Повести

Импровизированные каюты проглотили всю команду. Мне очень не повезло. Каюты были трехместными и, поэтому, я уступил братьям Николаевым и Астахову, перейдя в каюту, находящуюся на другой стороне корабля.

Мне до слез не хотелось уходить от своих друзей, но перед моим уходом на новое место, ребята заверили меня, что мы, все четверо навсегда остаемся друзьями и, все свободное время будем проводить вместе.

Конечно же, это меня приободрило, тем более что все мы были в одной общей Команде. В той каюте, на другом конце корабля, тоже люди, ровесники или почти ровесники мне, с которыми предстояло находиться вместе и, тем более, вместе выполнять общую боевую задачу.

По ранее оговоренному сигналу, мы вышли на общее построение. Тройки офицеров, поселившихся вместе, полковник посчитал наиболее подобранными коллективами и, не ломая самоуправно их состав, назвал эти тройки танковыми экипажами, опять же, предоставив право решить самостоятельно, кто из членов экипажей займет ту или иную должность.

С одной стороны это все выглядело даже не совсем по-армейски, полковником Грохотовым была предоставлена нам слишком большая демократия. С другой – нет ничего более унизительного для офицера, чем назначение его в любое время и при любой обстановке на солдатскую должность.

– Что, солдат в нашей Армии не хватает? – бурчал кто-то из строя. – Офицеры стали заложниками дурной политики!

– Лучше молчите! Разберемся вместе, где заложники, а где воины, призванные выполнять Боевой Приказ, – быстро среагировал полковник Грохотов. Однако и этой реакции не хватило на то, чтобы это ворчание из строя осталось незамеченным для офицеров службы внутренней безопасности. Удивительное дело, но даже среди офицеров команды они имели своих людей, будем говорить, осведомителей.

Сам Грохотов не знал, да и знать не хотел, кто это сказал. Уж он то чувствовал, что именно сейчас будет происходить ломка характеров молодых офицеров. Но нельзя допустить, чтобы эти характеры были сломаны совсем, нельзя допустить, чтобы эти ребята были превращены в безвольных безропотных людишек, в стадо баранов, боящихся чьего-то грубого окрика. Нужно, чтобы каждый из этих ребят знал обстановку, чтобы каждый прочувствовал необходимость этого большого мероприятия и, поняв все, по собственным убеждениям стремился выполнить Боевой Приказ, не гнушаясь никакой должностью, ни местом в строю.

Однако, «ворчуном» офицеры службы уже занялись. Чаша весов склонялась не в пользу лейтенанта и, только личное вмешательство полковника Грохотова, избавило его от списания на берег с заменой, служба с трудом пошла на компромисс, оставив за собой право, выполнить экзекуции в отношении этого офицера при малейшей его оплошности. Много сил пришлось потратить полковнику, чтобы убедить их оставить молодого лейтенанта.

– Молоды они еще совсем, – пытался разжалобить офицеров службы внутренней безопасности полковник. – Ведь всем людям присуще ошибаться, да и мысли дурные приходят всем, только умные люди не говорят их вслух. А эти мальчишки – глупыши еще по жизни, да и не видели они еще ее, эту жизнь-то.

– Товарищ полковник! Не унижайтесь ради меня перед этими! – вспылил вдруг лейтенант. – Не смогут они со мной ничего сделать. Никакого Приказа я еще не получал, тем более, Боевого. Так что, извините. Товарищ полковник, разрешите идти? – приложив руку к берету, спросил лейтенант.

Оторопевший полковник машинально кивнул головой. Офицер направился к выходу. Два офицера службы внутренней безопасности, выскочив из-за стола, повисли у него на руках. Только сила силу ломит. Не стоило большого труда уложить обоих офицеров на пол. Однако защелкали предохранители и затворы ПМов.

Лейтенант повернулся и, без тени страха, глядя в черные отверстия стволов оружия, направленного на него, громко и уверенно сказал:

– Вы подумайте, что с вами будет, если хотя бы один из вас выстрелит в меня? Подумайте! Сами, наверное, подбирали боевиков и знаете потому, на что способен каждый офицер на корабле. Поберегите свои кости, товарищи офицеры, – он вышел из кабинета командира, где происходило судилище.

Не меньше минуты прошло в молчании.

– Спрячьте свои пушки, товарищи офицеры, а то перестреляете еще друг друга. Ну, а насчет того, что сказал вам в сердцах лейтенант, так доложу вам, что сказал-то он правильно. Дотянули мы до того, что скоро вообще все они будут посылать вас, да и меня в придачу, куда подальше. Послушался я вас, да сейчас жалею. Надо же было поставить под сомнение моральный дух наших офицеров. Ни о каких дезертирах рассуждать даже не следует. Ну, а если мы им не доверяем, как же мы воевать-то станем? Нужно сразу было, еще там, на берегу зачитать Боевой Приказ, да разъяснить молодежи, что мы идем на задание с риском для жизни. Да, я бы еще порекомендовал вам, ребятишки, реже хвататься за оружие, а лучше, вообще, не носить его. Контингент у нас сильный и гордый. Они не терпели поражений в единоборствах, не потерпят и сейчас любое насилие, перетрут любого обидчика.

Красные лица офицеров службы внутренней безопасности, их тяжелое дыхание и, мечущие молнии, глаза говорили о том, как горько они перенесли пилюлю от какого-то лейтенанта, четыре года назад оторвавшегося от мамкиной юбки.

– Нам нельзя оставлять этого выскочку безнаказанным, – упорно настаивал майор. – Необходимо сообщить об инциденте нашему шефу. Лейтенант должен быть наказан!

– Успокойтесь! В вас сейчас дерьмо закипело. Нужно признаться перед собой, что мы не правы, исправить положение можно лишь доведением Боевого Приказа и приступить к боевой подготовке в полную силу. Сообщив о происшествии своему шефу, да и какое же это происшествие, если путем разобраться, вы будете обязаны вскрыть и свои ошибки. Я думаю, вас за это по головке не погладят. Так что, давайте начнем все сначала, и впредь не будем допускать подобных ошибок. С Командой шутки не пройдут. Помните, что каждый из них идет на смерть и терять им совершенно нечего, – завершил полковник, при этом, подняв сжатую в кулак руку с торчащим вверх указательным пальцем.

Двое из службы внутренней безопасности неотрывно смотрели на этот, завораживающий их, палец. В душе все офицеры службы уже поняли, что допустили крамолу, и сознаваться в этом им так не хотелось, но пришлось. На этом и поладили.

Корабль, между тем, отошел от причала и, тяжело маневрируя, вышел в открытое море. Ну, а о том, куда взяло курс наше судно, пожалуй, не знал никто кроме командира – полковника Грохотова, да офицеров службы внутренней безопасности, которые знали все. По сигналу командира, Команда выстроилась.

Полковник заговорил:

– Товарищи офицеры! Сыны мои и друзья мои. Я собрал вас здесь для того, чтобы зачитать Боевой Приказ, выполнение которого, мы начали с погрузки техники. Поймите меня, мне, как вашему отцу, очень трудно было сказать там, еще на берегу, что мы идем на задание Родины, связанное с риском для жизни, и я сам веду вас на этот риск. Не всем офицерам достается такая доля, но нам ее придется испытать. Слушайте Боевой Приказ:…

Все, что было сказано в Приказе, касалось только части задания. Конечно же, мы и так догадывались, что предстоит совершить большой и длинный круиз, если только можно так назвать предстоящее плавание. Даже ходили слухи, что мы идем куда-то на юг, и они, подтвердились Приказом.

Доведение Боевого Приказа и разъяснение обстановки успокоило Команду и дало повод для размышления. Правда, и размышлять-то было совсем некогда. Тренировки с посадкой и высадкой экипажа в танк и отработка других нормативов приводили в исступление. Но нам, штатным военным, хорошо известно, что быстрота и точность выполнения нормативов нужна для того, чтобы экипаж боевой машины, действуя подсознательно и запрограммировано, как «зомби», в любой обстановке мог опередить реального противника и, подготовив себя и машину к сражению за жизнь, мог первым нанести удар, обеспечив себе победу. Если выразится коротко – кто быстрее, тот и победитель. Суворовские «быстрота и натиск» уже засели в печенках у всей Команды, но это надо, без этого нельзя.

Кроме того, дисциплина и порядок служили неотъемлемым атрибутом всех занятий нашей «трюмной» жизни. А трюмной потому, что там, наверху на палубе корабля могли находиться и нести службу люди только гражданские, попросту говоря – штатный экипаж.

Мы, члены Команды, не особо испытывали недостатка свежего воздуха или дневного света. Морской воздух нагнетался в трюм мощными насосами, а яркие светильники затопили почти солнечным светом всю емкость внутри корабля.

Конечно же, замкнутое пространство давило, но опыт экипажей наших подводных лодок, переносивших кругосветные путешествия, не выходя на поверхность и длившиеся несколько месяцев, вполне нас успокаивал. Тем более что здесь, в трюме корабля, у нас был свой спортивный зал, где постоянно в течение дня, на кожаных матах «кувыркались» полуголые офицеры, отрабатывая приемы боевых единоборств.

* * *

В новой форме, бойцы вовсе не были похожи на наших офицеров и, поэтому, в обиходе стали чаще звучать простые русские слова: «мужики», «парни» или звали друг друга по именам.

Кстати, одним из членов нашего экипажа был тот самый Руслан, который был и оставался занозой в мозгу моего друга Димы Астахова. По-моему – неплохой мужик. Встретил очень приветливо и добродушно, когда я, расстроенный расставанием с друзьями, впервые появился в этой каюте. Он дал мне право выбрать себе спальное место. Фамилия его была Шакиров. Другим членом экипажа был простой сибирский парень, родом из деревни, тракторист Иван Иванович, за ним так, почему-то, и закрепилось это полное русское имя, которое сначала звучало нелепо, но затем все привыкли, все встало на свои места. Наши коллеги из других экипажей, да и сам полковник, стали так же, как и мы, называть его, нашего добродушного увальня, Иваном Ивановичем. Фамилия его просто-напросто не называлась, оттого, со временем забылась.

Вот и Балтика осталась позади, дни летели незаметно. Из трюма корабля трудно представить себе, что происходит там, наверху. Находясь в трюме, легко сбиться со счета, сколько дней мы в пути, а поутру, даже, глядя на часы, не всегда и сообразишь, уже утро или еще только вечер.

Все, без исключения, ребята из Команды постройнели, стали подтянутыми. Как-то, встретив братьев Николаевых, я был удивлен их внешним видом. Пьяная опухоль спала с их лиц, а четко вырисованные глаза, обрамленные длинными черными ресницами, стали бы завистью многих красавиц. Увидев меня, оба заулыбались, крепко пожали мне руку. Виталий, человек более сентиментальный, чем его брат, обнял меня и, похлопав по спине широкой теплой ладонью, спросил:

– Ну, что? Как дела, дружище? Осваиваешь бой.

Я отрицательно покачал головой, сказав:

– Я, ведь, не боец, так, немного знаю приемов и все. Подводник я.

– Так какого же черта они тебя сюда направили? Да! Слушай-ка. Так я здесь еще одного подводника видел. И, даже, он не один, а несколько. Пойдем, я вас сведу.

В каюте, где он встретил подводников, никого не оказалось. После недолгих поисков, Виталий все же нашел одного лейтенанта, лицо которого уже давно казалось мне немного знакомым. Такое бывает. Поживешь среди чужих людей немного, а, кажется, что знаешь их всю жизнь. Паренек представился нам Анатолием Деминым. Он был рыжим, ну, абсолютно рыжим: ярко рыжие волосы париком лежали на голове, рыжие ресницы обрамляли светло серые, с красноватым оттенком глаза. Веснушки, заполонив весь нос, расползлись до самых кончиков ушей. Я обратил внимание и на то, что рука, которую он протянул мне для знакомства, вся покрыта крупными рыжими пятнами.

Заметив мое удивление, он простодушно с улыбкой сказал:

– Они не мешают мне, эти веснушки.

Я немного смутился и перевел разговор:

– Слышал, что ты подводник. Где занимался?

– О! Я издалека. Из самого Владивостока. Но твое лицо мне кажется знакомым. Пару лет назад ты не был у нас на соревнованиях?

– Был же, был, черт тебя побери! А я-то думаю, где я такого рыжего еще мог видеть. Так вот оно что, значит и ты здесь?

Мы с ним потискали немного друг друга и окунулись в воспоминания. Виталий ткнул мне в плечо:

– Ну, давай, Виктор. Рад, что помог вам встретиться. Если что, не стесняйся, подходи. Да и вообще, чаще приходи, а то видимся только в столовой, или, как там ее по-флотски назвать, в кают-компании, что-ли.

Мы с Анатолием долго вспоминали те, счастливые для меня дни, когда мне удалось побить многие рекорды моих коллег в соревнованиях по подводному плаванию и ориентированию.

– Тогда ты был чемпионом. Конечно, тебе было не до меня, рыжего посредственника. Потому и вспомнил меня только благодаря моему рыжему окрасу, – сказал он, ткнув пальцем в рыжую копну на голове.

Вопрос, который интересовал нас обоих и волновал, неожиданно обострился сам по себе.

– Я понимаю, нужны крепкие, сильные парни, бойцы, будем так говорить, а для чего нужны мы, слабые люди, по сравнению с этими «качками». Что? На нас, как на живца, акул в Атлантике ловить собираются? – начал «закипать» Демин.