Борьба или бегство

– Если всё это делается перед учителями, а они не реагируют, может быть, ты преувеличиваешь серьёзность проблемы? – спросил отец.

– Вряд ли, – глухо ответил я.

– Надо искать разумные пути, – мягко сказала мама. – И самый разумный путь – это диалог. Мы можем собраться вместе с Ларисой Валерьевной, тобой и Глебом – и поговорить. Понять, откуда взялась неприязнь.

Здесь, на кухне, всё было привычным, настолько родным, что даже скучным. А главное – безопасным. Я знал: в этом доме меня никто не тронет. Сколько бы я ни ссорился с родителями, я был под их защитой.

Сейчас, сидя дома на кухне, я чувствовал себя в безопасности. Родители были рассудительны и спокойны, от них веяло уверенностью. В окружении привычных и скучных обоев, потёртой скатерти и стерильных манер, где самое серьёзное наказание – «мы с тобой не разговариваем», – было крайне трудно поверить, что в школе один человек избивает других. Идея не обращать внимания или устроить круглый стол с Ларисой – здесь исполнялась смысла. Я рассказал родителям всё – и теперь ход за ними. Не могут же они ошибаться в вопросе моей безопасности?

Факты говорили иное. Сейчас я и так старался быть невидимкой, не привлекать внимания, но это не останавливало поток издевательств. Подключение мамы скорее всего разозлило бы Глеба ещё сильнее, к тому же я выставил бы себя стукачом перед всем классом. Как ни заманчивы были эти пути, ступать на них было нельзя.

Раньше я всегда знал: каким бы скверным ни было моё положение, родители поругают, но помогут. Сегодня же мне впервые пришло в голову, что какие-то задачи могут оказаться им не под силу. Осознать, что помощи ждать неоткуда, было неожиданно тяжело.

– Не надо ничего говорить Ларисе. Будет только хуже. Я постараюсь сам как-то решить этот вопрос.

– Ты же говорил, что не знаешь, что делать, – сказала мама.

– Значит, подумаю ещё! Стучать – это точно плохая идея.

– Я предлагаю не стучать, а спокойно поговорить всем вместе.

– Хорошо, мам, я ещё подумаю над этим сам.

Ну, вот и всё. Возможности были исчерпаны. Оставалась лишь надежда: Глеб оставит меня в покое, и всё рассосётся само собой. За пределами этой надежды не было ничего, кроме обречённости.

Следующий день прошёл в обычном стиле: Глеб приставал, но обошлось без явных унижений. Перед уроком английского я вышел на минуту в туалет, а когда вернулся и открыл свой пенал, чтобы достать ручку, то обнаружил, что весь пенал внутри залит замазкой. Я невозмутимо закрыл его и выкинул в ведро.

Последним уроком шла история. На ней всегда творился полнейший бедлам, все орали и кидались чем попало. В меня несколько раз попадали бумажки и ластики, но я не обращал внимания, думая только о том, что учебный день совсем скоро закончится. За пять минут до конца урока в класс заглянула Лариса.

– А ну успокоились! Кадыков, сядь нормально! Сергей Павлович, они всегда у вас так себя ведут? Быстро достали ручки и начали писать!

Класс присмирел.

– После урока Кадыков и Савицкий – ко мне в кабинет.

Она вышла и закрыла за собой дверь.

Все снова начали орать, а я гадал, что же произошло. В том, что Лариса вызывала к себе Глеба, ничего странного не было – с его-то оценками. Ну а я тут при чём? Неужели она решила-таки провести беседу о нашем конфликте? Тогда я получу хоть какую-то поддержку, не став стукачом. Это было бы спасением.

Сориентироваться в ситуации нужно было раньше Глеба. Я собрал вещи заранее и сразу после звонка побежал на этаж ниже. Постучал в дверь кабинета Ларисы, вошёл. За двумя соседними партами сидели и разговаривали через проход Лариса и… моя мама.

– Мама?! Что ты здесь делаешь? – вскричал я. Ответ уже был мне известен.

– Спокойно, Миша! Присядь. Я пришла обсудить с Ларисой Валерьевной и вами вашу проблему.

– Но я же просил тебя не приходить!

– Знаю. Видишь, как получается: я пришла сама, ты меня не просил, так что никто не обвинит тебя в этом.

Я был совершенно оглушён. В класс вошёл Глеб. Он, как всегда, улыбался, но выглядел немного трусовато.

– А ты, должно быть, Глеб? – с улыбкой спросила мама.

– Да.

– Я мама Миши. Он рассказывал нам с мужем о том, что у вас возник конфликт, и я решила прийти, чтобы мы могли все вместе это обсудить. Садитесь.

Мы сели. Глеб смотрел невинным взглядом, я сохранял непроницаемое выражение лица.

– Давайте выслушаем всех по очереди, – сказала мама. – Расскажите, в чём у вас непонимание. Глеб?

– Да в общем-то нет никакого непонимания.

– Кадыков, отвечай нормально. Мы тут сидим не просто так, – вмешалась Лариса.

– Я не знаю, почему мы тут сидим.

– Ну хорошо. Миша? – спросила мама.

Я быстро пожал плечами.

– Миша, расскажи Ларисе Валерьевне то, что рассказывал нам с папой.

– Я не буду ничего рассказывать. Я просил тебя не вмешиваться в мои дела! – мой голос прозвучал неожиданно громко и плаксиво.

– Тише! Ты мой сын, и я не могу просто бросить тебя одного и не вмешиваться. Раз ты не хочешь, то я сама расскажу. Глеб, Миша говорит, что ты задеваешь его, толкаешь, воруешь вещи. Это правда?

– Может, такое было пару раз в шутку. Я не думал, что его это так обижает.

– В школе есть дисциплина, Кадыков, и она едина для всех. Ты не имеешь права приставать к другим ученикам, иначе этот разговор мы будем вести уже с директором, – заявила Лариса.

– Уверена, это не понадобится, – улыбнулась мама. – Глеб, теперь ты знаешь, что Мише твои шутки неприятны, и будешь более внимательно следить за собой. Верно?

Он кивнул.

– Вот и отлично! Хорошо, что мы друг друга услышали. Пожмите друг другу руки.

Я исподлобья глянул на Глеба. Тот с улыбкой протянул руку, и я пожал её.

– Можете идти, – сказала Лариса. Мы вышли из класса, а женщины остались разговаривать.

– Я не просил её приходить, – сказал я.

– Конечно, – с ехидной улыбочкой Глеб отправился вниз, в гардероб.

Придя домой, я закрылся у себя в комнате и не разговаривал с родителями. Мама поступила ужасно, и всё же меня не оставляла надежда: а вдруг она права? В конце концов, у меня ведь не было других вариантов. Глеб сказал, что просто не понимал, насколько мне неприятны его издёвки. Он сам протянул руку. Наконец, Лариса пригрозила директором, а Глебу с его успеваемостью проблемы не нужны. Он должен понять, что меня лучше оставить в покое и доставать кого-нибудь другого. Ложился спать я с надеждой на лучшее.

Когда на следующий день я зашёл в класс за минуту до звонка на первый урок, Костя зааплодировал, а девчонки прыснули в ладошки. Глеб сидел с извечной улыбочкой. Дима с Никитой уже сидели вместе. Пожав плечами, я невозмутимо уселся один за заднюю парту. Урок прошёл без особых происшествий, если не считать того, что Кадыков снова получил двойку. На перемене мне удалось выяснить у Димы причину бурного приветствия: Глеб потрудился прийти пораньше и рассказать всему классу о том, как Миша призвал на помощь свою мамочку. «Надеюсь, хоть ты не слушаешь эти бредни» – сухо буркнул я, внутри сгорая от стыда.