Изнанка матрешки. Сборник рассказов

– Ну что, взяли?! – комарино зудел полуметровый Лёня. – Лоды безмозглые!

И совсем уже слился с природой Деркач, резвой кобылкой прыгавший впереди нас. Хуже всего получалось у меня, и я казался среди них великаном.

Меня-то, наверное, и заметили с того берега. Выстрелили. Пуля сухо ударила в брёвна давно заброшенной дачи, тёмной массой надвигавшейся на нас. И тут же её осветили сбоку. Преследователи влетели на скорости в ветхие ворота, сбивая их.

Но мы успели! Вот Деркач мелкой букашкой побежал по стене, за ним полненьким жучком – Денис наперегонки с древоточцем – Лёней. В какую-то мурашку превратился Иванс. Подоспел и я. Перебирая членистыми ножками, я побежал по торцам брёвен угла дома, нашёл в них приемлемую трещинку, показавшейся сухой и надёжной, развернулся головой к выходу из неё и затаился.

Мы успели. Забились в щели – ищи нас, свищи!

Потому мы – менки!

Да, я – менк. И не моя вина в том, как не виновата собака, коль уж на свет она явилась собакой. Глупо обижаться на судьбу, если даже понимаешь её несправедливость именно к тебе.

Собака, может быть, и не знает, что она собака, а я, живя среди людей, и сам человек, всё же никогда не забываю своего видового происхождения.

Кто я? Менк! Не самая лучшая или худшая разновидность хомо сапиенс, если бы менки были господствующим или равноправным подвидом людей, однако менки – исчезающе малая толика в половодье обычных людей – лодов.

Дачу осветили киносъёмочным светом. В ярком его пространстве метались огромные призрачные тени. Воздух сотрясали гулкие тяжёлые звуки, в которых я с трудом узнавал голоса людей и смысл сказанного ими.

Нас искали. Внутри дома, на прогнившем чердаке, в полузавалившемся подполе, под руинами крыльца, вокруг.

– Да что они, испарились что ли? – густой бас выражал удивление, недоверие и досаду.

– Нет их здесь, – отвечали таким же басом. – Даже следов не осталось.

Вновь в пронизывающем свете двигались тени. Прямо передо мной остановился один из погонщиков. Он наклонился к земле, подсвечивая фонариком, потом разогнулся, растерянно потоптался на месте и, нервно ломая спички, закурил.

От его ищущего взгляда, казалось в упор на меня, и дыма сигареты, я глубже подался в щель. Моё маленькое невесомое тельце – я ещё не разобрался, в какое насекомое произошло моё слияние с природой – содрогалось от страха, превосходства и уверенности в безнаказанность.

Что они нам, менкам, могут сделать, если мы уже слились с природой? Ну, может быть, случайно раздавить каблуком? Так потому мы и забрались повыше.

Ха! Не ловить же букашек-таракашек и судить их за содеянное людьми?

Милиционер сделал несколько коротких затяжек, с силой ударил пустым спичечным коробком в стену дачи, нагнулся и зашагал вдоль крошащегося кирпичного фундамента, подсвечивая фонариком под ноги. Его молодое растерянное лицо, досада и взвинченность некоторое время воскрешались моей памятью и занимали меня, зрителя, подсмотревшего за кулисами подготовку актёра к выходу на сцену.

Погасли огни, машины укатили. На округу опустилась ночь середины осени. Сквозь быстро несущиеся облака иногда проглядывали лучисто яркие звёзды. Всходила луна и матово подсвечивала горизонт.

Богатейшая история человечества – целиком история лодов, и совершенно не знает менков, хотя, конечно, при внимательном её прочтении и при желании можно предполагать участие менков в том или ином событии.

Некоторые из нас пытаются всех ведьм и колдунов, сожжённых на бесчеловечных средневековых кострах, отнести к менкам, но это, по-видимому, не совсем так. Ведьмы и колдуны, по поверию, оборачивались в волков, кошек, собак и других животных, так что к менкам никакого отношения не имеют. А бытующие у некоторых народов представления о превращении в гнус и комаров, связаны с пеплом злых духов или, реже, богов.

Менки же, меняя своё обличие или, точнее, сливая с природой, оборачиваются в безвредных и незаметных насекомых, чтобы, если надо, впасть в анабиоз, высохнуть, вмёрзнуть… Лишь бы пережить нежданное лихолетье: катастрофически суровые зимы, засухи, наводнения, космические явления.

И вот я и мои друзья, вдоволь накуролесив летом, натворив против морали и законов лодов дел, благополучно ушли от погони и разбежались по щелям – и нет нас!

Так покойно лежать и ощущать новые жизненные токи, текущие и пронизывающие все мои вновь приобретённые тело, конечности и всё остальное.

Мои друзья, менки, уже спят бесчувственным сном: время до весны для них – миг; а я не сплю, думаю. Мой микроскопический мозг возбуждён и не потерял способности понимать и критически анализировать проступки, совершённые мной за летние дни в компании менков.

Ещё прошлой зимой я не знал о себе ничего. Жил как все лоды: учился, читал, ходил в кино. Но менки отыскали меня, увлекли дразнящей беззаботностью и весёлой дерзостью ко всему, что создали лоды, и к ним самим.

– Лоды… – говорил мой новый знакомый, мой брат по эволюции, теперь мой лучший друг Лёня Челебов. И без того сухое лицо его суровело. – Они расплодились, захватили Землю и заставили нас… – Он делал паузу, сыто отваливался от стола, уставленного бутылками и закусками, на спинку стула и задавал вопрос: – Жить?

– Какое это житьё? – горестно отвечал Деркач и ковырял вилкой в зубах.

– Во! – жарко выдыхал Лёня. – И мы, менки… Мы, венцы природы, из-за них должны… в этих каменных мешках, в пыли и вони…

Деркач снова, прикрыв от напряжения глаза, лез вилкой в рот, причмокивал и выдавливал:

– Угу!.. Вони…

– Природа! Чистая! Нетронутая! Вот удел Земли!.. И менков! – вдохновенно декламировал Лёня.

– И белый снег! – добавлял немногословный Иванс и не отрывал взгляда от гуляющей на набережной толпы, искал, по его утверждению, идеал мечты.

По наивности я им предлагал всё бросить и уйти в горы, к ледникам, туда, где можно ещё смочить ноги слезами ночи – чистой росой, где резвится в звонких реках форель и где ещё голубеют первозданные снега.

Они, пьяные, со слезами на глазах соглашались со мной, называли Моисеем менков, лапали меня потными руками и всхлипывали:

– Уведи нас туда… Подальше от проклятых лодов…

Но за всё лето мы не побывали ни в одном городском саду или парке. Какие уж тут ледники? Рестораны, оргии, вечная охота за деньгами, кражи и взломы.

Напропалую. Двери – топором, кулак в нос старушенции, пинок кошке, чтобы не путалась под ногами. И – в другой город, посёлок, порой на украденном транспорте, подальше от пострадавших и стражей порядка.

– Кто нас возьмёт? – орудуя в чужой квартире, спрашивал Лёня и сам отвечал: – Мы клопами расползёмся, тараканами разбежимся, пауками утопаем…

Я лежал, не ощущая холода, и думал; до этого думать не было времени, да и не хотелось, по правде сказать.

Лето промелькнуло невесомо, как взмах ресниц, как сладкая истома, и сейчас густым тяжёлым осадком недоговорок, случайных обобщений и зыбкой неустроенностью похоронило недавно обуявшие меня чувства под горьким ворохом мыслей.

«Я – менк, и я не виноват…» – эта спасительная формула долго тешила меня, воспринимаемая глотком воды в пустыне, и я более или менее беззаботно брёл, словно по песку от эпизода к эпизоду весёлого нашего времяпрепровождения в тёплых краях страны.

Девушки разного пошиба, рестораны и откровенные забегаловки, таинственный шёпот пронырливого Лёни:

– Сегодня берём… Там есть, чем поживиться…

Хохоток Деркача и ухмылка Иванса, Безразличие Дениса. Драки в тёмных переулках, синяки напоказ друг другу.

– Проклятые лоды!

Конечно, я – менк, однако мысли мои, воспоминания мои – от лодов. Родители мои – лоды, но кровь их когда-то была заражена генами менков. Они, гены, возможно, накапливались и набирали силы исподволь, чтобы через поколения возобладать во мне.

Узнавшие меня братья по крови разъяснили: – «Менки – вот истинные цари природы, умеющие не только ею повелевать, но слиться с ней во взаимно выгодном симбиозе. Поэтому менки не идут против природы, но следуют её логике и не опускаются до жалкого существования лодов, которые истязают себя, отвоёвывая у окружающего их мира крохи добра и благодати».

Менки, мои новые друзья, жили своей отличной жизнью. Они покорили меня речами, странными взглядами на многие заботы в мире лодов, простотой общения между собой – ни авторитетов, ни указчиков всяких: как жить, что делать, что говорить, и всё потому, что кто-то старше, умнее или сильнее… Все мои друзья весной были молоды, красивы, необыкновенны и заметны в серой массе лодов. Мне хотелось походит на них.

А их независимость от кого бы то ни было, просто ошеломляла и подавляла подобно стихии, ни устоять перед которой, ни сопротивляться ей не было ни сил, ни желания.