С нами Бог

Часто натыкаясь на обозы, пехоту, кавалерию, добрались мы, наконец, до Хробежского леса. Крестьяне провели нас в самое укромное место и о всяком приближении неприятеля немедленно предупреждали.

Как-то под вечер, один из «гаевых» – лесников, сообщает мне, что по деревне бродит какой-то австрияк, видимо шпион, так как беспрестанно расспрашивает жителей, где скрывается русский отряд конницы. Я велел доставить этого шпиона к нам в лес. К моему изумлению и радости, в приведённом «шпионе» я узнал моего гусара Облама. Оказывается, он уже четвёртый день следует за нами по пятам.

Узнав у него о разрешении пробиваться к своей дивизии, у меня отлегло от сердца. Но тут передо мной ясно предстала вся невыполнимость этой задачи, у нас не было денег, чтобы кормить эскадрон, и патроны были на исходе. Люди были голодны, а лошади от непрерывных тяжёлых переходов измотались и не смогли бы выдержать очередной долгий переход по горам и лесам. Собрал я на лужайке весь эскадрон и обратился к моим гусарам с такими словами:

– Братцы! Выяснилось, что мы отрезаны от нашей дивизии наступающей неприятельской армией. Положение наше отчаянное. Только Божьим чудом можем спастись… Поэтому, у кого нет твёрдости в душе, тот оставайся тут, авось с крестьянской помощью как-нибудь с голоду не помрёте и дождётесь возвращения наших войск, а кто готов на всё, тот выберет лучших лошадей и попробует пробиться вместе со мной до Ивангорода.

Обступили меня кругом гусары и чуть не со слезами на глазах начали упрашивать не оставлять никого. Если умирать, – говорят, – так уж всем разом!

Делать нечего, – всем, так всем!

Решил идти на северо-восток с переправой возле Топорова через речку Нилу. Накормили лошадей и двинулись в путь.

В Топорово подошли к помещичьей усадьбе. В усадьбе свершился переполох.

– Есус коханный, – всплёскивает руками встревоженная помещица. – Куда же это вы, господин ротмистр, выехали? Ведь кругом тут видимо-невидимо пруссаков!..

Успокоил я помещицу, попросил найти мне какого-нибудь крестьянина, чтобы мог указать брод через Нилу.

Пока разыскивали проводника, меня угостили прекрасным обедом, да и людей накормили досыта. Выхожу во двор, гусары подходят ко мне и таинственно докладывают:

– Вашескородие, извольте посмотреть, – как ихняя барышня дозор держит!

Смотрю, а на вышке сарая мелькает синий жакет одной из дочерей помещика. Милая девушка так беспокоилась о нашей безопасности, что забралась на вышку и наблюдала за окрестностями. Хотя, думается мне, не менее заботилась и о безопасности своей семьи. Ясно дело, что с ними было бы, явись в усадьбу немцы.

Вечером я осмотрел в бинокль берега реки. Увидел, что по обоим берегам один возле другого, как жемчужины на песке, сторожевые огни. Значит, незаметно пробраться и думать нечего. Решил дождаться утра.

В сумерках тихо прошли деревню. С рассветом решил, улучив момент, пробиться силой на противоположный берег, но прежде скомандовал – «На молитву!»

Признаюсь господа, – окинув взглядом собравшихся вокруг товарищей, проговорил ротмистр, – я никогда в жизни не молился так горячо, как тогда. Гусары тоже пели молитву Господню от глубины души. Вскоре возле нас на площади собралась толпа крестьян; настроение передалось и им. Женщины всхлипывали и молились вместе с нами. Такой минуты передать нельзя никакими словами, – её надо пережить.

Вообще, я не из числа верующих в чудеса, но глубоко убеждён, что в тот раз случилось чудо… Стоял ясный солнечный день, но как только мы закончили молитву, небо затянулось тучами и хлынул такой ливень, что в пятидесяти шагах ничего не было видно. Я до сих пор не могу понять, как мы перешли брод под самым носом врага без единого выстрела и без сабельного удара.

Вскоре вошли в перелесок, проскочили его и тотчас наткнулись на австрийский обоз. Прикрывавшие обоз две роты сейчас же рассыпались цепью и открыли по нас огонь. Изменив направление движения, мы галопом пошли в лес. Пули свистели мимо ушей, но минут через пять мы доскакали до укрытия без малейшей царапины. Эта удача ещё больше подняла в нас бодрость и веру в успех принятого решения.

К вечеру мы подъехали к урочищу Сераги, где я решил дать отдых эскадрону у дома лесничего.

Лесной домик был похож на блокгауз, как его описывает Майн Рид в северо-американских приключениях. Обнесённый со всех сторон крепким высоким забором, с колючей проволокой наверху, он представлял собой маленькую крепость.

На наши осторожные стуки по калитке ворот в заборе отозвалась собака, но из дому никто не выходил. После долгих и настойчивых ударов предположили, что дом пуст и принялись, было, сшибать ворота с петель, как вдруг открылась калитка, и в проёме её показалось испуганное лицо лесничего. Увидев нас, он стал умолять не устраивать у него постоя, так как в соседней деревне стоят австрийцы, которые под страхом расстрела приказали не принимать у себя ни одного русского.

Я не знал, что предпринять, мои люди устали и были голодны, а лошади выбились из сил.

В лесу на сырых листьях – смерть как не хотелось ночевать; с другой стороны, не хотелось заставлять лесничего дать нам приют силой. Выручила жена лесничего, которая оказалась храбрее своего супруга. Она стала убеждать его, что, в сущности, австрийцы, если узнают о нашем постое у них, не смогут предъявить претензий за то, что целый отряд русских силой занял их дом.

– Только вы, господин офицер, разрешите нам с детьми уйти в погреб, – просительно обратилась ко мне лесничиха.

– Помилуйте, сударыня, зачем вам это? – изумился я.

– Да ведь сейчас начнётся война!.. И ежели будет, какая беда, мы скажем, что вы нас туда бросили. Так будет нам безопаснее… австрийцы непредсказуемы.

– Ручаюсь вам, что за всю ночь вы не услышите ни одного выстрела, а ранним утром мы двинемся дальше. Кроме того, я не могу ответить на ваше гостеприимство такой бесчеловечностью, как помещение вас с детьми в сыром холодном погребе.

Однако мои обещания о спокойной ночи не оправдались, и виновником этого оказался всё тот же трус лесничий. Хотя, если вдуматься, он беспокоился о семье.

Когда в доме всё успокоилось, ему вдруг вздумалось отнести объездчику на сохранение свой браунинг. Не сказав мне ни слова, он вышел из дому и стал осторожно пробираться по лесу. Разумеется, напоролся на мои секреты.