– Творящий Время! Ты слышишь меня?
Облачко вспыхнуло, припухло, заиграло зеленовато-синей гаммой оттенков.
– Творящий Время! Я – Напель, дочь Великого Девиса, создавшего тебя. Ты помнишь меня?
Что она такое говорит?.. Что она… Какой Девис?.. Какие воспоминания?.. Надо уничтожать…
Облачко – Творящий Время или его видимая реагирующая часть – вновь вспыхнуло и залилось розоватой дымкой, в которой задёргались алые сполохи.
– Я рада, что ты узнал и слышишь меня, – всё больше воодушевляясь и повышая голос, изрекала Напель. – А это мои друзья. Ты должен запомнить их. – Она повернулась к своим людям. – Откиньте капюшоны, снимите маски, пусть Творящий Время запомнит ваши лица. Ваня, подойди ко мне!
Что-то невероятное творилось в душе Ивана. В полном сознании он готов был сейчас выполнить любое желание Напель: убить того, на кого она укажет, расстрелять из пистолета или сжечь бластером Творящего Время, покончить с собой или, если она только пожелает, любить её на виду у всех. Вместе с тем в нём поднималась противное всем этим позывам чувство протеста. Его подсознание тревожило и кричало ему: – Остановись! Здесь всё не так, как должно быть! Ты оказался игрушкой в руках Напель! Она тебя обманула!
А ноги уже несли его к пульту, к Напель.
Она радостно и светло улыбнулась ему. Столько любви и ласки прочёл Иван в её улыбке и глазах! Сердце его готово было разорваться от счастья. Ему в эти мгновения не хотелось ни о чём не думать, ни анализировать происходящее и свои ощущения, ни принимать какие-либо решения. Он видел лишь одну Напель – желанную, единственную, неповторимую. Он весь погрузился в остановившееся для него мгновение.
Иван ответил такой же любящей улыбкой.
– Стань, Ваня, со мной рядом, – притянула она его близко к себе, взяв за руку, будто непослушное дитя, и опять обратилась к облачку: – Творящий Время, запомни этого человека и будь предан ему как мне. Он для тебя – это я! Я для тебя – это он!
Творящий Время засверкал всеми цветами радуги, зазвучала ликующая, словно хрустальная, мелодия. Напель счастливо засмеялась, нежно и радостно произнесла:
– Ваня!..
Иван, словно в безумном сне, с отчаянным чувством самого хорошего и желанного в его жизни почти задохнулся от упругости её груди и губ, горячащих кровь, когда она прильнула к нему всем телом и поцеловала долгим поцелуем.
– Ваня, – повторила она. – Я жила этой минутой все те долгие дни и годы, пока шла сюда. Я сделала всё, чтобы остаться, наконец, наедине с Творящим Время. И вот свершилось! Я здесь и со мною ты, Ваня! Ты, Ваня радуйся со мной… Всё, всё, дорогой… Других дел много!
– Но-о… Как же так… А Прибой и люди в нём… Напель!.. Ведь ты говорила совершенно другое…
Он выбрасывал слова, как в бреду. Его бессвязная речь не возымела влияния ни на действия, ни на поведение Напель. Она уже отвернулась от него и повелительно крикнула через пол зала своим людям:
– Пусть впустят Маклака! Данес и Самол тоже пусть войдут со снятыми масками. – Её люди, застывшие у входа проявили, по-видимому, не достаточное, по мнению Напель, рвение и она подстегнула их: – Ну, кто там?! Живее!
Маклак с опаской вступил в зал. Привыкая к свету Творящего Время, он часто заморгал короткими ресницами. Недавний противник был кроток и не так страшен, каким показался, когда неожиданно объявился вблизи лестничной шахты. Сейчас он был даже смешон в своём средневековом наряде. Меч его покоился в ножнах, могучие, с узловатыми кистями руки не находили места и совершали беспорядочные движения: перебирали складку подола подкирасной рубахи, дёргали бороду и усы хозяина, поправляли шлем. Струйки пота от недавнего усердия догнать беглецов покрывали его не лишённое привлекательности и мужественности лицо.
– Слушаю тебя… гм… госпожа, – глухо и с запинкой (последнее слово ему подсказали люди Напель) просипел он сорванным голосом и потупился, изображая полную покорность.
Иван ожидал бури – сейчас Напель прикажет, и с Маклаком поступят так же безжалостно, как недавно с юношей, оступившемся на лестнице. Но вместо гнева и страшного приказа он услышал совершенно иное.
– Я не сержусь на тебя, – сказала Напель. – Ты хорошо служишь. Будь так же предан и мне, как ты всегда был предан хозяину Творящего Время.
– Да, госпожа, – с готовностью отозвался Маклак и расправил плечи, руки его, наконец, успокоились.
Он, похоже, ожидал от неё того же, о чём подумал чуть раньше Иван.
– Сейчас ступай наверх. Закрой люк и убери трупы на площадках и на лестнице. Займись своим делом!
– Да, госпожа!
Не смотря на своё недоумение по поводу такого поворота событий и неспособности пока что оценить это, Иван тем не менее пожалел Маклака. Выглядел грозный предводитель стражи замка помятым. Погоня не далась ему даром. Потные волосы выбивались из-под шлема и висели сосульками. Он прихрамывал, когда входил в зал. Сейчас Напель посылала его наверх. А этот верх находился так высоко, и до него надо подниматься по лестнице…
Иван, как часто у него в последнее время случалось в самые, казалось бы, неподходящие моменты, неожиданно для себя отвлёкся и решил прикинуть высоту лестницы, но ничего не получилось. Он помнил одно: спускались они невероятно долго, но, сколько именно времени и полных оборотов совершили вокруг центрального столба, он даже не мог представить. Сто метров вглубь, а может быть, километр… Впрочем, вниз бежать – это не подниматься.
О чём это я?..
– И вот ещё что… – строго и безапелляционно начала Напель, дабы что-то сказать ещё Маклаку, но внезапно поперхнулась.
Стена над входом осветилась ровным голубоватым светом, и на ней появилось изображение моложавого лица Пекты Великого.
Маклак рыкнул и проворно, припадая на ногу, задом отступил к двери и скрылся в ней. Не хотел, чтобы его заметил бывший господин.
«Трус несчастный!» – определил Иван.
Вся жалость к нему пропала.
Но и люди Напель поспешно натягивали маски или прикрывались капюшонами и отворачивались.
Можно было сделать вывод – они не были уверены в своей окончательной победе. Пока что хозяином в замке оставался, по-видимому, Пекта Великий. Захват Творящего Время ничего ещё не решал.
– Напель… – укоризненно проговорил Пекта; в глазах его затаилась печаль.
Неравный поединок
Напель яростно вскинула перед собой руки, сжатые в кулаки. Не оборонялась, а наступала.
– Что тебе надо? Что? – крикнула она истерически изображению Пекты. – Я не хочу тебя видеть! Не хочу!
– Напель, дочь моя…
– Не смей! Не смей так меня называть! Я не твоя дочь, а ты мне не отец!
– Ты моя дочь. Дочь родная, – грустно и неторопливо проговаривал каждое слово Пекта, будто безнадёжно уговаривал маленькую девочку, и при этом знал о тщете своих усилий наставить её на путь истинный. Глаза его полнились слезой. – Ты, Напель, просто выросла и забыла, что ты моя дочь, а я твой…
– Ты лжёшь! Господи! Ты как всегда лжёшь. Ложь – твоё естественное состояние… А я теперь знаю всё. Понимаешь, всё! И то, как ты обманул моего отца, создателя Творящего Время, и украл его у него. Как ты его унизил и уничтожил. Всё знаю! Ты соблазнил мою мать! Она умерла от тоски и бессилия перед твоей ложью. Ты моего отца выбросил в Прибой. Ты!.. Ты убил его там. Ты убийца! Убийца моих родителей!
Лицо Пекты исказилось, уголки красивых губ опустились, вытянув щёки и обозначив скулы. Они так были похожи друг на друга – Пекта и Напель. Оба они были явно не англосаксами, в них текла, возможно, восточная кровь.
– Одумайся, Напель, дочь моя, – так же мягко и настойчиво продолжал говорить Пекта.– О чём ты говоришь? С чьих губ в твои уши проник этот яд недоверия ко мне? С чьих слов ты говоришь?
– А-а! – воскликнула Напель.
Она бесновалась. Расхаживала рядом с пультом из стороны в сторону и на каждое выражение доброжелательности Пекты, она словно выплёвывала свои реплики, построенные так, чтобы как можно больнее ранить того, кто называл её родной дочерью.
– Ты сам обманщик и оттого везде ищешь обман. Тебе не понять, что его нет. Нет! Но есть правда! Не ты, а мой истинный отец Дэвис поистине великий человек. Это он – Дэвис Великий, а не ты. И о том помнят ещё те, до кого ты не добрался и не убил, и не отдал на потеху Анахору. Об этом помнит и Творящий Время, детище моего отца Дэвиса. Творящий Время мой брат, потому что я от плоти, а он от разума Дэвиса Великого. Вот она – правда! Спроси Творящего Время, и он тебе скажет то же самое.
Пекта прикрыл глаза узкой ладонью. Помолчал, ожидая, когда полностью стихнут звуки, рождённые в зале от резких, громких выкриков Напель. Он передвинул ладонь, разведя пальцы, к щеке.