Идальго Иосиф

Иосиф подошел ближе, улыбнулся.

– А… это ты… – Ребе вытер руки ветошью и, тяжело дыша, присел на скамью, предлагая сделать это же Иосифу.

Иосиф не последовал приглашению, еще раз внимательно оглядел зал.

– Ребе! Почему до сих пор ничего не собрано? – Сказал он, кивком головы указав на миноры. – У нас совсем мало времени.

Гершель заерзал на скамье и тихо, как бы виновато, сказал:

– Я остаюсь… я слишком стар, чтобы куда-то ехать. Да и кто будет с теми, кто останется здесь, кто никуда не уйдет из Толедо?

– Что… что ты говоришь? И это после всех наших разговоров? Ты думаешь, что вам оставят этот дом? Ты действительно веришь в то, что эти миноры, все это богатое убранство, так и останется здесь, как оно есть сейчас, и как было сто лет назад? Ты выжил из ума, Ребе! Через несколько дней здесь будет конюшня! А все эти золотые изделия переплавят на монашеские кресты!

– Бог не даст этого сделать. – Вяло, с сомнением в голосе возразил Гершель.

– Бог не даст, говоришь? А Иерушалаймский храм? Он был более свят, чем наша молельня! А прекрасные синагоги Вавилона? Ты забыл нашу историю, старик! Бог уже давно не спасает нас. Последний раз это было в Египте, Ребе! И скоро все это… – Иосиф развел руками, – станет добычей погромщиков! Я не позволю это сделать! Да и с кем ты останешься? Те, кто не захочет уйти, уже расстались с Богом. Их дороги будут пролегать мимо этого здания – туда, где живет Христос. Или ты тоже решил стать перед Христом на колени?

Ребе в испуге замахал на Иосифа руками:

– Что ты такое говоришь, Иосиф! Просто я стар, и хочу, чтобы меня похоронили здесь, на нашем кладбище!

– Господи! – Иосиф театрально воздел к небу руки. – Господь Бог мой! Бог Авраама, Исаака и Иакова! Дай мне силы убедить этого упрямого старика! Ты что, не понимаешь, что к тому времени, когда ты умрешь, даже если ты собрался сделать это в ближайшее время, не будет уже никакого кладбища? Его сравняют с землей, как и все то, на чем будет видна звезда Давида! А вас будут закапывать, как бродячих собак, на городских пустырях… – Иосиф хотел продолжить, но осекся, увидев, что старик как-то вдруг осунулся, стал меньше ростом, и, схватившись рукой за грудь, начал сползать со скамьи на пол.

– Воды! Принесите кто-нибудь воду! – Закричал Иосиф, подхватывая падающего старика.

Гершель маленькими глотками выпил воду и с трудом с помощью людей, прибежавших на крик, поднялся. Его усадили на скамью, и Иосиф жестом руки отослал всех прочь…

Пауза длилась долго. Иосиф озабоченно смотрел на Гершеля, не решаясь продолжить разговор. Ребе начал первым. С трудом, подбирая слова и тяжело дыша, он произнес:

– Зачем я вам там нужен? Да и вряд ли я выдержу дорогу… Прошу тебя, дай мне умереть здесь…

Иосифу вдруг до боли стало жалко Гершеля…

«И вправду, зачем тащить с собой больного старика? Мне, полному сил, до одури страшно ехать в неизвестность… а уж ему… Нет! – Одернул он себя. – Старый Ребе – это надежда для многих. За ним пойдут люди…»

– Ребе! – Он ласково дотронулся до руки старика. – Ты нужен! Нужен, как никогда! Мне нужен, как и всем остальным, тем, кто тебе верит. Для всех нас, ты – голос Бога! И если с нами ты, значит, с нами – Бог!

Ребе отшатнулся от Иосифа:

– Прошу тебя – не говори так! Это кощунство! Я не Пророк, – я простой раввин. Грешный, как и все люди…

– Поверь, мне лучше знать. – Не дал закончить ему Иосиф. – Отдохни немного, и собери самое ценное, что здесь есть… книги, Тору, ну сам знаешь. Завтра, в это же время, я должен буду все забрать. И не жалей ни о чем. Тебе еще рано умирать. Мы еще все будем счастливы!

На рассвете следующего дня, в нескольких кварталах от синагоги, по просторному кабинету, занимающему весь первый этаж мрачного здания инквизиции, нервно расхаживал человек. Иногда он останавливался, напряженно вслушивался в тишину и снова продолжал беспокойное движение. Вот уже семнадцать лет этому маленькому человеку, в скромной коричневой рясе, принадлежала абсолютная власть в стране.

Томазо де Торквемада – Председатель Трибунала Веры и Великий Инквизитор королевства – начал свое восхождение к вершине власти еще пятнадцатилетним юношей, в монастыре провинциального городка Сан-Педро. Отличный оратор, аскет, не употреблявший в пищу мясо и рыбу, он быстро заслужил славу праведника, живущего только мыслями о Господе Боге. Но маленький и тщедушный Томазо, на самом деле, жил страстями, настолько же далекими от Бога, насколько был далек его аскетизм от праведности. Он просто хотел жить долго, потому, что дорога к цели, которую он перед собой поставил, была длинною в долгую жизнь. Однако, не только страсти раздирали душу Томазо. В самых глухих закоулках его окостеневшего сердца жил страх – испепеляющий и жгучий, как те костры, которые спустя много лет разожжет этот страх по всей стране. Родная и любимая Томазом бабка была еврейкой, и он знал, понимал звериным чутьем, что тайна эта умрет только вместе с последним евреем в стране, и только тогда страх покинет его окаменевшую душу. Это была великая цель – цель, длинною в тысячи человеческих жизней!

Его заметили отцы Церкви и не раз предлагали высокие посты в Мадриде, но Томазо всякий раз отказывался, выбрав скромную должность настоятеля обители Святого Креста, в захолустной Сеговии. Эта обитель оказалась прочной ступенью в лестнице, ведущей его к цели. Обитель Святого Креста часто посещали высокородные кастильские вельможи, и сама королева-мать, с маленькой дочерью Изабеллой. В 1459 году – тридцатидевятилетний Томазо становится личным духовником семилетней инфанты и, тем самым, поднимается на последнюю ступеньку лестницы, ведущей его к цели.

За семнадцать лет высшей власти в Инквизиции, Томазо де Торквемада создал мощную, почти военную организацию, беспрекословно подчиненную его воле. Девятнадцать отделений опутали невидимой паутиной всю страну, денно и нощно держа в диком страхе испанцев. Ничто и никто не могли скрыться от цепких глаз торквемадова воинства, денно и нощно выискивающего свои жертвы, денно и нощно жаждавшего крови и пепла.

Сам Великий Инквизитор редко появлялся на людях и никогда не присутствовал на допросах и казнях. Это было табу, раз и навсегда установленное им самим. Торквемада повелевал – исполняли другие! Последние годы он уже не радовался, как раньше, когда очередной еврей подвергался Аутодафе – заживо сгорая в святом огне. С каждой новой жертвой он испытывал только тревогу и нетерпение, боясь не дожить до последней казни. «Мало, слишком мало было уничтожено евреев за эти семнадцать лет. Много, слишком много их еще оскверняет испанскую землю!» – досадовал он, утверждая очередной смертный приговор. «Но сегодня все должно измениться, сегодня я смогу, наконец, достичь великую цель – цель, длинною в пятьдесят лет моей жизни!» – думал он, ни на секунду не прекращая беспокойное хождение по кабинету. Торквемада был очень расчетливым и скупым на эмоции человеком. Он не переоценивал значение только что начавшегося дня. В пыточной камере, оборудованной по последнему слову изуверской техники, в глубоком подвале, расположенном прямо под его кабинетом, всю ночь шло дознание по доносу об убийстве евреями христианских детей в ритуальных целях. Сценарий был разработан лично им. Он же определил пять жертв – знатных и влиятельных в королевстве евреев. «Если все пройдет по плану, если они не умрут от пыток раньше, чем подпишут признание, то я вырву у короля Эдикт об изгнании из страны всех евреев! Всех, до одного! – лихорадочно проносились в его голове мысли. – Всех – до последнего!..»

В коридоре послышались тяжелые шаги. Торквемада на мгновение замер на месте и бросился к двери. В кабинет вошел огромного роста монах. В руках он держал несколько скомканных, вымазанных грязью и кровью свитков. Он низко поклонился и молча положил свитки на стол. Торквемада подбежал, брезгливо развернул один из них, жадно читая его содержание. По мере прочтения его лицо менялось – на нем появился легкий румянец, губы растянулись в подобие улыбки. Томазо бережно положил свиток на место и сел в кресло.

– Ну, рассказывай. Как все прошло? Почему так долго? – обратился он к монаху.

– Все признались. Всю ночь бились над ними. Крепкими орешками оказались.

Торквемада насторожился:

– Надеюсь, все остались живы? – грозно посмотрел он на монаха. Тот съежился под колючим взглядом, инстинктивно вжал голову в плечи:

– Все, как Вы велели… – пролепетал монах. – До костра дойти смогут!

Торквемада облегченно вздохнул.

– Да, удачный день! Великий день! – пробормотал он. – Хорошо, – он снова посмотрел на монаха. – Вы славно поработали этой ночью. Я доволен. Ступай!

Монах низко поклонился и, не поворачиваясь к инквизитору спиной, стал пятиться к двери.

– Погоди! – Торквемада открыл ящик стола, достал оттуда мешочек с деньгами и швырнул его монаху. – Два дня вам на отдых. Только не в городе, и чтобы тихо. – Он жестом отослал прочь монаха. Оставшись один, Томазо прилег на кушетку, прикрыл глаза, отдаваясь всецело сладким мыслям. Однако это продлилось не долго – в коридоре снова послышались шаги. Торквемада поспешно встал с кушетки, удивленно глядя на дверь.

Вошел секретарь.

– Там два посетителя, – почтительно сказал он.

– Что? Кто? Какие посетители? Кто посмел их допустить? – удивлению Торквемады не было предела.

– Брат Алонзо допустил их, – пожал плечами секретарь.

– Брат Алонзо? Ты ничего не перепутал? – еще больше удивился Торквемада. – Ну, если так, пусть входят, – проворчал он, усаживаясь за стол.

В комнату вошли Якоб де Кордоба и Иосиф Бен Эзра. Они нерешительно сделали шаг вперед, поклонились и замерли на месте.

Инквизитор в упор посмотрел на посетителей.

– А я тебя знаю! – ткнул он скрюченным пальцем в Кордобу. – Как это Алонзо допустил вас ко мне? Ладно, я разберусь с этим, – грозно произнес он. И что тебе нужно, еврей? – обратился он к Кордобе.

Иосиф, пользуясь тем, что Торквемада не обращал на него внимания, внимательно рассматривал инквизитора. Маленький, щуплый, словно высушенный страстями, старик сидел в массивном кресле, за старинным, богато инкрустированным письменным столом. Над узкими костлявыми плечами возвышалась непропорционально большая, без единых признаков растительности, голова. Бескровные губы-ниточки делали еще более бледным и без того пергаментное лицо, обтянутое, словно папирусом, тонкой морщинистой кожей. Над длинным, крючковатым носом дьявольским, фанатичным огнем светились водянистые, глубоко спрятанные глаза альбиноса.

У Иосифа засосало под ложечкой. «Зачем мы сюда пришли? – тоскливо подумал он. – Нам не выбраться из этого склепа…»

Кордоба, внешне невозмутимо, выдержал тяжелый взгляд инквизитора.

– Необходимо поговорить. Разреши присесть. Мы половину ночи простояли на улице.

– Ладно, располагайтесь. У меня сегодня хороший день. Пользуйтесь этим. – Торквемада указал на стулья, беспорядочно расставленные в кабинете. – Но времени у меня для вас мало. Есть дела поважнее. Так что говори сразу – зачем пришли?