Мелодии судьбы

Своими словами она дала мне понять, что ранее никогда не видела меня, но, не смотря на это, готова принять меня своим другом, что несказанно обрадовало меня.

Наш диалог, не вклиниваясь в него и не прерывая, спокойно сносил её папенька, который, как выяснилось уже через минуту, вовсе и не папенька, а муж, – князь Ардашев.

Что было дальше, помню смутно, а вот слова князя и следующие за этим события и поныне крепко сидят в моей голове:

– Не краснейте, как девица, молодой человек, – без тени насмешки проговорил князь. – Я привык, что мою милую жену Веронику Романовну принимают за дочь. В какой-то степени это даже льстит мне! Иметь такую молодую, красивую жену почтёт за честь каждый, будь то молодец удалой с бесшабашной головой, либо человек солидный в обществе видный, каким являюсь я. И вот, что граф, коли вы осмелились так запросто подойти к моей жене, то уж извольте пригласить её на шакон, на вальс вы уже опоздали. Я уже не в тех годах, чтобы выписывать кренделя, а моя же?на, – сделав ударение на слове жена, – очень любит этот танец.

– Вероника Романовна укоризненно посмотрела на князя. В её взгляде я увидел не только стыд за грубость мужа по отношению ко мне, человеку в обществе не ниже его по положению, но и острую боль, пронзившую её чистую душу.

– Извините, князь, – проговорил я и, отвесив ему поклон кивком головы, натянуто улыбнулся княгине.

Мне было стыдно, невероятно стыдно за мой глупый поступок. Действительно, подойти к женщине, пусть даже девушке и сразу, не обращая внимания на её спутника, навязаться на разговор, это верх неприличия, но уйти после всего, что произошло, я уже не мог.

Шакон – старый танец, практически уже не был в моде на балах, но на этом балу он шёл за вальсом, возможно, в усладу старым дамам и их столь же престарелым кавалерам. И князь, как мне думается, был уверен, что я либо откажусь от танца с княгиней, либо собьюсь с такта, чем опозорю себя в глазах всего общества. Но более всего он был уверен, что княгиня откажет мне, чем низвергнет меня в тартарары. Но он глубоко ошибался, шакон хорошо был известен мне, более того, княгиня поступила очень благородно.

Распорядитель бала объявил шакон, я склонил голову перед княгиней.

– Если она откажет мне, это будет двойным ударом по моему человеческому достоинству, – подумал я, чувствуя глухое биение моего сердце.

То, чего я боялся, не произошло. Вероника Романовна приняла моё приглашение.

Мы танцевали как лебеди в солнечном небе. После танца я проводил мою партнёршу к мужу. В глазах князя пылал огонь гнева, повержен был он, а не я.

Не могу не сказать, что во время танца княгиня едва ли не шёпотом произнесла: «Завтра в два часа я буду в магазине», – она назвала фамилию хозяина.

Её слова были елей для моей души, и в указанный час я был на месте. Она сделала какую-то покупку, и мы вышли на улицу.

– Я хочу посидеть с вами, пойдёмте в сквер, – ступив на тротуар, сказала она и, подхватив меня под руку, повела к беседкам в тени майских берёз.

Два часа, столько времени мы провели в сквере, пролетели как миг. Я был очарован ею в высшей мере, она была сдержана в своих чувствах, это и понятно, мы едва были знакомы, – горел, как факел, безудержно лил из себя слова, наполненные горячей страстью, но в то же время стеснялся коснуться её руки своею рукой. Вероятно, со стороны могло показаться, что я обыкновенный зануда или ловелас, ибо моя речь была бурна, а сам я несвойственно мне подвижен, но внимательный взгляд мог с уверенностью сказать, что я был влюблён в неё как гимназист. Она говорила мало, слушала, не спуская с меня глаз, и на мои страстные речи о любви к ней отвечала лишь лёгкой улыбкой. Но эта улыбка, а более её искрящийся взгляд, говорили, что я интересен ей, но свои чувства она не выказывала, как думается мне не из боязни ошибиться во мне, а из обычной девичьей скромности, хотя, как вы уже знаете, она была женщиной.

Прощаясь, она сказала:

– Послезавтра – в среду мы уезжаем на дачу в Ораниенбаум. Я хотела бы видеть вас там.

От этих её слов я готов был взлететь к небесам.

– Нет ничего проще! – воскликнул я. – И моя дача в Ораниенбауме!

– Вот и чудесно, – ответила она и приподнялась со скамьи, сказав этим, что встреча закончена.

Провожая Веронику, я как бы случайно коснулся её руки. Она не одёрнула свою руку, напротив, взяла мою ладонь в свою маленькую, нежную ручку и крепко сжала её. Я был окрылён, сказал на прощание, что всё сделаю для того, чтобы оказаться с нею в одном поезде, и даже осмелился коснуться моими горевшими губами тыльной стороны её правой ладони. Левой рукой она погладила меня по щеке.

Мы ехали не только в одном поезде, но даже в одном купе, – она, её муж и я.

Удивление, которое она выказала, увидев меня входящим в купе, не вызвало в князе и тени подозрения в нашем сговоре.

В этот раз Ардашев был сдержан, не выказал недовольства моим присутствием рядом с Вероникой Романовной, скажу более, был даже вежлив и учтив. Не знаю, что повлияло на его снисходительное отношение ко мне, предполагаю, беседа княгини с ним после того наисчастливейшего для меня бала или понимание своей бестактности по отношению ко мне, но, как бы то ни было, поездка была приятной. Более того, князь пригласил меня на свою дачу, хотя… как понять, сказано это было в унизительной форме.

– Мы ждём вас, граф, послезавтра в 18 часов. Будут… игры, французское шампанское, итальянское вино и гавайские сигары. Или вы предпочитаете что-нибудь другое, не стесняйтесь, говорите… Может быть, танцы? – криво ухмыльнувшись, проговорил он. – Так они будут, непременно будут. Ждём-с!

Этим – «ждём-с» – он явно говорил, что считает меня ниже себя, чуть ли не плебеем. Давал понять, что не желает больше видеть меня, но главное, в чём я уверен, он хотел втоптать меня в грязь перед Вероникой Романовной. Но мне хватило благоразумия, чтобы не ответить ему тем же, более того, я сделал вид, что не понял его низменного словца, брошенного в моё лицо. Сознаюсь, во мне кипела молодая кровь, хотелось ударить князя по лицу, но только ради моей любимой Вероники, я сдержался и даже улыбнулся ему, проговорив: «Танцы это хорошо, ибо вино меня не прельщает, а к табаку я не приучен!».

В течение всего этого эпизода Вероника Романовна метала на него сноп искр из своих пылающих гневом глаз. Обернувшись к ней, князь увидел её яростный взгляд, и его плывущее от гордости лицо тут же покрылось серой краской – толи стыда, толи ненависти, и преобразилось из торжествующего в жалкую гримасу паяца.

Чтобы вырвать из чуткой души Вероники Романовны боль стыда за своего мужа, успокоить, снять с её лица хмурую пелену и укрыть его светом моей любви, я сделал вид, что слова князя абсолютно меня не тронули. Улыбнувшись княгине, я поцеловал пьянящую мой разум руку её и проговорил: «Благодарю вас, Вероника Романовна, за приятную поездку! С удовольствием принимаю ваше приглашение посетить вас на даче». – Моими словами я дал понять князю, что встреча в поезде была нечаянной, а ей, что был безмерно счастлив рядом с ней.

***

– Как вам удалось, Егор Иванович, взять билет в одно купе с нами? – был первый вопрос Вероники Романовны, когда мы остались наедине в день нашей первой встречи на её даче.

– Это было несложно. В кассах служат молодые прелестницы… подруги моих друзей.

– Вот как!? – с некоторой искрой ревности в глазах, проговорила она, но тут же подхватила меня под руку и повела на выход из дома.

Приглашения на вечер были розданы ещё в Петербурге много раннее отъезда Ардашевых на дачу, князь предполагал, что его примут не все в виду отдалённости от столицы или по каким-либо другим непредвиденным обстоятельствам, что было естественно даже в самом городе, но это было не так. Был разгар летнего сезона и приглашение приняли почти все, что сказалось на наполненности большого центрального зала дома Ардашевых приглашёнными. Зал оказался заполнен людьми очень плотно, гостям приходилось прижиматься к стенам, чтобы не мешать танцующим. Однако после двух первых танцев зал как-то сразу и быстро опустел. В него внесли столы с шампанским, пирожными, печеньем и другими сладостями, за которые уселись дородные матроны со своими извечными разговорами о болезнях и моложавые дамы с вечно скучающими лицами. Их важные мужья ушли в игровой зал, где пили коньяк, курили сигары и играли в карты, а беззаботные сыновья и дочери разбежалась по укромным местам. Всё это позволило нам – Веронике Романовне и мне незаметно для всех покинуть дом и уйти вглубь сада.