиклассники, тоже в фартуках и коричневой форме. Вика вглядывалась в их ряды, стараясь найти кого-нибудь, кому тоже не повезло перед первым сентября. Увы, ни одного опухшего глаза или хотя бы, скажем, носа. Даже жалкого фингала не удалось обнаружить!

Среди сорока одного ученика – столько было в Викином классе – тоже не нашлось никого, кто бы переплюнул Вику. Парочка – со сбитыми коленками, некоторые – с обгоревшими носами, несколько девочек – с растрепанными косами. С фингалом или опухшим лицом – никого. На урок Вика не шла. Плелась.

Первое впечатление обо всех одноклассниках сложилось горькое – ни одна душа не могла разделить Викиных страданий! Стоило сконцентрироваться на чем-то еще, кроме пристального изучения других на предмет возможных боевых ранений. Все оказались такими разными – высокими, низкими, худыми и полными, что сложно было выбрать признак, чтобы отличать детей доброжелательных от неприветливых. Ну или тех, с кем неплохо бы подружиться, от тех, с кем точно никакой каши не сваришь. От мыслей про кашу снова стало немного грустно – сколько Вика съела той несчастной овсянки, чтобы всех покорить. Весь труд насмарку из-за какой-то полосатой букашки!

Не найдя лучшего способа, как поделить девчонок на своих и чужих, Вика стала рассматривать, у кого какие воротнички – платья и фартуки у всех были одинаковые, а вот воротнички – разные. У одних – «рубашечкой», отложной, у других – «стоечкой». Девочки с отложным воротником Вике казались скучными: ну кто по доброй воле выберет маленький простой воротничок, когда можно ходить со строгой «стоечкой»?

Правда, и этого оказалось недостаточно, чтобы определить «своих» наверняка. Вот, например, две девочки – у обеих воротничок «стоечкой», значит, нескучные, можно пробовать подружиться. Но, с другой стороны, обе… большие, как будто каши к первому сентября они съели гораздо больше, чем все еще тощая Вика. Как тут быть?

Запущенный шарик в рулетке колебался между красным и черным – дружить или не дружить? Впереди девочек ждет много совместных приключений, но пока они останутся безымянными и неотличимыми от других тридцати девяти первоклашек.

Оказавшись в классе, все вдруг перестали зевать и волочить ноги, в глазах многих без труда можно было различить азартный блеск. Вика быстро поняла: борьба идет за парты возле учительского стола, в первых рядах. В это соревнование она решила не вступать – хватало ей огромного глаза, и так выделялась на фоне остальных. Хотя сидеть поближе к учительнице, конечно, хотелось.

Ее звали Лидия Александровна – имя звучало резко, наотмашь, от него веяло строгим холодком. Внешне прекрасной назвать ее можно было с трудом: толстые черепаховые очки делали глаза пугающе огромными. За этими стеклами они немного напоминали глаза какого-то насекомого, пчелы, например. К пчелам Вика теперь относилась с опаской и даже шепотом спросила у мамы:

– Мам, как ты думаешь, она надела такие очки специально, чтобы лучше видеть, когда мы балуемся?