Анастасия вышла из зала на звук хлопнувшей двери.
– Мы, тут, вот, с Владимиром пришли вдвоем, – не зная, как приступить к делу мялся Николай.
– Прости, Елизавета, твой Николай хотел мне что-то показать, вот я и пришел.
Из зала, где лежала на кровати Ева, раздался истеричный крик:
– Папа! Папа! Иди ко мне!
Лиза, осознав, что сейчас должно произойти, мышкой скользнула в дверь своей спальни. Владимиру, словно ударили по голове толстой палкой. Он побледнел, руки, ноги его затряслись, он закрутил головой, ища ответ на свой вопрос:
– Что это? Кто это? Как же так?
На не гнувшихся ногах, он подошел к двери в зал и тут же рухнул на пол. Ева соскочила с кровати, схватила со стола кувшин с водой, набрала воды полный рот и фыркнула всю воду в лицо отца. Тот вздрогнул, открыл глаза и, увидев над собой склонившуюся головку дочери, схватил ее двумя руками, прижал к себе, снова закрыл глаза и зашептал:
– Будь ты ангел или дух святой, не отдам тебя никому!
Вложив в свои слова так много эмоций, что глаза его стали снова закрываться, он расслабил руки. Ева вновь набрала в рот воды и снова облила лицо отца. Придя в себя, он покрутил головой, нашел глазами Николая и тихо попросил:
– Помоги мне встать, Николай.
Встав на ноги, Владимир обнял свою дочь, очень долго они стояли так, обнявшись. Никто даже попытки не делал остановить их или окликнуть. Окончательно придя в себя, Владимир отстранил от себя дочь и, глядя ей в глаза, странно спросил у нее:
– Ну, что, дочь, пойдем домой?
– Да, папа!
Анастасия и Николай стояли чуть поодаль от них, держались за руки и только улыбались. Ева надела поданный ей наряд – юбочку и кофту, подвязалась сереньким платочком, взяла под руку отца и сказала:
– Спасибо вам, дядя Коля и тетя Настя! Не знаю, как вас отблагодарить….
– Молчи, молчи, доченька. Поклонюсь я.
В одной ладони он крепко зажал холодную руку Евы, пальцами другой руки задел тряпочный коврик на полу, согнув в поклоне спину.
– Жизнью обязан я вам за спасение доченьки моей! Спасибо, родные!
Быстро пошли они по улице, стараясь избегать всяких встречных людей. Ева шла, склонив головку и прикрывая рукой нижнюю часть лица своего. Но люди и не обращали на нее внимания, все знали о смерти и похоронах Евы. Они и подумать не могли, что Ева могла «воскреснуть». Дошли до дома быстро. Перед входом в дом немного задержались, пошептались, и Владимир вошел в дверь один, оставив Еву в сенях.
– Ну что? Что выходил? – спросила его жена.
– Да, вот, дочь тебе привел, – улыбаясь, ответил Владимир.
– Не надо мне никого. Состояние такое, что хоть ложись, да умирай.
– Нет причины умирать. Все, никак, налаживается.
– Не наладится у нас больше никогда. Единственного ребенка не смогли сберечь, а рожать еще уже не получится. Так и останемся мы на старости одинокими стариками. Воды подать некому будет.
– Все у нас будет, и воду подавать внуки будут.
– Что ты несешь, вроде не так стар, а маразм уже во всю голову! Вернуть бы дочь, всю жизнь бы перестроила, и сама бы второй жизнью зажила. Ничего не нужно мне, лишь бы дочь была со мной.
– Пусть так и будет все, как ты сказала, – Владимир приоткрыл дверь. – Вот и девочка наша пришла.
– Сказала ведь, не надо мне никого постороннего…, – тут она осеклась, когда в вошедшей в дверь девушке узнала свою любимую, но похороненную недавно дочь.
Истошный крик вырвался из ее горла. Затем все смолкло. Елизавета в кровати не двигалась. Ева боялась подойти к кровати, где неподвижно лежала ее мама. Подошел Владимир, стал приводить в чувство жену, легонько хлопая ладонями рук по ее щекам, затем, прижался ухом к ее груди.
– Сердце не бьется, – прошептал он, тихо поднимая голову, словно боялся разбудить заснувшую жену.
Ева от ужаса застыла на месте. Владимир поднял глаза на икону в переднем углу, и только смог сказать:
– Выходит, за все хорошее платить нужно.
Он подошел к Еве, они обнялись и долго-долго стояли так, и тихо плакали.
Ноябрь 2016 года
ВСТРЕЧА В ЛЕСУ
Однажды, мне нужно было с утра попасть в Верхнюю зону Академгородка, и я решил не толкаться в маршрутках, а пойти прямо через лес, заодно и грибочки посмотреть, не появились ли. От Шлюза до места, куда мне было нужно, не более трех километров и весь этот путь для меня стал сплошным удовольствием. Войдя в лес, сразу увидел маслят, растущих прямо посреди извивающейся тропинки, а в стороне от нее, в изумрудной траве показались разноцветные шляпки сыроежек. Красавцы мухоморы выбрали для себя самые видные места и стояли, похваляясь своими ярко красными шапками с белыми отметинами.
По рассеянности, я забыл взять с собой хоть какой-нибудь пакет, класть грибы было некуда, но оставлять их не хотелось – уж больно они хороши и свежи. Я набрал их полную охапку и пошел дальше, в надежде найти брошенный пакет, но, видно, люди поумнели, ни у кого не поднялась рука мусорить среди такой красоты. В обнимку с грибами, я поднялся на небольшой пригорок и увидел на поляне пожилого человека с окладистой белой бородой и с корзиной в руке. Длинной сухой палкой он раздвигал траву, высматривая молодые грибочки.
Увидев меня с охапкой грибов, он заулыбался и спросил:
– Где это вы смогли отыскать так много грибов? А я вот, с час брожу по лесу, а всего несколько сыроежек только нашел.
Я обрадовался этой неожиданной встрече, подошел к деду, поздоровался с ним и предложил:
– Давайте корзиночку, я вам высыплю грибы.
Он заупрямился, отказываясь от такого подарка, но я убедил его взять грибочки:
– Мне и девать-то их некуда. От жадности срезал, а мне еще идти в городок по служебным делам нужно.
Уговаривать старичка долго не пришлось, корзина сразу, почти наполовину заполнилась хорошенькими, словно игрушечными грибами.
Дед посмотрел в корзину, покачал головой, достал из кармана шоколадную конфету в ярком фантике и протянул ее мне.
– Добрый вы человек и доброта эта из ваших глаз так и льется. – сказал он, глядя на меня своими голубыми, чистыми и совсем не старческими глазами. – Возьмите конфету, больше, я не могу вас ничем отблагодарить.
– Нет, нет! Не стоит благодарности, – ответил я, пятясь от него. Конфету сберегите для своей бабушки.
Повернувшись, я пошел к тропинке и, пройдя несколько шагов, обернулся, чтобы помахать доброму старичку рукой, но его и след простыл.
– Странно, – размышлял я. – Бегом он, что ли, убежал?