Сквозь любовь и печаль

Над перелеском, над селом,
Стучится в окна, двери.
И ощутимей с каждым днем
И все больней потери.

Такое, видно, ремесло —
Все, что взойдет – созреет…
Свеча души, струя тепло,
Уже почти не греет,

Но, как далекая звезда,
Что не горит – мигает,
В ночи кромешной иногда
Потемки раздвигает.

«И все-таки писать…»

И все-таки писать!
Не то, чтобы обязан,
И этим связан, нет, но за душу возьмет
Высокая строка, за стол усадит князем,
Чернильницу подаст и к бездне подведет.

И ты совсем не ты!
И только непогода,
Раскачивая тьму, окутывая сад,
Подсказывает ход, тропу и вехи брода,
И ты идешь вперед, на ощупь, наугад,

Раскачивая жердь,
Гнилое огибая,
Предчувствуя судьбу, прикусывая боль,
И новая строка твоя (почти любая!)
Пьянит уже верней, чем крепкий алкоголь.

«Да…»

И не одно сокровище, быть может,
Минуя внуков, к правнукам дойдет…

    О. Мандельштам

Да!
Можно верлибром!
Но можно – хореем!
Суть главная в том, чтоб иная орбита…
Мы в поисках слова незримо стареем
И вдруг открываем веками забытое.

Далекое слово!
Прекрасное слово!
Подержим в губах и – забвение снова.

Утро

Ранний свет. Откину полог —
Брызнет золотом восток.
Шмель – мохнатый спелеолог
Лезет в тыквенный цветок.

Зреют дынь тугие слитки.
Слышен перепела бой.
Конь пасется у калитки,
Мокрой шлепает губой.

Запевает гулко улей.
Мед и яд. Одно окно.
Золотой жужжащей пулей
Очарован я давно.

Жизнь мудра. Разгадка рядом.
До чего же прост ответ.
Соты с медом…
Пчелы с ядом…
А без яду меда нет.

«Какая жизнь…»

Какая жизнь.
Какие дни.
Какая странная эпоха!
Вот и поэзия в тени.
На что надеется дуреха?
Того, что было, больше нет,
Ушло, растаяло, не видно,
И выйти вновь на белый свет
Не суждено, как ни обидно…
И где-нибудь сережа-петя,
В грязи, в навозе, в молоке,
Шагая в новое столетье,
Поднимет дудочку в руке,
И, с верой в чистое искусство,
Подует, но услышит… хрип.

…А мы ему помочь могли б,
Но нас не будет.
Вот что грустно.

«Там ветер солнце подгоняя…»