Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия

– Полностью с тобою согласен, Павел. Полностью. Так не может поступить советский человек.

Покружив немного для очистки совести, мы вернулись в развалины уже в наступивших сумерках. Продрогли до основания, а голодные были словно звери. Только мы начали свой доклад, как пришла вторая группа. Как они могли уточнить, хозяин явочной квартиры был схвачен сразу после прихода гитлеровцев в город. Больше его никто не видел. Камышев заинтересовался моим планом, но только потому, что другого варианта у нас практически не было. Если бы сохранилось подполье, то опираясь на них, мы могли бы провести более детальную разведку района. А теперь… Вот только слишком рискованный был план. Я и сам это знал. Да и все это понимали. Осуществить его нам придется практически без подготовки, на одной наглости. Захватить начальника местной службы СД в плен, а затем допросить. Ни маршрута передвижения, ни состава охраны мы не знали, как и места, где он живет, просто на эти уточнения у нас не было времени, зато пьяная мамаша по дороге обмолвилась, что утром дочка приедет на автомобиле своего любовника. Через личного шофера начальника СД мы собирались выйти на его хозяина. Если, конечно, повезет. Камышев долго советовался со своим заместителем, но потом все-таки дал согласие на проведение операции.

Попасть в дом специально подготовленному специалисту несложно, особенно когда входную дверь закрывает пьяная хозяйка. Правда, без сюрприза не обошлось. На широкой кровати спали двое. Хозяйка дома с каким-то мужиком. Когда мы их растолкали, те с минуту тупо смотрели на нас мутными глазами, и только потом хозяйка поинтересовалась:

– Я вас не знаю. Что вы в моем доме делаете?

Ей быстро объяснили, кто мы такие и что нам надо, после чего кое о чем спросили, затем обоих связали и стали ждать. Засада была двойной, в доме и на улице, где мы поставили грузовик. Машина – с ковыряющимся в двигателе немцем-водителем – не должна была вызвать подозрение шофера Краузе, и, если Мирошниченко подойдет к машине, чтобы попросить закурить, это тоже не должно насторожить личного шофера начальника СД. По крайней мере, мы исходили из этого варианта. Не знаю, как бы оно получилось на самом деле, но свои коррективы в наш план внес сам Гельмут Краузе.

По плану я работал в паре с Мирошниченко и должен был его страховать, сидя в кузове грузовика. Тент мною был разрезан так, чтобы его можно было легко отбросить. Прошло около двадцати минут, пока мы не услышали рев приближающегося автомобиля, а вместе с ним… рокот мотоцикла. Я осторожно выглянул. К нам ехал легковой автомобиль, вот только впереди него двигался мотоцикл с охраной. Для коррекции операции у нас просто не было времени, и нам приходилось импровизировать на ходу. Машина остановилась напротив калитки дома. Дверца открылась, и из нее вышла красивая стройная девушка в зимнем пальто с воротником из чернобурки. Она сделала несколько шагов, толкнула калитку, затем повернувшись, помахала рукой своему любовнику и быстро пошла к дому. В следующую секунду мотоцикл тронулся с места, а следом, взревев двигателем, двинулся автомобиль. Водитель мотоцикла неспешно выруливал, обходя стоявший на дороге грузовик, когда я дважды метнул нож. Мотоциклист, дернувшись всем телом, тяжело навалился на руль, после чего тот резко вильнул и врезался в борт нашего грузовика. Машина начальника СД, идущая следом, резко затормозила, чтобы избегнуть удара о мотоцикл, а уже спустя несколько секунд Мирошниченко, до этого изображавший шофера, оказался у дверцы водителя. Дернув ее, открыл, после чего нанес мощный удар шоферу по голове, а в следующее мгновение из совершенно неудобного положения сумел блокировать Краузе, попытавшегося выхватить пистолет. Тем временем, спрыгнув на землю, я ударом ножа добил раненого пулеметчика и сразу кинулся Мирошниченко на помощь. Из дома к машине уже подбегали наши ребята.

Трупы охранников и пленных были быстро закинуты в кузов, после чего мотоцикл, «хорьх» и грузовик, набирая скорость, помчались к окраине города. Вел мотоцикл Швецов, в то время как я сидел в коляске, изображая пулеметчика. Выехав на окружную дорогу, наша маленькая колонна свернула в сторону развалин, где мы перелили все горючее в бензобак грузовика и сразу уехали. Командир исходил из того, что первым делом фрицы будут искать личную машину Краузе с мотоциклом или без него, а уже потом грузовик.

Мне не было известно, что происходило в городе после нашего отъезда, но, к нашему большому счастью, немцы всполошились только спустя час после похищения начальника СД, что дало нам возможность избегнуть прямой погони. Оказывается, за день до своего похищения обычно пунктуальный Краузе предупредил своих подчиненных, что приедет на службу на час позже, так как вечером в ресторане будет праздновать свой день рождения, но когда прошел час и он не прибыл, его подчиненные всполошились. Спустя полчаса им стало известно о похищении начальника СД группой неизвестных лиц. Сразу были подняты по тревоге две роты солдат вместе с подразделениями СС и СД, которые приступили к поиску майора, а еще спустя час на окраине города была обнаружена легковая машина с трупами охранников и мотоцикл. Загадка дерзкого похищения разрешилась только спустя несколько часов, когда им стало известно о расстреле карателей во главе с их командиром Стефаном Гоноровским. Только сейчас немцам стало ясно, что это работа русской диверсионной группы.

Захват майора стал для нас двойной удачей. После допроса майора и его шофера мы не только получили довольно подробную информацию о работе немецких спецслужб в этом районе, но и неожиданно узнали о точном местонахождении абвершколы. Как оказалось, Краузе и заместитель начальника школы знали друг друга еще с времен обучения в гимназии.

У меня дома, в том времени, хранилась зарубежная коллекция из шести наград, снятых с трупов офицеров, начиная от майора и кончая генералом. Вот и сейчас мелькнула мысль о том, что неплохо бы начать здесь собирать подобную коллекцию, для начала взяв себе на память железный крест майора. Правда, обдумав ее как следует, решил пока обойтись без коллекции. Ведь если кто-то случайно увидит у меня железный крест, то потом может сочинить донос о том, что Звягинцев с почитанием относится к гитлеровским наградам и хранит их у себя дома. Но даже не в этом было дело. Так как им ни перед кем не похвастаешься. Своими орденами и медалями можно, а немецким крестом ни-ни – пропаганда фашизма.

Ночевали опять в кузове машины, под тентом, потом полдня ехали, а когда закончился бензин, мы спрятали машину в лесу. Дальше двигались пешком, избегая дорог и людей. Нас уже искали, и поэтому любая допущенная нами оплошность наводнит эти места гитлеровцами, которые сразу начнут на нас охоту. Уже где-то днем на вторые сутки мы наткнулись на комплекс зданий, окруженных высокой каменной стеной с колючей проволокой.

– Вот где, оказывается, фрицы устроили себе логово! В бывшей тюрьме! – удивленно воскликнул Камышев.

– Там им самое место, – буркнул его основательно замерзший заместитель.

Мы наблюдали за немецкой разведывательной школой сутки, чтобы до конца убедиться, что это действительно она, но никаких признаков работы, указывающих именно на такой род деятельности, так и не обнаружили. Конечно, хорошо бы взять языка, но пропажа сотрудника школы сразу привлечет внимание, и тогда нам снова придется вернуться к нежелательному варианту: охотники и волки.

На следующее утро мы увидели, как к воротам подъехала телега. Мы уже знали, что в трех километрах отсюда есть небольшое село. Первой на землю спрыгнула женщина, а уже за ней возница – мужчина. Оба нагрузились ведерками, крынками, узлами и двинулись к воротам, где их остановил часовой. Произошел короткий разговор, после которого явился начальник караула и проводил их на территорию бывшей тюрьмы. Спустя час с лишним мужчина и женщина вышли, что-то неся в руках, после чего сели в телегу и поехали обратно.

– Может, они, командир? – спросил Мирошниченко.

– Что они могут знать? И так видно, что привезли продукты на продажу, и потому, как легко прошли на территорию, понятно, что проделывают это часто. Меняют деревенские продукты на товары. Продолжаем наблюдать.

Чтобы проникнуть на территорию, не могло быть и речи. Часовые на вышках, колючая проволока по всему периметру забора и сторожевые псы. Когда подбирались ближе, мы изредка слышали их лай. Уйти без окончательного подтверждения мы не могли, поэтому все были раздражены из-за постоянного пребывания на морозе и неопределенности положения. Лично мне эта ночь, проведенная в лесу, показалась самой холодной за все время. Почему? Бог его знает.

Утром мы разделились. Нас с Пашей командир отправил в деревню. Вдруг что-то найдется там, что подтвердит факт нахождения на территории бывшей тюрьмы абверовской школы. Остальные разведчики продолжили наблюдение за двумя дорогами, ведущими к школе.

Вплотную подобравшись к окраине деревни, мы устроились рядом с дорогой, проходящей через деревню. Стояла глубокая тишина. Деревня словно вымерла, только над трубами шел дым. Даже собак не было слышно. Какое-то время, с завистью, я смотрел на дым из ближайшей трубы и думал о том, как это здорово – сидеть в теплой избе и есть горячие, густые щи с мягким ноздреватым хлебом. Только успел сглотнуть набежавшую слюну, как ухо уловило нарастающий со стороны дороги звук. Прислушался, посмотрел на Пашу. Тот слегка кивнул и шепнул:

– Немецкий грузовик.

Спустя какое-то время действительно показалась полуторка, но она, к нашему удивлению, вместо того чтобы проехать через деревню, остановилась на окраине, метрах в двадцати от нас. Из кабины и из кузова выскочили четыре солдата, которые быстрым шагом отправились к ближайшему дому, при этом оживленно, радостно и громко тараторя. Из их разговора нетрудно было понять, что их машина была отправлена в абвершколу с ближайшего аэродрома, и все благодаря тому, что у какого-то Вальтера сломался грузовик, поэтому их послали, чтобы забрать группу русских шпионов и привезти на аэродром. Благодаря этой удаче, они купят у бабки Насти хороший самогон и достойно отпразднуют день рождения их друга Ганса. Мы переглянулись с Пашей и радостно заулыбались. Задание, можно сказать, было выполнено.

Переходить линию фронта было еще то удовольствие, несмотря на то что нам была дана для сопровождения группа разведчиков. После того как немецкий передовой пост был вырезан, у нас было не больше часа, чтобы добраться до своих окопов. Сначала мы осторожно ползли, и только потом, когда немецкие окопы остались далеко за спиной, был сделан стремительный бросок через нейтральную полосу. По-видимому, в какой-то момент фрицы что-то услышали, потому что неожиданно вразнобой ударили немецкие пулеметы, и мы попадали, вжимаясь всем телом в снег. Несколько минут фашисты стреляли и пускали ракеты, заливавшие все окружающее пространство мертвенно-белым светом, а потом снова наступила долгожданная тишина. Какое-то время выжидали, пока не последовала тихая команда старшего группы разведчиков: «Вперед!»

На передовой нас уже ждали. Камышев сразу ушел в сопровождении майора, начальника особого отдела дивизии, на пункт связи для доклада в Москву, а нас повели в теплое помещение. В качестве сопровождающих (или конвоиров) нам дали двух автоматчиков во главе с сержантом, которые всю дорогу косили на нас настороженными взглядами. Подойдя к бараку, солдаты пропустили нас вперед и только потом зашли сами и сели у двери, не выпуская из рук оружие. После нескольких дней, проведенных на морозе, стоило нам попасть в теплое помещение, как мы, скинув шапки и стянув перчатки, сразу обступили две раскаленные докрасна печки-буржуйки, протягивая руки к огню. Не знаю, как остальные, а я сейчас просто физически впитывали тепло своим телом. Так мы наслаждались, пока не бухнула дверь и в помещение не вошли два солдата с контейнерами и посудой. Почти выхватив миску и ложку из рук солдата, я с жадностью набросился за горячую еду. Ели, просили добавки и снова ели. Когда солдаты, забрав грязную посуду, ушли, мы сытые, разомлевшие и сонные, держались из последних сил в ожидании командира. Снова бухнула задубевшая дверь, и на пороге появился наш командир с младшим лейтенантом, который пришел забрать солдат. Только они ушли, как капитан улыбнулся и обрадовал нас:

– Все хорошо, парни! Нашу работу приняли. Теперь домой!

Мы нацелились на долгий путь домой, как вдруг командир порадовал нас сообщением о том, что с аэродрома, расположенного рядом с дивизией, через сутки в Москву улетает транспортник, на который нас согласились взять.

Москва нас встретила заснеженными улицами. Правда, было видно, что перед этим хорошо поработали дворники, и тротуары были по большей части свободными от снега. Даже если не приглядыватся, было видно, как изменился облик города. На улицах появилось больше народа, причем было много людей в гражданской одежде. Из витрин магазинов убрали мешки с песком, и больше нигде не было видно крест-накрест заколоченных дверей. Вместе с ними исчезли противотанковые ежи с улиц, а зенитки и пулеметы – из скверов.

– Парни, смотрите! – неожиданно воскликнул Леня Мартынов и стал тыкать пальцем в стекло.

– Что?! Где?! – сразу раздалось несколько голосов, но первым то, что хотел нам показать Мартынов, увидел Паша Швецов.

– Ребята, у него на плечах погоны, – с каким-то тихим восхищением в голосе произнес он.

– Здорово! Смотрите, они как серебряные! – по-детски обрадовался Федя Зябликов. – Ребята, а когда мы такие получим?!

– Получим! – убежденно заявил Швецов. – Может, даже завтра.

– Ребята, смотрите, вон кафе работает!

– Точно! Работает!

– Эй, я мороженого хочу! – неожиданно заявил Паша под общий хохот.

– А я пива! – заявил Леша Смоленский под новый взрыв смеха парней.

Младший лейтенант госбезопасности, встретивший нас на аэродроме и теперь сидевший рядом с водителем специального автобуса, на котором мы ехали, негромко, но внушительно сказал:

– Это все благодаря победе под Сталинградом, товарищи. Теперь погоним немца так, что побежит он до самого Берлина без остановки. В газете «Правда» так и сказано, что битва под Сталинградом стала переломным моментом в войне.

После этого заявления парни бросили смотреть в окна и переключились на обсуждение Сталинградской битвы.

Командир, Смоленский и Мирошниченко вышли, не доезжая части, на трамвайной остановке. Смоленский был коренной москвич и торопился обрадовать свою мать. Командир и Мирошниченко снимали квартиры. Все остальные, хоть уставшие, но довольные, в предвкушении долгожданного отпуска, отправились прямо по прибытии в баню, после чего – на ужин. Только вернулись в казарму, как все сразу окружили дневального, который стал выдавать нам письма от родных и близких. Не успел последний из нас получить свои письма, как Коробкин, хитро улыбнувшись, потряс в воздухе газетой, привлекая наше внимание. Убедившись, что мы смотрим на него, он развернул газету и стал громко читать указ о переаттестации и введении новых званий. Не дослушав, парни тут же забрали у него газету и, столпившись, стали сами читать. Когда каждый лично убедился, что он теперь старший лейтенант, их восторгу не было предела. Было в них столько детской радости, что на ум невольно пришло ироническое выражение из двадцать первого века: «Детский сад. Штаны на лямках».

Вместе с ними я тоже изображал радость, получив новое звание, только младшего лейтенанта, но при этом невольно закралась мысль: «Интересно, как бы они отреагировали на то, что у меня когда-то было звание капитана. Правда, на черном континенте, но это не суть важно».

Был у меня в военной биографии такой факт. Президент одной африканской страны присвоил нам, группе военных инструкторов, звания капитанов гвардии, но этим фактом я никогда не козырял, потому что во время мятежа одной из частей нам пришлось участвовать в расстреле пленных солдат и офицеров, сдавая тем самым экзамен на верность правящему режиму. К тому же другого варианта у нас не было. Или они, или мы. Впрочем, мы были не одни. С нами в одном ряду стояли и стреляли генералы и полковники правительственной армии.

Спать легли поздно, так как мечты о красивых серебряных погонах, с тремя звездочками еще долго перебивали сон возбужденных парней. Утром явился Леша Смоленский, но только стоило ему узнать о новом звании, как он радостно заорал во весь голос:

– Чего сидим?! Кого ждем?! Поехали!!

Под его оглушительные вопли мы оделись и помчались на вещевой склад, готовые с боем, если не дадут так, получить новое обмундирование. Начальник вещевого склада, лейтенант, уже щеголял в новой форме. Парни, ворвавшись к нему в кабинет, несколько секунд завистливо разглядывали его новую форму, с иголочки, и только затем изложили свою просьбу. Начальник, похоже, был доволен произведенным на них видом, поэтому сразу нашел вещевые аттестаты, которые на нас были уже выписаны, а затем собственноручно написал на каждом из них: «Выдать немедленно», а затем поставил свой закрученный автограф.

Старшина, заведующий складом, когда до меня дошла очередь, быстро обежал меня взглядом, потом, ни слова не говоря, прошел к полкам, где были разложены гимнастерки и брюки. Отобрал несколько комплектов формы и положил передо мной. Потом принес шапку и шинель.

– Примерьте, – посмотрел на мои ноги, спросил: – Сорок второй?

– Да.

После ответа развернулся и ушел в глубину помещения. Вернулся с ремнем, портупеей и сапогами.

– Примеряйте.