Срубили ёлку, покурили, присели около неё на снег, спускаться ладят, да всё толкуют, – как. Иван говорит: «По верёвке надо». Леонтий говорит: «Нельзя по верёвке, ёлка изомнётся, в целости надо предоставить». А Тихон молчал, зябнуть ноги стали, портянки сидел, перевёртывал.
Встали. И понемножку, кое-как, держась один за другого, бережно несли ёлку, спускаясь с горы.
Начинало темнеть, и снег отливал белым фосфорическим светом.
…
Долго шли Иван, Леонтий да Тихон. Каждый про себя думал: «Вот так штука. Идём, идём, а конца дороги нет. Уж туда ли попали? Не спутаться бы…».
Однако, мысли свои вслух не выказывали.
Спустились в низину между перевалов гор, обогнули выступ и пошли прямо. Кажется, что это та самая дорога, а, поди, тут разберись: одна гора на другую похожа, один перевал не различить от другого.
Снова сели, закурили.
Вдруг показалось им, что кто-то идёт навстречу.
– Эй, кто тут? – окрикнули они, когда фигура поравнялась.
– Свои, – ответил голос из тьмы.
– По голосу то, словно, Дорофеев, это…
– Я самый.
– А куда идёшь?
– Да вот ходил на деревню к ротному в халупу за ёлочными украшениями, – он указал на завёрнутый в палатку пакет и продолжал. – Иду, иду… да, надо быть, не по той дороге хватил. Там, что ли, наши то?
– Кажись, что там. Мы и сами-то хорошо не разберёмся. Садись, покурим да все вместе и двинемся…
Между тем, становилось всё темней и темней. Уже нельзя было различить: кусты ли это тянутся вдоль оврага, или шеренга солдат…
…
Шли, шли и шли.
А ёлку не бросали: тащили попеременно.
Надо сказать, что в прошлом году в конце декабря стояли морозы. И в канун Рождества также было свежо. Всем хотелось поскорее добраться до окопов.
– Вот беда-то, – печалятся они. – Ждут ведь там товарищи наши. А тут никак на дорогу не попадёшь.
– Смотри, смотри звезда… – сказал Дорофеев.
И действительно, на небе сквозь узорчатый разрыв облаков замерцала зеленоватым светом Вечерняя звезда.
Все сняли шапки и перекрестились.
И снова пошли в путь между высоких перевалов Карпат. Но не прошли и ста сажен, как увидели где-то, недалеко над землёю, качнулся огонёк.
– Вот и наши, – сказал Леонтий, – слава Богу, добрались.
И все пошли на огонёк.
Но в это самое время около них раздался чей-то окрик на немецком языке. Это немец-часовой спрашивал: «Кто идёт?»
– Вот те и раз! К австрийцам в гости пришли, – сказал Дорофеев.
И снова раздался грозный оклик:
– Кто идёт? Стрелять буду!
Уйти и скрыться было совершенно невозможно. Да и куда идти-то? В какой стороне наши?
И они положились во всём на свою судьбу.
В это время из тьмы навстречу им шёл часовой немец. Хотя в Буковине в том месте, где стоял батальон К-цев, и был фактически австрийский фронт, но в рядах австрийцев были и германцы.
…
Австрийцы и германцы все почти до одного вышли из траншеи.
И, действительно, было поразительное зрелище: впереди шёл рослый, здоровый Леонтий, нёс ёлку на плече, за ним с узелком Дорофеев, Иван и Тихон, а сзади них германец-часовой.
Тесным кольцом окружили пришедших австрийцы: кто такие, что, зачем?..
– Вот что, – вдруг сказал Дорофеев, обводя суровым взглядом сотоварищей. – Наш корпусный командир подарок нам прислал. Ёлку… С подарком, значит… И просит не стрелять сегодня.
Находчивость Дорофеева вывела из затруднения остальных.
– Так, так, – говорили австрийцы. – Добре… Добре, пане…
– А вот здесь и украшения к ёлке, – продолжал Дорофеев, указывая на свой свёрток.
– Добре, добре…
Австрийцы, как известно, не так плохо изъясняются по-русски или, вернее, по-украински. Поэтому-то легко можно было с ними сговориться.
Ёлку спустили в крытые окопы, а из окопа в землянку. Землянка была высокая и просторная, и ёлка вола свободно. Все четверо принялись за её украшение: развешивали блёстки, укрепляли свечи, вешали мишуру, золотые и серебряные нити.
…
Ничего не подозревая, австрийцы были тронуты русским рождественским подарком корпусного командира.
А в то время у них сильно нуждались в провизии, подвоз которой в горы был сопряжён с большими трудностями, и войска их сидели полуголодными.
Развешивая свечи, Дорофеев, между тем, расхваливал русскую жизнь.