Во имя отца и сына

Тем временем 22 июня 1918 года командующий Добровольческой армией генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин затеял Второй Кубанский поход своей Добровольческой армии и надеялся на этот раз штурмом взять Екатеринодар.

Почти четыре месяца – с начала горячего июня по холодный ноябрь 1918 года – с величайшим упорством продолжался с Дона на Кубань Второй Кубанский поход белогвардейской Добровольческой армии под командованием генерал-лейтенанта от инфантерии Антона Ивановича Деникина, который ставил своей главной целью добиться полного освобождения от большевиков Кубанской области и всего Северного Кавказа.

В то время все силы Красной армии Северного Кавказа насчитывали около 200 тысяч человек, а больше половины из них были разделены на Кубани на три армии.

Одна из них – Северная группировка войск Красной армии Северного Кавказа под непосредственным командованием латыша Карла Ивановича Калнина численностью 30 тысяч бойцов.

Другая – Западная группировка войск Красной армии Северного Кавказа под непосредственным командованием Ивана Лукича Сорокина численностью 30 тысяч бойцов.

Третья – Таманская группировка войск Красной армии Северного Кавказа численностью 40 тысяч бойцов под командованием бывшего моряка Черноморского флота Ивана Ивановича Матвеева.

В середине лета 1918 года в жесточайших кровопролитных боях между белыми и красными решалась судьба Советской власти на Северном Кавказе. В это время войска Кубано-Черноморской республики вели ожесточенные оборонительные боевые действия в районе кубанских станиц Кореновской, Брюховецкой и Тимашевской. В свою очередь они также изо всех сил старались удержать стратегически важную узловую железнодорожную станцию Тихорецкую.

По замыслу опытного в военных делах генерала А.И. Деникина, его первостепенной задачей был захват этих намеченных пунктов. Он прекрасно понимал, что только тогда главные силы войск Кубано-Черноморской республики будут полностью отрезаны от Царицына, и путь для наступления на Екатеринодар для Добровольческой армии будет открыт.

В восточной части Северного Кавказа уже твердо закрепились и хозяйничали белогвардейские воинские подразделения Деникинской Добровольческой армии и партизанские отряды полковника А.Г. Шкуро, которому генерал Деникин приказал срочно прибыть к городу Тихорецку.

Через три дня Шкуро уже был на исходных предписанных ему позициях.

Перед штурмом железнодорожной станции Тихорецкая коренастый строевой офицер русской Добровольческой армии генерал-лейтенант от инфантерии Антон Иванович Деникин твердым шагом прошелся перед строем своих подчиненных и пытливым взглядом осмотрел присутствующих единомышленников. Потом он остановился, расправил грудь и с комом в горле и болью в сердце сказал:

– Уважаемые господа офицеры, казаки, юнкера, солдаты и все те, кому с нами по пути, кому дорогa наша многострадальная великомученица Россия, действуйте в предстоящем бою так, как подскажут вам ваши пламенные сердца. С такими истинно русскими орлами победа будет, несомненно, за нами, потому что с нами Бог!

Прежде всего, многоопытный генерал А.И. Деникин, находясь со своей группировкой войск на подступах к железнодорожной станции Тихорецкая, сделал хитрый маневр и направил в обход Северной группировки красных воинских частей под командованием К.И. Калнина, которые обороняли железнодорожную станцию Тихорецкую, в их глубокий тыл свой ударный Корниловской полк.

А уже рано утром 14 июня 1918 года основные Деникинские силы пошли на штурм сильно укрепленных позиций красных, которые почти десять дней удерживали город Тихорецк и прикрывали стратегически важную железнодорожную станцию Тихорецкую. Произошло жестокое сражение.

В Добровольческой армии в то время насчитывалось всего 9 тысяч казаков, солдат и офицеров, которые 23 июня 1918 года перешли в наступление.

Северная группировка войск Красной армии Северного Кавказа под командованием К.И. Калнина численностью 30 тысяч бойцов не выдержала ошеломляющего натиска белогвардейцев и отошла на вторую линию обороны. После такого жестокого боя командиры красных расслабились и были уверены, что в этот день деникинцы больше в атаку не пойдут, но ошиблись. Корниловской полк благополучно зашел им в тыл и без боя занял железнодорожную станцию Тихорецкую. Главком К.И. Калнин едва ноги унес. А его начальник штаба Зверев, бывший полковник царской армии, боясь расправы, покончил жизнь самоубийством в купе своего штабного вагона, но сначала застрелил свою жену, чтобы она не досталась на растерзание озверевшим белым.

Таким образом, Северная группировка войск Красной армии Северного Кавказа численностью 30 тысяч бойцов, которая находилась на Тихорецком боевом участке, оказалась обезглавленной, зажатой в тиски, и белогвардейцы принялись ее громить с двух сторон. К вечеру бой перешел в кровавое побоище. Поле боя оказалось завалено трупами. Только семь эшелонов большевиков прорвались на Екатеринодар.

Добровольческой армии достались невиданные доселе трофеи: три бронепоезда, 50 орудий, броневики, аэроплан, вагоны винтовок, пулеметов, боеприпасов и другого имущества.

После захвата железнодорожной станции Тихорецкой генерал А.И. Деникин 3 июля 1918 года на фронте протяженностью 140 километров двинул свои войска по трем расходящимся направлениям. Его боевые отряды численностью около десяти тысяч человек были направлены на правый фланг, чтобы захватить станцию Кущевка и разбить там самую опасную Западную группировку войск Красной армии Северного Кавказа под командованием И.Л. Сорокина численностью 30 тысяч бойцов.

Иван Лукич Сорокин, командующий войсками Западной группировки Красной армии Северного Кавказа на Ростовском участке фронта, после кровопролитных боев за железнодорожную станцию Кущевку понял, что здесь деникинцы приготовили ему ловушку, поэтому постарался вовремя выйти из угрожающего белогвардейского окружения. Однако отдельные части побросали свои обозы и военные склады и, спасаясь от неминуемой смерти, панически бежали кто куда. Тогда И.Л. Сорокину путем многочисленных расстрелов удалось не только вывести оставшуюся часть войск из окружения, приостановить их позорное бегство, но и сосредоточить ее для удара на правом фланге противника и даже зайти в тыл тем белогвардейским добровольческим частям, которые уже двигались в сторону Екатеринодара. Эта затея Сорокину не удалась и принесла еще больше потерь в его войсках.

На левый фланг для захвата железнодорожной станции Кавказская была брошена дивизия генерала Александра Александровича Боровского численностью около четырех тысяч человек.

А прямо на Екатеринодар пошла дивизия численностью три тысячи человек под командованием полковника Михаила Гордеевича Дроздовского. В это время в его дивизии из восьми конных полков шесть составляли кубанцы.

Таманская группировка войск Красной армии Северного Кавказа под непосредственным командованием И.И. Матвеева численностью 40 тысяч бойцов, таким образом, оказалась отрезана от Екатеринодара, поэтому участие в его защите принять не смогла.

7 августа 1918 года недалеко от станции Выселки произошла решающая битва. Красные зашли в тыл частям М.Г. Дроздовского.

Взрыв взаимной ненависти смел все рамки человечности. С той и другой стороны беспощадно вырезались целые отряды, обозы, населенные пункты. Резали врагов, невзирая на пол и возраст. Тем более что на Кубани в большинстве своем царило безвластие, так что каждый отряд, каждая станица, каждый командир то ли белый, то ли красный были сами себе начальниками.

В этой схватке казалось, что еще одно усилие – и белогвардейцы будут уничтожены. В 14 часов воодушевленная близкой победой Западная армия под командованием И.Л. Сорокина обрушилась по всему фронту на белогвардейских добровольцев. Но дроздовцы встали насмерть. Они ответили контратакой и в отчаянной штыковой схватке успешно перебили первую волну наступающих красных. Их следующие цепи смешались, дрогнули. И в это время по ним с разных сторон ударили Деникинские воинские части. С севера подошел корниловский полк и полк кавалерии, с юга конница Эрдели с бронепоездами. Западная армия И.Л. Сорокина очутилась в ловушке и заметалась. Ее беспорядочные обезумевшие толпы, как стадо баранов, преследуемое разъяренными голодными волками, в панике побежали в сторону Екатеринодара. Их преследовали и без особого труда добивали казаки из конницы генерала Эрдели. К вечеру Западная армия красных под командованием И.Л. Сорокина перестала существовать.

Кавнарский кавалерийский полк генерал Деникин кинул на подмогу дивизии под командованием полковника Михаила Гордеевича Дроздовского, которая, истекая кровью, изрядно поредела, но продолжала мужественно сражаться на подступах к Екатеринодару.

Командиры советских войск Иван Лукич Сорокин и Епифан Ивович Ковтюх, которые плохо организовали оборону Екатеринодара, но попытались на подступах к городу взять наступающие белогвардейские части в клещи. Для войск генерала Деникина, в свою очередь, сложилось чрезвычайно тяжелое положение. Жестокие, кровопролитные бои длились 10 дней.

Белогвардейцы, чувствуя свою обреченность, из последних сил сражались на этом участке фронта и были на грани поражения. Но в Деникинской армии был порыв, сознание правоты своего дела, уверенность в своей силе и надежда на будущее любимой России. Белая армия, закаленная, спаянная железной дисциплиной, пройдя жестокие испытания, все же сломила сопротивление красных, оборонявших город, и стала развивать успешное наступление на Екатеринодар.

Достойную оборону Екатеринодара красным в дальнейшем организовать так и не удалось, потому что они были плохо вооружены и слабо организованы. Их части выходили на позиции, но при виде белогвардейцев обращались в бегство. Победа белой гвардии над войсками Красной армии Северного Кавказа под Тихорецкой и в боях за железнодорожную станцию Кущевку принесла белогвардейцам не только моральный и материальный, но и серьезный стратегический выигрыш. Ценой больших потерь белогвардейцы добились своего. В результате блестяще проведенных ими боевых операций на всех фронтах Северного Кавказа сложилась такая обстановка, что все группировки Красной армии Северного Кавказа на Кубани – Западная, Таманская, Екатеринодарская, Армавирская – оказались отрезанными друг от друга и потеряли связь между собой.

Группировка Красной армии Северного Кавказа численностью около ста тысяч бойцов, которая находилась в Екатеринодаре, ударила по наступавшей на город дивизии под командованием полковника Михаила Гордеевича Дроздовского численностью три тысячи человек и по Кавнарскому кавалерийскому полку. У добровольцев были лишь двадцать одно орудие и два броневика. В распоряжении красных имелось свыше сотни орудий, большое количество пулеметов, артиллерийских снарядов, ружейных патронов. Но советские войска были плохо организованы, а их командный состав вел жестокую борьбу с гражданской властью и между собой.

В начале августа 1918 года передовые части Добровольческой армии, которые участвовали в штурме города, с боем ворвались в Екатеринодар.

В городе началась несусветная паника. Из Екатеринодара, спасаясь бегством, стали уходить десятки тысяч красноармейцев, коммунистов и беженцев. Создалось впечатление, что части Красной армии Северного Кавказа окончательно и бесповоротно деморализованы.

В тот же день в Пятигорске на заседании ВЦИК К.И. Калнин, главнокомандующий войсками всей Красной армии Северного Кавказа, был снят с должности, и вместо него утвержден Иван Лукич Сорокин, на которого возлагались большие надежды.

Разве мог Пётр Корнеевич Богацков, молодой кубанский, безграмотный казак, в такой кровавой мясорубке и сущей неразберихе, осознать куда занесла его не чистая революционная сила!

Глава 15

По станице Кавнарской прополз интригующий слушок, что ровно через три дня, в ближайшую субботу, намечается экстренный казачий сход. Такое событие для станицы Кавнарской, которая находилась в глуши, на отшибе Черноморской губернии, считалось мероприятием из ряда вон выходящим, поэтому не на шутку перебудоражило станичных казаков.

На этом сходе казакам необходимо было обсудить и принять ответственное решение относительно обращения ко всему кубанскому казачеству доблестного белогвардейского генерала Антона Ивановича Деникина, который в то время командовал возродившейся на Дону Добровольческой армией.

Все три дня сход, по мнению многих станичников, находился на срыва. А все потому, что зачастившие непонятные дожди вот уже не желали отступить и лили на кубанскую землю, когда им заблагорассудится. Естественно, капризная слякотная погода никак не могла устояться и мешала проведению этого весьма ответственного мероприятия в то время, когда судьба России находилась в шаге от катастрофы.

Уже со среды многие станичные казаки, памятуя о предстоящем субботнем сходе, часто и с тревогой посматривали на небо.

Еще с вечера под чистый четверг его купол над станицей Кавнарской опять засинел, а потом и почернел. Узкую полоску неба на западе усердно зализывали языки красновато-желтых всполохов. Время от времени небо, расписанное зигзагообразными росчерками молний, казалось зловещим и на ближайшую субботу не предвещало ничего хорошего.

В полночь, как и предполагали умудренные жизнью станичные казаки-хлеборобы, небо опять как на грех прохудилось, словно дырявое корыто. На заре начался обложной дождь, усилился и два дня подряд до самой субботы лил на грешную землю, как из ведра. Вдоволь напившись, она уже не могла и не желала принимать дождевую воду. Таких ливней никто из станичных старожилов не мог припомнить, потому что их и не было. Каждый казак сокрушался по этому поводу и не без опасения думал, что ни о каком станичном сходе пока и речи быть не могло.

Однако в субботу под утро, когда небо на востоке стало светлеть, с каждым часом над станицей Кавнарской начало обнадеживающе проясняться.

Тяжелые, забрюхатевшие облака с темно-синими прожилками, словно на последнем сроке беременности, налитые сочной аспидно-синей краской и не успевшие как следует опорожниться за ночь, начали кучковаться на беспокойном юго-западе. Потом они, как стадо перепуганных бестолковых баранов, стали ошалело громоздиться друг на друга и с ленивой медлительностью продвигаться на запад.

Вскоре вся пугающая масса туч, подгоняемая верховым ветром, как умелым пастухом, и сопровождаемая ворчливыми раскатами грома, послушно устремились в сторону столицы Кубанского казачества Екатеринодара.

Утром, когда к удивлению станичников небо почти совсем прояснилось и очистилось от пугающих туч благодаря Господу Богу, дождем уже и не пахло. Только на корявых ветках шершавых акаций, давненько высаженных вдоль станичных немощеных тротуаров, задержались холодные капли дождя. Время от времени их срывал налетевший шальной ветер. Тогда они падали вниз и на поверхности уцелевших луж пускали рваные пузыри. Афоне Вьюнову, который спешил на сход, несколько холодных дождевых капель угадило за воротник. Они расползлись по спине и застряли между худыми лопатками, поэтому заставили его вздрогнуть и съежиться. Афоня долго крутил своей тощенькой шеей и остервенело матюгался от ощущения неприятного холода.

В это тревожное и ответственное для всех станичных казаков субботнее утро, Афоню Вьюнова так же, как и всех станичников, одолевали насущные заботы. Еще вечера вечером с ним приключилась беда. Он всю ночь напролет, бедолага, промучился расстройством живота и не слазил с помойного ведра, которое установил посреди комнаты. А теперь вот с самого раннего утра понос угрожал ему на каждом шагу и не давал покоя. К тому же душа у Афони горела, и мучил сушняк после вчерашнего перепоя у Кривохижи. Тогда он пожадничал и выпил явно лишний стакан горелой водки самогонки. А утром ему, как всегда, хотелось во что бы то ни стало похмелиться и успеть на сход.

В тот самый день Кривохижа расщедрился и подарил ему старенькую казачью форму. Она уже несколько лет лежала у него в сундуке, пересыпанная табачной махоркой, чтобы ее не побила моль. В свое время ее носил его сын Семен, но так и не смог тогда до конца сносить, потому что быстро вырос. После четырнадцати лет он так возмужал, что она стала ему мала. Афоня быстренько примерил эту желанную казачью форму, которая оказалась немного ему великовата, но он от радости решил, что сойдет и так. Потом быстро сунул ее в свою холщевую довольно вместительную сумку, с которой никогда не расставался, и хотел уже уходить. Но когда Кривохижа остановил его на пороге, выставил на стол бутылку самогона и предложил обмыть подарок, Афоня решил, что от такого предложения ему просто грех отказаться и от жадности опорожнил стакана три. Вскоре почувствовал, что самогонка сильно шибанула в голову, и начал тяжелеть, но искренне поблагодарил своего благодетеля и, боясь, как бы по дороге его совсем не развезло, помчался прямиком домой. Своей жене Нюрке пока решил о подарке ничего не говорить. Почти всю ночь Афоня не слазил с помойного ведра – мучил жесточайший понос, и только к утру сон взял свое, сморил его, и он заснул.

А когда рано утром Нюрка утряслась из хаты на улицу, Афоня подскочил со своего топчана, напялил подаренную Кривохижей казачью форму и с помятым лицом и закисшими глазами направился прямиком на сход. По дороге живот опять начал давать о себе знать.

Недалеко от Кривохижиных зерновых амбаров Афоня начал предчувствовать плачевный результат своей затеи насчет того, чтобы попасть на сход. Тогда он начал ломать голову над тем, как пресечь очередные безобразные позывы в животе, которые продолжали мучить его с ночи и могли закончиться на сходе позором.