Дневник мамы

“Да кто за нее стал бы что-то делать по хозяйству? Революция отменила прислуг!» – говорила тетя Настя.

Невестки не совсем понимали друг друга. Тетя Настя вряд ли могла уступить часть своего хозяйствования. Ее все слушали. Она была непререкаемым авторитетом для всех членов семьи.

Совместная жизнь моей матери с семьей дяди Федора была недолгой. Братья разделили имущество. Федор взял себе новую избу и перестроил ее за два километра от нашего хутора. Старый дом оставил моему отцу. Отец говорил, что брат обидел его в дележе, но претензий к Федору не предъявлял.

Так мама и папа остались вдвоем. Им принадлежало семь десятин земли, изба, построенная дедом Егором, две коровы и старый конь.

Конь Сивко был настолько стар и упрям, что в упряжке бил ногами по телеге или саням, после чего их приходилось ремонтировать. Одна из коров лягалась и при дойке молоко выливалось на землю. Другая корова – маленькая, смирная, ласковая Коза, так ее называли за небольшой рост, давала очень мало молока. Парное молоко Козы было для нас самым большим лакомством.

На плечи мамы легло все хозяйство. У бабушки в доме она этого не делала, не умела, не была приучена. В доме ее матери все делала прислуга и работники. Но жили молодожены дружно и хорошо.

Говорят, что родители бывают самыми красивыми и лучшими. Отец мой был высокий, стройный с карими небольшими, но красивыми глазами. Волосы черные, росли на голове густой шапкой, состоящей из крупных завитков. Правильные черты лица, красивый небольшой рот, нос с горбинкой придавали лицу особенное благородство. В год женитьбы ему было 32.

Мама – среднего роста, очень тоненькая, с косичками, в которые она вплетала ленты. Волосы прямые, густые, светлые, большие серые глаза с длинными ресницами смотрели печально. Лицо очень серьезное, но вместе с тем с каким-то милым, детским выражением, с большой одухотворенностью и благородством. Она была еще хрупкой девочкой. Ей было тогда 20 лет.

Промелькнула, как лучик солнышка, прекрасная, обновленная революцией, юность моих родителей. Началась серьезная взрослая жизнь, заполненная работой.

Сейчас революцию подвергают всякой ревизии и больше дают плохие оценки. А тогда она была благом для большинства людей, вековой мечтой для народа и мои родители попали в самую ее гущу, в самый неповторимый всплеск человеческих чувств и преобразований. Никто тогда не мог предположить во что она обернется. Родители жили, мечтали, любили, работали, переживали различные трудности. Мама ждала ребенка. Отец как мог, оберегал ее от тяжелой работы

Родители должны были наладить бедное крестьянское хозяйство. Работали с утра до темной ночи в поле, а дома их ждали две коровы и нетопленая старая изба. Жизнь их была – беспросветный труд, тяжкий, изнурительный, невозможно было думать ни о чем другом, кроме труда.

Очень скоро моей маме пришлось отказаться от своей мечты быть учительницей, читать книги, рисовать и даже мечтать. Она должна была косить, жать, копать, полоть, пахать, а дома доить коров, кормить отца, мыть полы, стирать белье, работать на ткацком станке, вязать теплые вещи, прясть нити из шерсти и льна и выполнять еще много других обязанностей.

Это надо было делать, ибо желудок требовал пищи, а человеческое тело – одежды и обуви. Все производилось дома в этом сложном, почти натуральном крестьянском хозяйстве. Маме моей было невыносимо трудно.

Боже мой! Как было ей трудно! Но она не помышляла уйти от отца, хотя бабушка готова была принять ее обратно. Маме было трудно еще и потому, что она потеряла всякую связь со своим домом, детством, с теми местами, где она родилась и выросла, где училась и где жили ее сверстники. Бабушка, как бы забыла, что она существует. Не подавали никаких вестей и другие ее близкие. Она была одна, только с моим отцом. А он бывал иногда к ней не только невнимательным, но даже жестоким. Он любил ее, но труд и дело, которое висело над ними, ожесточали его. Мама все делала, как умела, старалась научиться тому, чего не умела. На все это нужно было время и труд.

Но вот прошло около года и первого апреля 1926 года родилась дочь.

Этот день называется в народе обманом. Наверное, и в рождение девочки тоже никто не верил, мол, обманывает Иван всех, ведь сегодня первое апреля.

–Что у Ивана и Анны дочь родилась? – спрашивали соседи.

Старухи скрипучим голосом предсказывали:

–Правда, правда, сегодня первое апреля. Наверное, плохо будет девчонке жить, все время обманывать будут. Да ведь, что теперь, ведь не вернешь обратно. Уж есть человек на свете.

Родители были довольны, они не замечали, что первое апреля сегодня, и не обращали внимание на то, что говорят в народе. Они радовались первой дочери, радовались, что вся семья здорова.

Девочка родилась в избе с бабкой повитухой. Больница была далеко, да и не верил в медицину народ. Веками так рождались дети и в этом ничего не было странного.

А на дворе была ужасная слякоть. Снег превращался в кашу. Реки вздулись и грозились сорвать все мостки. Лед рек ломался и несся с большой скоростью вниз по течению, угрожая снести все на своем пути. Прекратилась всякая связь между населенными пунктами – и санная, и на телегах, и пешая. Весна была дружной и ранней. Это радовало людей, которые рассчитывали на хорошую пахоту и сев, а это было главным в их жизни.

Родители сокрушались:

– Как же теперь крестить новорожденную? Нельзя проехать в церковь, придется ждать восстановления дорог.

–Ах, какая неприятность,– причитала бабушка Марфа Матвеевна, качая головой, – грех то какой. Уж и впрямь девчонка несчастливой уродилась.

К этому времени она стала лояльнее относиться к молодым и иногда их навещала.

Отец молчал, он не беспокоился о крестинах. Он считал это дело глупостью. В бога не верил и жену свою Анну старался разуверить в религии. Теще Марфе Матвеевне пытался возражать. Но она была женщиной старой закалки, упрямой, настойчивой, властной и старалась соблюдать старые традиции.

Крестили меня в Дубовицкой церкви. Крестным отцом был мамин брат – Александр Андреевич, а крестной матерью была моя двоюродная сестра Евдокия Федоровна – дочь дяди Федора. Назвали меня Ираидой, хотя, как говорил мой отец, вокруг имени было много споров, но мама настояла на своем. Так с этих пор я стала гражданкой СССР – Ираидой Ивановной Роговой.

Родители мои были рады моему рождению, но сколько дополнительной работы стало у них. Особенно вся работа, связанная с моим появлением, свалилась на мамины плечи. Все это сказалось на ее здоровье. Мне было полтора месяца, когда она заболела, и ее положили в больницу. А меня оставили отцу. Отец кормил меня из коровьего рога молоком. Потом люди говорили, что я искусственно вскормленный ребенок.

Отцу досталось. Но он был очень сильным, волевым и здоровым человеком, поэтому все успевал.

Мама пролежала в больнице около трех месяцев и вернулась домой слабенькой и болезненной. А хозяйство требовало сеять, косить, обрабатывать лен, выполнять еще тысячи дел, а еще маленький ребенок, который не оставлял ее ни на одну минуту, даже когда она спала.

Рассказывали мне потом люди, что моя мама меня очень любила. У меня были белые чистые пеленки, хорошенькие распашонки, белые кружевные пододеяльники, а когда я стала старше меня наряжали в хорошенькие платьица.

К этому времени бабушка стала навещать наш дом. Отдала маме все, что принадлежало ей, подарила маленького жеребенка, так как у отца был единственный серый конь Сивко, который плохо работал и лягался в упряжке. Конь Сивко был старым и, если бы он погиб, то хозяйство оказалось бы безлошадным.

Отец мой часто ездил в город со льном или по другим делам и всегда привозил много гостинцев мне и маме. Никогда не приезжал пьяным. Всегда был подчеркнуто серьезным, опрятным, стройным, носил крытое пальто серого цвета с каракулевым воротником и украинскую папаху из такого же меха.

Часто выступал перед народом, призывал укреплять завоевание революции. Они вместе с мамой читали Маркса, Энгельса, Плеханова и другую литературу.

В нашем доме было много разных книг, я находила книги в нашей избе и играла с ними. Отец рассказывал о Марксе, Энгельсе, о географии и других людях. Я с интересом рассматривала картинки в этих книгах.

Это были годы Нэпа. Проводилась работа по коллективизации крестьянских хозяйств. Страна – огромная и нищая, вставала и строилась.

Сколько было борьбы нужной и необходимой. Но много было допущено ошибок, перегибов тупых и глупых, от которых страдал простой народ. В стране сплошная неграмотность, отсутствуют средств связи. Нет радио, газет, журналов и др. Люди слушали тех ораторов, кто говорил. А говорили они по-разному об одном и том же. Это было трудное время, но вместе с тем – время перемен. Это было начало новой жизни.

Всю свою жизнь мой отец прожил честно, не предал никого. Он любил свою страну, свой народ, любил труд. Даже будучи глубоким стариком, труд для него был источником радости, ибо другой радости он получил немного. Жизнь его прошла в сложных условиях, но он сохранил человеческое сердце, ясный ум, деловую принципиальность, мужскую настойчивость и строгость к себе и ко всем окружающим.

Сестренка

Летом 1927 года в нашей семье родился еще один ребенок. Ждали мальчика, особенно этого хотел мой отец. Но родилась вторая девочка. Отец был несколько разочарован, но что же поделаешь, появился новый человек. Сестренка моя была моложе меня на один год и три месяца. Назвали ее Зоей. Не знаю, кто придумал ей такое имя, наверное, мама. Она родилась в больнице, и мама полтора года кормила ее грудью. Зоя родилась с черными кудрявыми волосками и карими глазами. Потом, когда она подросла, отец очень любил ее, у него были какие-то особые чувства к ней. Я все время завидовала ей и немножко ревновала к отцу.

С появлением второго ребенка маме стало еще тяжелей. Отец приглашал бабушку пожить с нами немного, но она отказалась, приходила навещать и немного помогала матери. Отец не брезговал никакой работой: доил корову, пек хлеб, стирал пеленки, мыл полы, делал другую работу по дому, но ее было слишком много, они с мамой не успевали все переделать.

К этому времени отношения отца со всеми Титовыми наладились. Отец хорошо относился к братьям своей жены, очень уважал Василия Андреевича, а об Александре Андреевиче говорил, что он очень умный и порядочный человек и всегда был ему рад.

Бабушка давала нам фруктов со своего сада, приносила вкусные пироги с яблоками и ягодами. Когда бабушка приходила, в доме было радостно и весело. Но с отцом она часто ссорилась по разным причинам. Видимо, ей хотелось хозяйничать так же, как в семье Александра, ее сына. Отец слушал тещу, а делал по-своему.

В нашем доме появилась швейная машинка, приличный одежный шкаф и буфет, две деревянные кровати и даже несколько стульев вместо лавок.

Бабушка вносила в наш дом какую-то свою культуру и старалась опрятно прибрать наше жилище и покрасивее одеть нас. Она помогла отцу завести хорошее хозяйство, подарила пару ягнят, легкую тележку и какую-то сельскохозяйственную машину, кажется косилку.

В доме росли две девочки и называли их двойняшками, так как Зоя на третьем году своей жизни по росту сравнялась со мной. Мы были похожи друг на друга лицом, только у меня были прямые волосы, белые как солома, и широко открытые серые глаза. Я была маленькая, бойкая, юркая и непоседливая. Я походила на маму.

Зоя была полная противоположность: с черными, как воронье крыло, кудрявыми волосами, карими глазами, крупного телосложения. По характеру она – тихая, медлительная, спокойная девочка. Все окружающие любили ее. Она больше походила на отца.

Как я ее помню, она всегда первой встречала отца, сидела у него на коленях за обедом или ужином, всегда получала любые гостинцы первой, чем вызывала мою ревность. Родные объясняли это тем, что она была маленькая, а я большая.

Говорят, что мама любила больше меня и всегда защищала, если я шалила. Я была очень дерзкой, умела быстро схватывать все, что говорили взрослые, и особенно забавно было то, что я умела подражать, копировать походку взрослых людей, их смех, разговор и поведение.