Оценить:
 Рейтинг: 5

Рассказ о «Пурге» – выездном измерительном пункте

Год написания книги
2020
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Нашли меня. Спрашивают, где он. Я отвечаю, что знаю только о том, что он встретил своего знакомого и собирался пойти к нему в гости. Был вечер. Все были в спортивных костюмах. Ко мне зашёл офицер, проживавший в соседней комнате, в которой был телефон, и сказал, что наш командир объявил сбор. Все должны прийти к нему в номер, а я обязательно в военной форме. Когда я переоделся и поднялся к нему на этаж, он задал мне один вопрос: где я взял для себя такого начальника? Я уже хотел было ответить матом, но понял, что случилось что-то серьёзное. Оказалось, что это действительно так. Дело в том, что тот самый капитан, который в конце рабочего дня подходил к моему начальнику, оказывается, был ответственным за крепление подготовленной вместе с нами головной части к самой ракете. Для этого он получил пироболты (естественно, что эти болты имели гриф секретности). Когда рабочий день закончился, не желая задерживаться на службе, он попросил моего начальника спрятать их в сейф, предназначенный для хранения ключевых документов. Я не знаю, о чем при этом думал он и зачем на это согласился мой начальник, но, когда головную часть вывезли в позиционный район для установки на ракете, этого капитана на месте не оказалось. Плановый этап учений срывался. Доложили дежурному по РВСН генералу. Тот сказал, что, если до утра учения не войдут в график, он доложит об этом Главнокомандующему. И тогда взысканий будет столько, что мало никому не покажется. Местного капитана нашли дома, где он заявил, что пироболты передал моему начальнику и теперь он за них отвечает. В общем, шефа подставили. Получалось, что он срывал плановый этап учений целой ракетной дивизии. Местному капитану было всё равно. Крайнего он нашёл. В тюрьму теперь за срыв учений не посадят, а самому ему через месяц уже исполняется 40 лет. Предельный возраст службы для младших офицеров. Майором он не стал, поэтому увольняется из армии и воинских взысканий, даже самых суровых, теперь уже не боится. Зато взыскание от Главнокомандующего замаячило моему начальнику. Повторялась почти такая же история, как в Костроме с замполитом. Только куда с большим ажиотажем и выходом на более высокий уровень руководства. По той же методике, что и в Костроме, стали искать местного офицера – ровесника моего начальника, который закончил Харьковское военное училище в один год вместе с ним. Таким офицером оказался командир одного из полков. В это время он был уже полковником. Ведь это мой начальник долго перехаживал в капитанах. Позвонили ему, и через 10 минут он на служебном УАЗике доставил моего руководителя на наш объект, рядом с которым уже стоял вертолет, в коем находился офицер, специально посланный за пироболтами. В общем, на этом ситуация разрядилась. Учения ракетной дивизии вошли в график. Главнокомандующему РВСН об инциденте дежурный по виду войск докладывать не стал, хотя моему начальнику это ещё аукнется.

А жизнь продолжалась.

В один из дней на выездной телеметрической позиции после проведения техобслуживания остался спирт. Поздно вечером офицеры решили его выпить. Выпили все, включая дежурного по ВТП, показалось мало. Решили съездить в ближайшее село за водкой. Так как водитель уже спал, за руль машины решил сесть сам начальник выездной телеметрической позиции. Решено – сделано. Поехали в ближайшую деревню, взяли водку. Вернулись, выпили. Решили еще покататься на машине, однако дежурный офицер, мой ровесник, тоже только что получивший очередное воинское звание старшего лейтенанта, был против. Его послали (куда обычно посылают, когда выпьют). Он обиделся и ушёл. С пистолетом. Некоторое время шел по широкой степи. Добрел до железной дороги. Двинулся вдоль неё. Добрался до ближайшего разъезда. Там дежурила пожилая женщина. Юра зашёл в дежурное помещение, сказал, что ему очень нужно добраться до Харькова, и попросил остановить какой-нибудь поезд ему для этого. «Что ты, сынок, – сказала старушка. – Здесь поезда не останавливаются. Иди на станцию, купи билет и поезжай». «Шалишь, бабка», – произнёс Юра и достал пистолет. Бабуля встала из-за стола и исчезла. Судя по всему, она побила мировой рекорд по бегу на средние дистанции для женщин. Добежала до ближайшего посёлка, зашла в отделение милиции и сообщила, что на разъезд напал вооружённый уголовник. Юра был в технической форме, и она наверняка приняла её за тюремную робу. А он уже спал и во сне видел город Харьков.

В это время к разъезду подъехал бронетранспортёр. В нем находились майор и лейтенант внутренних войск, приехавшие забирать того, за кого приняли Юру. Лейтенант взял автомат. Выбил ногой дверь и ворвался в помещение разъезда. От шума Юра проснулся. Увидел перед собой лейтенанта в расстегнутой рубашке, вспомнил, что он уже старший лейтенант и решил сделать младшему по званию замечание. Задал вопрос: почему тот ходит расстегнутым? Столкнувшись вместо вооруженного преступника с уставной требовательностью, лейтенант опешил. Но в это время в дверь вошел майор. Юру вытащили из-за стола, забрали пистолет. Затолкали в БТР и увезли в неизвестном направлении. Но Юра был офицером Министерства обороны СССР. Документы оказались при нём. Как ни странно, но найти ближайшего общего начальника для офицера Министерства обороны и офицеров Министерства внутренних дел в те времена оказалось весьма проблематично, хотя доклад прошёл мгновенно. При советской власти это умели делать. Через час нашему командиру прямо в номер гостиницы звонил дежурный секретарь ЦК КПСС с рассказом о случившемся. После возвращения из этой командировки будет разбор полётов. А пока Юру выпустили. Пистолет вернули на выездную телеметрическую позицию.

В общем, в данной командировке было слишком много приключений.

Однако всё когда-то заканчивается. После установки головной части и в следующую ночь проведения автономных и комплексных испытаний непосредственно на изделии утром нам привезли магнитные ленты с их результатами. Обработать их полным составом расчёта не составило особого труда. К концу рабочего дня все графики, необходимые для анализа этих испытаний, были получены. Наша работа по подготовке изделия к запуску была закончена. Осталось ждать сам пуск, который состоялся строго по плану 9 августа 1984 года. Обработать информацию со всех станций и подготовить магнитные ленты для передачи на вычислительный центр Космодрома полным составом расчёта тоже не составило особого труда. 10 августа военный самолет доставил и магнитные ленты, и нас из Челябинска на Байконур. Ещё один учебно-боевой запуск ракеты был выполнен и обеспечен нами телеметрическими измерениями.

По возвращении нас всех ожидал разбор полетов.

Командир части был еще в отпуске. На начальника штаба пришёл приказ об увольнении из армии в связи с достижением предельного возраста службы в Вооруженных Силах. Через две недели после нашего прибытия пришёл эшелон с техникой. После его разгрузки исполнять обязанности командира части стал майор Урядник. Его обязанности до выхода из отпуска командира части он поручил мне.

12 сентября прибыл эшелон с нашей техникой и личным составом из Карталов.

Через пару дней пришло распоряжение начальника управления: командиру части и его заместителям, а также всем, кто был в этой командировке на выездной телеметрической позиции, прибыть к нему для разбора

С утра все поездом поехали на 42 площадку, где находилось Второе управление. Я как исполняющий обязанности заместителя командира дернулся туда тоже. Прибыли в приёмную. Сели. Ждём. Появилось наше командование части – Урядник и замполит. Мне сразу посоветовали уматывать. Я спорить не стал, но спрятался за дверью. В приёмную вышел из кабинета начальник управления. Поздоровался с Урядником и замполитом, пригласил их зайти к нему кабинет. После чего сказал офицерам, причастным к инциденту на ВТП: «Ну и вы заходите, старший лейтенант, лейтенант, младший лейтенант». Всех перечислил, уменьшив на одну ступень в звании. Все вошли в кабинет. Дальше в течение получаса оттуда раздавался крик, состоявший в основном из непечатных слов. Когда мат утих, прозвучала фраза: «Всё это происходит из-за того, что вы, товарищи офицеры, совершенно безграмотны. Вы ничего не знаете. Ответьте мне, чему равен интеграл x по dx?» Сидоров тихо ответил: «Икс квадрат пополам». Тогда начальник управления сказал, что это ерунда, и потребовал ответить на вопрос, чему равен интеграл арктангенс x по d косинус x. Наверняка он сам не знал. Честно говоря, я до сих пор не знаю. Но спрашивал уверенно, после чего ещё полчаса непечатно объяснял значение этого интеграла.

Потом задал ещё один вопрос: «Кто президент Франции?» И когда Юра с перепугу ответил ему, что Жорж Помпиду, еще пять минут неприлично ругался. После этого ответа замполит, в обязанности которого входило поддержание политической грамотности всего личного состава части, казалось, стал проваливаться под стол.

Затем все присутствовавшие на ВТП во время инцидента были предупреждены о неполном служебном соответствии. Это очень серьезное взыскание. После этого начальник управления сказал, что все, кроме заместителей командира нашей части, свободны. В это время в его кабинете решалась судьба моего начальника после произошедшего с ним инцидента в Карталах. Надо сказать, что ему повезло. Его перевели в управление на должность секретаря парткома. Там тогда такая была. А языком молоть – не мешки ворочать. В отделении я снова остался единственным офицером.

Однако начальника штаба в части не было вообще. Он уволился в запас.

Поэтому через несколько дней на эту должность был назначен офицер, ранее служивший в соседней части, – капитан Морошин. С ним потом мы станем друзьями.

А пока стало известно, что в третьей декаде сентября к нам в часть прибывает для прохождения межведомственных испытаний мобильный телеметрический комплекс БРС-4 МП, который представляет из себя пять автомобилей МАЗ-543 с фургонами. В трех из них размещаются станции ПРА, в четвертом – Спектр-Б1. На пятом автомобиле стоял укороченный фургон, за которым шла платформа, а на ней располагался усеченный антенный комплекс «Жемчуг-МП», состоявший не из семи, как обычно, ячеек, а из трех.

В комплект каждой станции дополнительно входил автомобиль ЗИЛ-131 с фургоном, в котором размещался ЗИП, и дизельная электростанция ЭСД-30. Это было очень удобно потому, что на марше подобная электростанция вполне подходила к такому автомобилю в качестве прицепа.

Естественно, что еще до начала межведомственных испытаний (МВИ), все новые подвижные телеметрические станции в пяти автомобилях МАЗ и в пяти ЗИЛ-131 были закреплены за начальниками станций. Два автомобиля МАЗ, в которых находились станции ПРА и автомобили ЗИЛ-131 с ЗИПом для них, были закреплены за Юрой Черновым. Ещё два МАЗа и два ЗИЛа – за Володей Наумовым. Мне, понятно, достались автомобили МАЗ-543, в котором находилась система Спектр-Б1, и Зил-131 с ЗИПом к нему. Для эксплуатации автомобилей и электростанций из учебного центра полигона в часть были переведены пять водителей автомобилей МАЗ-543, пять водителей автомобилей Зил-131 и один электромеханик-дизелист. Для остальных электростанций предлагалось воспитать специалистов в своём коллективе. Необходимо было дать возможность прибывшему личному составу ознакомиться с техникой и своими новыми начальниками, а нам изучить личные качества новых подчинённых. Водителем на закреплённый за мной МАЗ-543 был назначен рядовой Афонин. Водителем на ЗИЛ-131 был определен рядовой Халидин. Оба имели водительские удостоверения соответствующих категорий, оба прошли переподготовку в Учебном подразделении. Афонин был явным лидером, Халидин – аутсайдером. С первым сразу пришлось в соответствии с указаниями руководства побеседовать на предмет недопустимости неуставных взаимоотношений. Как потом оказалось, зря. Он был нормальным парнем. Второй же слегка тупил. Это ещё аукнется – и очень скоро. А пока оба приняли автомобили, проверили их состояние. Техника была исправна. Афонин, кроме этого, внимательно осмотрел электростанцию и сказал, что параллельно сможет её обслуживать, если она, конечно, не будет круглосуточно работать.

Потому как в середине сентября предполагалось провести запланированные межведомственные испытания автомобильного телеметрического комплекса БРС-4 МП, для этого на полигон прибыли конструкторы из Ижевска, разрабатывавшие этот комплекс, и военные представители, которые осуществляли его приёмку на заводе. Нам объяснили, что МАЗы, в которых находятся станции ПРА, будут называться Система приема и регистрации – СПР. Агрегат, в котором находится Спектр-Б1, будет называться Система преобразования и отображения – СПО. Естественно, что возник вопрос, почему фургоны ламповых станций были по размерам в два раза меньше, чем фургоны станций, изготовленных с применением микросхем. Ответ военпреда завода был вполне военным: это сделано для повышения надежности. Ничего не скажешь: теоретическое сравнение размеров и надежности чего нужно было произвести? Ламповой и полупроводниковой техники? По-моему, и так ответ известен. Но зачем при этом увеличивать массу и размеры? В общем, нам было сказано, что эту технику разрабатывали кандидаты наук, а мы, неучи, пытаемся их творчество критиковать. Лучше всех мне объяснил ситуацию присутствующий при этом особист. Он вышел из машины, предложил мне сделать то же самое. Когда я вышел, он спросил, давно ли я получил звание старшего лейтенанта. Я сказал, что совсем недавно. На это он заметил, что если я буду много умничать, то звание капитана могу не получить вообще, мое дело – по возможности проследить за тем, чтобы функционал техники соответствовал заявленному в документации. Остальное – вопросы не моего ума. Получив приказание, военнослужащий отвечает «есть» и выполняет его. Однако если функционал станций СПР полностью соответствовал заявленному в документации, хотя бы потому, что в станциях находилась хорошо закреплённая в фургонах обычная аппаратура ПРА, то с функционалом станции СПО возникли проблемы. Дело в том, что установленная в фургон система Спектр-Б1 была серьезно доработана. В фургоне, в специально вмонтированной отдельной комнате с железной дверью, стояла незабвенная стойка НСУ, к которой можно было подключать секретный прибор «Муравей» старого типа. Эта стойка была задублирована новой секцией системы, которая располагалась в одной из стоек КПУ. В стационарных системах такой секции нигде не было. Кабель от этой секции был выведен в специальную комнату. Кроме этого, в комнате стояла стойка AСM, к которой можно было подключить прибор «Муравей» нового типа. Там было довольно тесно, но функционально. Вообще казалось, что на этот раз в рамках технического задания, а на оспаривание его было наложено табу, всё сделано идеально. Однако когда сам конструктор стал проверять новую секцию, то она не прошла тест. Он целый день пытался её оживить. На следующий день то же самое. Я снова начал умничать. Сказал, не проще ли вернуть систему на завод и там всё исправить. Особист дал мне легкий пинок и спросил, помню ли я о нашем с ним разговоре. Как ни странно, за меня вступился заводской конструктор. Он сказал, что все мои вопросы правильные. И если ему не удастся восстановить работоспособность этой секции, система будет возвращена на завод. К вечеру работоспособность всей системы была восстановлена. Конструктор подвел меня к исправленной секции и сказал: «Запомни, в этой системе тебя может подвести всё что угодно, кроме этой секции. Она теперь абсолютно безотказная». В дальнейшем жизнь доказала его правоту. А сейчас в качестве теста весь комплекс БРС-4МП должен был отработать по космической тематике. Принять телеметрию с одного из спутников и расшифровать её прибором «Муравей». Ключевая информация была предоставлена. Надо сказать, что на этот раз конструктор системы меня удивил. Приём телеметрической информации с этого спутника производился ночью. Все машины стояли на улице. Он предложил разложить возле каждой машины газету. Ему не говорить, где какая. Через 2 часа после того, как телеметрическая информация со спутника была принята, он поколдовал над полученными при её обработке графиками и точно сказал, возле какой машины лежит «Правда», возле какой «Комсомольская Правда», возле какой «Советский спорт» и возле какой «Известия». Три машины СПР и одна машина СПО. Видеоинформация по телеметрическому каналу не передавалась, поэтому как он это сделал, я до сих пор не знаю. Однако к концу сентября 1984 года комплекс БРС-4 МП межведомственные испытания прошел. Мне предстояло работать с этой техникой ещё два года.

А жизнь продолжалась. На 19 декабря 1984 года был запланирован запуск космического аппарата «Космос-1614», который должен был приводниться в Чёрном море после выполнения одного витка. Траекторные измерения по этому объекту планировалось провести станциями «Кама» выездного измерительного пункта. Привязку по времени планировалось осуществить с использованием автомобильного пункта приема сигналов единого времени «Беркут». Измерительные средства нашей части было задумано разместить в районе города Измаил. В командировку были направлены первое и четвёртое отделение в полном составе. Старшим был назначен старший лейтенант Борисенко. Проживание и питание личного состава, обслуживающего эти средства, планировалось осуществлять с использованием агрегатов «гостиница» и «столовая» на базе автомобилей МАЗ-543, которые имелись в нашей части. Необходимые измерения были проведены. Однако, несмотря на это, аппарат «Космос-1614» после приводнения 19.12.1984 года был потерян поисковой службой. Измерительные средства и бытовой комплекс нашей части были погружены на воинский эшелон, который направлялся на Байконур. Личным составом эшелона руководил старший лейтенант Петренко, лейтенанты Бутов и Добченков ему помогали. В один прекрасный момент Юра Бутов лёг спать. В это время эшелон остановился. Солдаты вышли из вагона и увидели на соседнем пути железнодорожную платформу, на которой стояли два контейнера. Контейнеры стояли неправильно, не как положено – двери к дверям, чтобы невозможно было их вскрыть, а задняя стенка к задней стенке, при этом один из них был слегка приоткрыт. В контейнере стояли мешки с сахаром. Солдатики решили поинтересоваться, что во втором, – там стояли свернутые напольные паласы. Доложили старшему лейтенанту Петренко. Тот пошёл посмотреть и, бес попутал, позарился. Вернулся в вагон, сообщил о контейнере лейтенантам Бутову и Добченкову. Юра Бутов сказал, что хочет спать и его это совсем не интересует. Сон его спас от неприятностей. Добченков заинтересовался. На следующей железнодорожной станции два мешка сахара солдатики перенесли в вагон, где как могли спрятали, а паласы перекочевали из контейнера на пол станции «Беркут», за эксплуатацию которой отвечал Петренко, и станции «Кама», которая была закреплена за Добченковым. Были подогнаны по размерам, лишнее было обрезано и выброшено. Станции стали намного уютней. Однако через 12 часов пути эшелон был остановлен офицерами КГБ. Несмотря на режим секретности, на который ссылался Петренко и которого в самом деле не было, и сахар, и паласы были обнаружены. Сведения о них и о причастных к инциденту лицах – солдатах срочной службы, а также старшем лейтенанте Петренко и лейтенанте Добченкове – были внесены в протокол. Лейтенанта Бутова в этот протокол заносить не стали, как непричастного. Задерживать гэбисты никого не сочли нужным. После того как всех причастных переписали, отправили эшелон следовать дальше. По прибытии эшелона на Байконур дело было передано в военную прокуратуру города Ленинска. После этого уже весной был суд. Причастных к делу солдатиков направили в дисциплинарный батальон. Петренко и Добченкова осудили условно с обязательным привлечением к труду. Добченкова привлекли к труду в городе Целинограде. К Петренко перед судом приезжали родители. Они каким-то образом умудрились выписать его из Ленинска и прописать в город Чернигов на Украине. Там его и привлекут к труду.

А жизнь шла своим чередом. В январе 1985 года Главнокомандующим РВСН были запланированы учения Ракетных Войск стратегического назначения, в ходе которых должен быть проведен учебно-боевой пуск ракеты из ракетной дивизии, которая располагалась в городе Державинске. Согласно плану учений, вероятный противник уже нанес по СССР ядерный удар. Командный пункт дивизии и все системы связи разрушены. Из последней, оставшейся неповрежденной пусковой установки необходимо запустить ракету с использованием пульта прибора автономного пуска, предназначенного для её запуска без использования автоматизированных систем управления, которые по сценарию учений повреждены ядерным ударом противника, человеком, который несмотря ни на что доберется до её шахты, подключит этот пульт, запустит автоматику запуска, которая работает 58 секунд. За это время успеет покинуть территорию пусковой установки и, когда ракета взлетит, будет находиться от неё на безопасном расстоянии. А так как это всё-таки не война, а учения, данную ракету перед запуском необходимо оснастить телеметрическим оборудованием, чтобы иметь возможность получить информацию о её полете от начала и до конца этого процесса. Для участия в установке такого оборудования, приёма и обработки телеметрической и траекторной информации о старте ракеты и первых минутах её полета традиционно привлекается выездной измерительный пункт «Пурга», на этот раз оснащённый мобильным измерительным комплексом. БРС-4 МП, который будет использоваться нами на реальной работе впервые после прохождения межведомственных испытаний. Размеры эшелона для перевозки техники части значительно увеличились, ведь каждый автомобиль МАЗ-543 занимал отдельную платформу. А таких автомобилей в части теперь было восемь: три автомобиля – бытовой комплекс и пять автомобилей измерительного комплекса БРС-4 МП. Вся эта техника была погружена и отправлена в Тургайскую область для обеспечения измерениями учебно-боевого пуска ракеты в процессе проводимых учений РВСН. После погрузки эшелона мне было разрешено добираться до города Державинска обычным поездом. Как ни странно, эшелон в этот раз пришёл раньше, чем я доехал. К моему приезду его уже разгрузили. С этого начались приключения. Когда разгружали эшелон, был крепкий мороз, поэтому местные военные, чтобы упростить нам жизнь, подогнали к нему машину с водонагревателем, из которого выходил шланг с кипятком. Все водители, промерзшие машины которых стояли на платформах, открывали все краны в системе охлаждения и проливали систему кипятком. Когда двигатели были уже немного прогреты, запросто их заводили. Так делали все, кроме рядового Халидина. Он почему-то все краны не открыл и вспомнил об этом только тогда, когда и радиатор, и блок цилиндров были заполнены водой, которая мгновенно остыла и начала замерзать. Радиатор водители других машин части сумели вовремя снять и отнести в тепло, а блок цилиндров был полностью разморожен. Машину стащили с платформы тросом. Хочу сказать, абсолютно новую машину. Надо заметить, что в те времена солдаты срочной службы за вверенную им технику материально практически не отвечали. Рядового Халидина можно было наказать дисциплинарно. Посадить на гауптвахту – для этого у меня хватало дисциплинарной власти, можно было передать, дело о нанесении ущерба в военный трибунал, испортить человеку будущее. Однако я не хотел становиться худшей частью социалистической системы.

Двигатель посмотрели местные специалисты. Первое заключение было безрадостным – сделать его невозможно. Однако, когда к просьбе посмотреть приложились 3 литра спирта, оказалось, что восстановить трудно, но можно. Блок цилиндров был заварен медью с помощью аргонной сварки, швы покрыты эпоксидной шпатлевкой. В дальнейшем на этой машине поменяют водителя, и она практически никогда не будет ломаться.

А в это время в составе части мне необходимо было выполнять свою работу – информационное обеспечение оснащения головной части ракеты телеметрическими средствами для выполнения учебно-боевого пуска. Сначала с этим возникали трудности. Связано это было это с тем, что для проведения работ должны были быть задействованы станция СПО и станция СПР. Однако для прохода или проезда на территорию РТБ, где готовили головную часть ракеты, у водителей наших автомашин МАЗ-543 не было допуска. В первый день эти автомобили остались за воротами части. На следующий день допуск оформили при условии, что водители не будут покидать кабины машин. Если понадобится выйти, то сделать это можно будет только в присутствии местных офицеров. Дальше процесс шел согласно графику. В назначенное время были проведены автономные и комплексные испытания головной части ракеты в сооружении. После этого мы покинули РТБ. При проведении комплексных испытаний на самой ракете возникли трудности. В степи начался буран. Вся техника, которая находилась на выездной телеметрической позиции, включая автомобили МАЗ-543, была полностью занесена снегом. Снег расчистили – занесло снова. Буран закончился только через 4 дня. Хочу напомнить, что на этот раз пуск ракеты должен был быть произведен прибором автономного пуска.

Это никак не влияло на работы по подготовке телеметрического оборудования этого изделия. Дело в том, что после того, как телеметрическое оборудование будет полностью установлено и проверено, за 5 минут до старта ракеты необходимо включить бортовую электрическую батарею, которая обеспечивает питание телеметрических устройств во время полета. На полигонных пусковых установках этот процесс автоматизирован. В пусковую установку встроен автомат запуска бортовой батареи. В пусковых установках, которые расположены в войсках, таких автоматов нет. Поэтому такая батарея запускается вручную строго по времени.

Раньше это делать нельзя потому, что заряда батареи тогда может не хватить на весь полет. Позже тоже нельзя потому, что в этом случае включающий батарею будет сожжен пламенем ракетных двигателей. Тот, кто будет эту батарею включать, должен очень четко сверить свои часы с часами на командном пункте, откуда эту ракету будут запускать. Для того чтобы успеть эвакуироваться подальше от пусковой установки, рядом с ней ставились две автомашины с заведенными двигателями. Согласно правилам, это должны были быть автомобили УАЗ-469. Операцию по запуску бортовой батареи на не оборудованных автоматом для её включения пусковых установках обычно выполнял офицер с площадки 2А Байконура Сергей Дорошин. В помощь ему выделялся ещё один офицер, который должен был прийти ему на выручку, если он за что-то зацепится или упадет. При выполнении этой работы всё было гораздо проще. Расчёт автономного пуска должен был начать свои действия только после того, как будет включена бортовая батарея электропитания телеметрии и включавшие её офицеры выберутся из оголовка шахты. Запускать батарею на этот раз было безопасно. Мне было интересно узнать, как это делается, поэтому на этот раз я напросился к Серёге в помощники. Наступил день запуска. Для эвакуации мы решили использовать не два УАЗика, а два автомобиля ЗиЛ-131. Офицеры расчёта автономного пуска попросили нас без них не уезжать и эвакуироваться совместно. Они узнали о том, что у Серёги есть такой опыт. Мы согласились. В назначенное время Серёга запустил бортовую батарею. Вдвоём мы пошли к машинам. Закурили. Расчёт автономного пуска в составе 2 человек спустился в шахту. Потом оба выбрались обратно и побежали к автомобилям. Чуть не сбили Серёгу с ног, запрыгнули в машину и стали орать водителю «гони». Слава Богу, водитель был из нашей части. Мы сели во вторую машину. Оба автомобиля покинули стартовую позицию и направились в сторону ВТП. На ВТП мы с Серёгой сразу перебрались ко мне на станцию СПО. Пять минут. Пуск не состоялся. 10 минут. Ракета не запущена. Пуск прошел только через полчаса после назначенного времени. По телеметрической информации мы сразу определили, что ракета была запущена не прибором автономного пуска, а при получении электрического сигнала с командного пункта полка. Цели учений не были достигнуты. Обработка полученной телеметрической информации была произведена за 4 часа. Еще примерно столько же представители промышленности и военпреды колдовали над результатами обработки. Вывод был один: расчёт автономного пуска допустил ошибку в своих действиях. Теперь вместо поощрений, а возможно и государственных наград, офицеры расчёта получат взыскания. В общем, если бы началась атомная война, остались бы мы неотомщенными. Ну а мне теперь необходимо было доставить все магнитные ленты с записью информации об этой работе на Байконур самолётом из Аркалыка. Вместе со мной ответственным за доставку магнитных лент на Байконур был назначен Серёга Дорошин, которого я знал ещё по началу службы на Байконуре на площадке 2А и который выручил меня на этот раз. Адреналина мне теперь мне больше не хотелось. Для того чтобы нам добраться до Аркалыка, командованием дивизии был выделен УАЗик. С самолётом получилось оригинально. Данным самолетом улетал в Оренбург заместитель командующего Оренбургской ракетной армией. Этим же бортом везли в штаб армии не оправдавший государственных надежд прибор автономного пуска стратегической ракеты для его проверки. Поэтому на Байконур самолёт летел только после посадки в Оренбурге. А в Аркалыке, после того как к самолёту подъехал УАЗик с заместителем командующего, к нему подъехал автомобиль ЗИЛ-131 с фургоном, в котором была куча народу. Этот народ из фургона стал перебираться в самолет. Мы уже думали, что нам в нём не хватит места. Ничего, хватило. В полетный лист мы были записаны сразу за генералом, хотя летели сначала стоя. Потом народ ужался, мне удалось сесть. Серёга увидел, что рядом с генералом стоит здоровенный ящик, в котором везут в Оренбург злополучный прибор автономного пуска. Он немного помялся. Потом сначала сел на этот ящик, а потом лёг. Генерал заулыбался и через пару минут подложил ему под голову свою папаху. Самолёт приземлился в Оренбурге. Генерал уехал. Большинство народу тоже. До Байконура летели всего 5 человек. По прилёте мы сдали магнитные ленты с записью в информации на вычислительный центр. Ещё одна работа по обеспечению телеметрическими измерениями испытательных запусков боевых ракет с места несения ими боевого дежурства была выполнена с использованием нового телеметрического комплекса БРС-4 МП. Снова началась повседневная жизнь: обслуживание техники, работа с личным составом. Однако всё это длилось недолго.

В середине февраля 1985 года на Байконур возвратился эшелон с техникой выездного измерительного пункта.

Через 2 дня после прихода эшелона с техникой в части была получена телеграмма ЗАС из Костромы. Из телеграммы следовало, что установленное у них телеметрическое оборудование не позволяет разместить специальную технику, которая прибыла к ним в связи с перевооружением дивизии на новые ракеты. Сами они наше оборудование переставить не могут – боятся его повредить, поэтому просят прибыть нашего представителя. На следующий день я уже уехал в Кострому. В парадной шинели – повседневная к этому времени уже сильно поизносилась. По прибытии я разместился в гостинице КЭЧ. Однако оказалось, что на меня не совсем правильно выписали пропуск. Связано это было с особой секретностью новых ракет, запчасти от которых я, наверное, смог бы увидеть. Поэтому меня попросили две недели погулять по городу, осмотреть достопримечательности, познакомиться с местными девушками. Как только пропуск окончательно оформят, за мной заедет машина. По городу я гулял 20 дней. Стало даже жалко, что в прошлый раз не было столько свободного времени. Плохо, что было ещё холодно. Наконец пропуск оформили. В первый день после этого меня УАЗиком доставили в часть. Однако решить вопрос с перестановкой оборудования на месте мы сразу не смогли. Восемь аппаратных стоек необходимо было расстыковать, перенести на сорок метров и состыковать снова. В первый день я расстыковал оборудование, осталось его перенести и состыковать снова. Возить УАЗиком меня перестали. Добираться предложили в оба конца вместе с военнослужащими дивизии специальным поездом. К концу следующего дня аппаратура была переставлена с помощью местных офицеров и прапорщиков и частично состыкована. На третий день я за три часа закончил работу. Спросил у местных, как добраться из части до города. Меня вывели на уложенную бетонными плитами дорогу.

Сказали: иди по ней, через три километра эта дорога будет пересекаться с асфальтовой. Там в город ходит автобус. Когда я прошёл километр, мне стало грустно. Стал голосовать, однако ни одна машина не останавливалась. Вдруг рядом остановился УАЗик. В нём пассажирами сидели два полковника. Один из них приоткрыл дверцу и сказал: «Товарищ старший лейтенант, до вас что, не довели приказание командира дивизии о том, что в будние дни он разрешает носить парадную шинель только офицерам от полковника и выше?» Сам был тоже в парадной шинели. Я ответил ему, что, наверное, я генерал. Он попытался сделать серьёзное лицо, однако второй полковник рассмеялся, он, видно, сразу понял, что я не местный. Спросил: «Ты откуда?» Я ответил, что с Байконура. «Тот самый, что приехал перестанавливать оборудование?» – спросил он. Я ответил, что да, уже переставил – теперь в гостиницу, а потом домой. Тогда он предложил мне сесть в машину. Я воспользовался предложением. Машина поехала. Я стал невольным свидетелем их разговора.

Полковник, который сделал мне замечание, был командиром технической ремонтной базы ТРБ. Второй полковник был заместителем командира дивизии. Он спросил первого, готов ли тот встречать комиссию из Москвы, которая приезжает на следующей неделе. Первый ответил, что да, по их приезде сразу будет обед. На роль официанток уже подобраны молодые военнослужащие – женщины. Они все будут в форменных, но очень коротких юбках. Заместитель командира дивизии снова спросил, а не станет ли проверяющим генералам плохо от вида голых девичьих ног, они ведь в возрасте. Вдруг перевозбудятся – и инфаркт. Командир ТРБ ответил, что не должны. Официантки к ним особо близко подходить не будут. А для того чтобы найти взаимопонимание, он придумал ещё кое-что и показал пакет: «Здесь 800-граммовая бутылка водки «Золотое кольцо» и суточный сухой паек, такой выдаётся при несении боевого дежурства. Самое вкусное здесь – вяленая вобла. Я на всякий случай отложил несколько штук в отдельный пакет, может, попробуем? Только что делать с этим (он показал глазами на меня)? Да ладно, он всё равно не местный». В пригороде Костромы в те времена был шикарный пивной ресторан «Берендеевка». Не знаю, работает ли он сейчас. А тогда остановку УАЗик сделал там. Все вышли из машины. Мой рост 190 см, однако рядом с двумя этими полковниками я почувствовал себя карликом. Они оба были такого же роста, как и я, только в полтора раза шире. Зашли в бар. Мои попутчики сели за столик. К ним сразу подбежал официант. Я подошел к стойке, хотел заказать себе пиво. Однако меня окликнули и сказали, чтобы я не валял дурака и присел за столик, что я и сделал. Помню первую бутылку водки. Помню вторую. Заместитель командира дивизии показал на меня глазами командиру ТРБ и сказал: «Смотри, ещё держится». Однако это продолжалось недолго. Проснулся я утром в гостинице, в своём номере. Ближе к обеду в номер зашёл солдат-водитель. Он передал мне билет от Костромы до Байконура через Москву и отвёз на поезд. Меньше чем через двое суток я был дома.

В конце февраля нашей промышленностью в часть был поставлен ещё один комплекс БРС-4 МП. Начались работы по его приемке.

Сложность заключалась в том, что штатное расписание для личного состава части не изменилось. Эксплуатировать данный комплекс предполагалось параллельно с первым без увеличения штата персонала. Ладно, это могли понять офицеры. Но как объяснить водителю – солдату срочной службы, что он должен будет теперь водить две машины по очереди. Отдел кадров объяснил ситуацию так. Данные машины не являются транспортными. Их цель – только доставить оборудование к месту выполнения задачи. А выполнять задачи на этом оборудовании будут офицеры, которые знали, на что идут, когда поступали в военные училища.

Началась приемка нового комплекса. Сразу возник вопрос, где размещать такое количество автомобилей физически. В автопарке для этого места нет. Оказалось, что руководством Байконура для размещения автомобильной техники нашей части была выделена соседняя с нашей 37 площадкой площадка номер 38. Раньше на этой площадке располагалась боевая ракетная часть, которая была сокращена и расформирована. Теперь нам предлагалось приспособить ее территорию и несколько оставшихся сооружений для размещения нашей техники – двух комплексов БРС-4 МП.

Большинство сооружений были заглубленными и не приспособленными для установки в них автомобилей с фургонами. Под место для выполнения работ по периодическому обслуживанию наших мобильных измерительных средств можно было приспособить только одно стоявшее на площадке огромное здание. В него одновременно можно было поставить два автомобиля МАЗ-543 с установленными на них станциями и четыре машины ЗИЛ-131 с прицепами – дизельными электростанциями – для проведения регламентных работ по техническому обслуживанию этого оборудования. Постоянно вся техника должна была находиться под открытым небом. Это было не совсем удобно.

Однако приказы командования не обсуждаются.

Площадка была огорожена забором из колючей проволоки. Внутрь шла одна дорога, по обеим сторонам которой были овраги. Для контроля проезжающих машин и проходящих по этой дороге на площадку людей на въезде имелось небольшое здание контрольно-пропускного пункта, где и был командованием нашей части размещен наряд, который раньше находился в автопарке.

Старый комплекс перегнали на эту площадку. Новый комплекс разместили сразу там. И именно там представители завода нам его передавали. Вместе с новым комплексом БРС-4 МП завод-изготовитель дополнительно передавал нам два aгрегата-электростанции 15н1061м на базе автомобилей МАЗ-543 для обеспечения электропитанием бытового комплекса и всей техники на выездной телеметрической позиции и позиции траекторных средств во время подготовки к работам по выполнению измерений. При выполнении испытательных работ все средства части должны быть запитаны электростанциями ЭСД-30, которые входят в состав измерительных комплексов. В принципе приёмка нового комплекса БРС-4 МП и aгрегатов- электростанций 15н1061м длилась недолго.

В ходе выполнения приемо-сдаточных работ я задал представителям завода вопрос о том, как сделать так, чтобы станция СПО могла обрабатывать информацию не только со станций СПР, но и с ламповых станций БРС-4 старого типа, которые продолжали эксплуатироваться в нашей части. Представитель завода с юмором ответил, что мы, военные, тоже инженеры и должны что-нибудь придумать. Техническим заданием на комплекс. БРС-4 МП это предусмотрено не было. Он, наверное, об этом сразу забыл. А я запомнил.

В конце второй декады марта новый комплекс БРС-4 МП был принят в эксплуатацию, и командованием ракетно-испытательных частей космодрома было решено направить этот комплект технических средств для оказания помощи в выполнении специальных работ восьмому ракетно-испытательному управлению, в частях которого возникли проблемы с измерительной техникой. В третьей декаде марта одна станция СПР под руководством Володи Карпова и моя станция СПО были направлены на площадку номер 94 Байконура, где проводились испытательные работы по тематике этой площадки. Автомобилями МАЗ управляли закрепленные за ними водители – солдаты срочной службы. Надо сказать, что к тому времени они уже немного изучили аппаратуру, которая размещалась в фургонах их машин, и при выполнении работ помогали нам как операторы. Началось выполнение испытательных работ. На станции СПР записывалась информация, а на станции СПО проводилась её обработка. Полковник, руководитель работ, сначала удивился тому, что в качестве операторов у нас работают водители, солдаты срочной службы, и относился к этому настороженно, но через две недели привык. Даже стал подтрунивать над своими подчинёнными. Мол, смотрите, солдатики не имеют высшего образования, а выполняют работу инженеров. Учитесь.

Чудеса начались, когда была выполнена первая часть работы. На ракету было установлено и проверено все телеметрическое оборудование, предназначенное для работы в метровом диапазоне волн. Осталось установить и проверить оборудование, которое работает в дециметровом диапазоне. Дело в том, что на стационарных системах пульты управления антенным комплексом «Жемчуг» и станции ПРА находятся, как правило, или в одной, или в соседних комнатах. Поэтому приемник дециметровых волн входит в состав антенного комплекса. Естественно, что у нас с собой его не было. Он остался в машине, на которую был установлен антенный комплекс «Жемчуг-МП». Сам приемник имел небольшой размер, поэтому мы решили на следующий день его снять и поездом, которым мы ездили на службу, привезти для выполнения работ. Но надо же такому случиться: полковник, руководитель работ, не зная о нашем решении, стал ругать своих подчинённых за то, что они всё не продумали заранее и теперь, по его мнению, возможна длительная задержка в подготовке изделия. Водитель станции СПР решил поумничать и сказал, что для выполнения таких работ необходимо пригнать ещё одну машину – антенный комплекс «Жемчуг-МП», где стоит такой приемник. Полковник, только что ругавший своих подчинённых, его внимательно выслушал. Сказал: смотри, если это не так, тебе достанется. Затем позвонил нашему начальнику управления и попросил переправить на 94 площадку станцию «Жемчуг-МП». Начальник управления отдал распоряжение пригнать для выполнения работ мобильный антенный комплекс «Жемчуг-МП». Откуда им было всем знать, что водитель автомобиля станции СПР и водитель автомобиля станции «Жемчуг-МП» – земляки и друзья?

Одному стало скучно без другого, а теперь им была обеспечена компания.

По окончании рабочего дня я уехал домой. В половине двенадцатого ночи мне позвонил заместитель командира части. Он сказал, что есть распоряжение начальника управления завтра с утра переправить на 94-ю площадку станцию «Жемчуг-МП». На мой вопрос «зачем?» ответил, что не знает, начальнику управления видней. Знал бы начальник управления, что его, как кролика, развел водитель-солдатик. Старшим машины для её перегона на 94-ю площадку был назначен Юра Чернов. Когда он прибыл, нам всем стало понятно, что всё-таки и нам, офицерам «Пурги», втроём выполнять специальные работы было веселее. Тем более что проведение испытаний было интересным и освобождало нас от кучи повседневных хлопот. Рабочий день был практически нормированным, ночевали мы дома. Претензий по подготовке изделия к нам не было.

Пока мы выполняли эти спецработы, на Чернова пришёл приказ – он переводился на должность старшего научного сотрудника       Космодрома.

Для одного из офицеров нашего года выпуска «Пурга» закончилась. Теперь ему уже не надо будет большую часть года проводить без семьи. Остальным такого оставалось только ждать.

За время проведения данных работ нас отвлекли от их выполнения только один раз.

В апреле 1985 года на полигоне возникли проблемы с приёмом предстартовой телеметрической информации ракеты Зенит-2. Несмотря на то что стартовый комплекс этой ракеты находился в зоне прямой видимости второго измерительного пункта Байконура, при передаче предстартовой информации сигнал, отражённый от ферм обслуживания, сильно её искажал. Руководством космодрома было принято решение, что для приема и обработки предстартовой и стартовой телеметрической информации об этой ракете будет использоваться комплекс БРС-4 МП. Первоначально запуск ракеты планировался на 12 апреля. Затем его перенесли. На 13. Для приема и обработки Информации предстарта и старта этой ракеты руководство нашей части приняло решение использовать первый комплекс БРС-4 МП. 12 апреля 1985 года этот комплекс был развернут напротив стартовой площадки этого изделия. Площадка была перед нами как на ладони. Однако ракеты на стартовой площадке не было. Раздался стук в дверь. Когда я открыл, какой-то военный попытался засунуть мне в руки кабель с разъемом. Сказал, что это громкая связь. Я ответил ему, что она подключается снаружи, вышел, показал куда, он прикрутил разъем. Через несколько секунд голос из динамика спросил, как его слышно. Я ответил, что хорошо. Он сказал: «Конец связи». И всё. Мы переночевали в машинах с 12 на 13 апреля. Когда проснулись, я открыл дверь и еще раз посмотрел на стартовую площадку – ракеты на ней снова не было. Дальше всё происходило как в сказке. Из находящегося в зоне прямой видимости монтажно-испытательного корпуса вышел тепловоз, он тащил за собой специальную платформу, на которой была расположена ракета. Когда платформа подошла к стартовой позиции, ракету захватил манипулятор и поставил в вертикальное положение.

На контрольном осциллографе нашей аппаратуры появилась картинка, сигнализирующая о том, что включился телеметрический сигнал. По громкой связи раздался мат, сквозь который я понял, что с той стороны интересуются, появился такой сигнал или нет. Я ответил, что появился. Меня спросили, где какой-то подполковник. Я ответил, что понятия не имею. Телеметрический сигнал пропал, потом снова включился. Я объявил об этом по громкой связи. На том конце попросили докладывать, если такое снова произойдет. Если не произойдет, то каждую минуту говорить по громкой связи, что сигнал устойчивый. Дверь машины была открыта, и ракету прекрасно было видно. Она ещё немного постояла, потом под ней появился огонёк, и она улетела. Я закрыл дверь и стал каждую минуту говорить о том, что сигнал устойчивый. Минут через десять в дверь машины постучали. Я открыл. Перед машиной стояли наш командир части, его заместитель и два каких-то подполковника. Оказывается, перед запуском ракеты на всех дорогах было выставлено оцепление. Никого не пропускали. В том числе тех, кому нужно было попасть, например командирский УАЗик, который ехал к нам с командованием нашей части. И УАЗик с двумя старшими офицерами, которые должны были на основании данных, декоммутированных нашей аппаратурой, вести репортаж о старте и начальном участке полёта этой ракеты. Обе машины смогли проехать на телеметрическую позицию только когда ракета уже улетела. Но пока всё было хорошо. Ракета со старта ушла. Моя болтовня об устойчивом сигнале руководством и воспринималось как репортаж. Через несколько минут телеметрическую информацию о полете ракеты стали принимать все измерительные пункты. Ведение репортажа о ней продолжили их представители. Я отключил микрофон и громкую связь. Что было с этой ракетой дальше, я не знаю. Наверное, всё хорошо, потому что два подполковника, которые должны были вести репортаж, вдруг повеселели. Ещё через полчаса специально за ними пришла машина, и они уехали. На следующий день данный комплекс БРС-4 МП был переправлен своим ходом на 38-ю площадку. А мы продолжили выполнять задачи на 94-й площадке с использованием нового комплекса. И так продолжалось до начала июня. Водители всех машин за это время неплохо освоили обязанности операторов. Ближе к завершению работ полковник, который этими работами руководил, начал уже постоянно ставить наших водителей-операторов в пример своим сотрудникам, а однажды устроил у меня на системе целую экскурсию из своих подчинённых. К концу мая работы на этой площадке были выполнены в полном объеме.

Вся наша техника была возвращена площадку номер 38.

А мне не давала покоя фраза инженеров завода о возможности самостоятельно расширить функционал закреплённой за мной системы СПО. Ведь практически неиспользуемый комплект аппаратуры ИС 1915 стоял у меня в Татищево Саратовской области после его ремонта представителями промышленности. Однако для того чтобы сделать его мобильным, необходим был автомобиль с фургоном.

У командования части я выпросил для этого автомобиль ЗИЛ-131. Однако на нем был обычный кузов. Но на улице был 1985 год. В те времена найти в степи на Байконуре брошенный фургон можно было запросто. На грузовом ЗИЛ-131 мы с водителем объехали окрестности нашей площадки и километрах в пяти от неё в степи нашли брошенный фургон. Состояние его было не ахти. Снаружи краска ободрана, внутри погром. Возле одной из боковых стенок лежала сломанная откидная боковая полка, чем-то напоминающая спальную полку железнодорожного вагона. Потом я попросил в соседней части автокран. Крановщик прямо в автопарке снял с автомобиля ЗИЛ-131 кузов. Затем на кране вместе с нами поехал в степь, где и установил на наш ЗИЛ-131 найденный фургон. Через пару часов мы с водителем этот фургон закрепили на автомобиле заранее подготовленными хомутами и своим ходом вернулись в часть. Первоначально такая рационализация у командования восторга не вызвала. Вид у автомобиля ЗИЛ-131 с этим фургоном был ужасный. Командир части так и назвал его – чудовище вида ужасного. Я сказал, что эту машину теперь так и буду именовать: агрегат «чудовище вида ужасного» – ЧВУ-1. И сразу стал его просить выписать мне со склада материалы для ремонта этого агрегата. Выпросил. Был четверг. В пятницу я получил со склада все необходимое. Остался на службе в выходные. Подчинённые меня поддержали, вместе взялись за работу. К понедельнику фургон преобразился. Казалось, что на этот ЗИЛ-131 его поставили на заводе. Функционировало освещение, отопители и даже фильтровентиляционная установка. Возле передней стенки было достаточно места, чтобы разместить комплект аппаратуры ИС 19-15Б. Откидная полка была отремонтирована. В собранном виде она практически не занимала пространства внутри фургона. А если её откинуть, получалось прекрасное спальное место. На всякий случай внутри фургона была дополнительно установлена электрическая печка. Снаружи он сверкал новой, защитного цвета краской, внутри был покрашен светло-серой. Командованию части понравилось, и к концу следующей недели автомобиль ЗИЛ-131 был перерегистрирован в военной автомобильной инспекции как автомобиль с фургоном. Военный номер (а в те времена на военных машинах военный номер заменял государственный) остался тем же.

Через неделю пришёл приказ об очередном привлечении нашей части к обеспечению телеметрическими измерениями учебно-боевого пуска стратегической ракеты из ракетной дивизии, которая расположена в районе пгт. Татищево Саратовской области.
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5

Другие электронные книги автора Виктор Витальевич Васецкий