Но сейчас, словно узник, уставший в неволе,
С упоеньем любуюсь сосульками с крыш,
И журчаньем ручьев, первой травкой на поле.
Боль
На далеком, далеком острове
Нет печали и нет забот.
Там не мучают боли острые,
И без горя народ живет.
Нет тревоги и черной зависти
И неведома там напасть.
А улыбки у всех до старости –
Вот куда бы мне, друг, попасть!
Только есть ли, на самом деле,
Острова те и чудеса?
Я от боли держусь еле-еле…
И мечтаю взлететь в небеса…
Надо!
Грязная посуда,
как ледышка, печь.
Женщина в кровати.
И огрызки свеч…
Рядом – самогонка,
словно амулет,
И хранит и греет –
в рай входной билет.
Отопьет немного –
все ей трын-трава –
И глядит уныло,
буйна голова.
– Мама, есть охота, –
просит тихо дочь.
– Где тебе возьму я? –
гонит ее прочь,
И иссякли слезы,
только тихий стон
Из груди ребенка
переходит в звон –
Погребально тяжкий! –
чтоб Россия-мать
Не могла спокойно
больше созерцать
На сыновни муки,
слезы дочерей…
Все вином залито!
Не найти дверей,
Не найти дороги –
всюду этот смрад,
Мрак и безнадега,
и кромешный ад.
Синичка за окном