1924 год. Старовер

Мы замолчали. В другое время я бы уже подраздел мертвецов, но присутствие хозяина аптеки, с которым, похоже, наладились отношения, сдерживало меня.

«Может, можно будет решить вопрос как-то по-другому».

С улицы не доносилось ни малейшего звука, только было слышно, как сверху ходит и гремит посудой хозяйка. Вдруг она затихла, а потом, подойдя к краю лестницы, не спускаясь, негромко спросила:

– Молодой человек, как вы думаете, нас снова сегодня будут грабить?

– Трудно сказать, мадам, – отшутился я. – Я не местный, поэтому незнаком с вашими обычаями.

– Ой-вей! Вы шутите, значит, не все так плохо, – и женщина снова занялась своими делами.

Мы снова встретились с аптекарем взглядами, потом он бросил быстрый взгляд на револьвер, который я до сих пор держал в руке, и наконец решился сделать мне предложение, которое мне хотелось от него услышать.

– Егор, извините меня, но, судя по вашему босяцкому виду, у вас нет неотложных дел, тем более, что наступает ночь. Вы можете остаться здесь, в аптеке. Кстати, у меня есть хорошая настойка на травах и кедровых орешках.

– Спасибо, но нет. А насчет…

В этот момент раздался осторожный стук в дверь. Я посмотрел на хозяина дома. Тот бросил испуганный взгляд на дверь, затем посмотрел на меня и пожал плечами. Снова раздался стук.

«Не бандиты. Хм. Тогда, может, клиенты».

– Может, покупатели? – спросил я аптекаря.

– Ночью?! – возмутился он, но тут же потух. – Хотя да. Да. Возможно.

Подойдя к двери, я спрятал револьвер за спину, а левой рукой откинул крючок, после чего резко отступил назад. Дверь открылась, и на пороге возник еще один… еврей. Черные вьющиеся с проседью волосы, нос кривой и длинный. Увидев меня, он испуганно замер, но тут из-за моей спины раздался голос хозяина дома:

– Фима, не стой столбом, заходи быстрее! А то на свет если не мошкара, так бандиты налетят!

Я сразу отметил про себя, что, судя по прорезавшемуся юмору, аптекарь как-то быстро пришел в себя, да и к трупам, к моему небольшому удивлению, он оказался привычен.

«Впрочем, время сумасшедшее. Смена властей. Белые – красных – красные – белых. Банды. Налеты. Все это накладывает свой отпечаток. И жена его неплохо держится: ни обмороков, ни плача».

Когда незваный гость перешагнул порог, я закрыл дверь на крючок, затем повернулся и оглядел мужчину. Первым, что бросилось в глаза, был его довольно необычный внешний вид. Нижнее белье, сапоги и кожаная тужурка. Лицо у него было растерянное и напуганное. Косясь на меня, он вошел, но, сделав пару шагов и увидев тела на полу, снова замер.

Кац оглядел своего соотечественника, после чего настороженно спросил:

– Фима, тебя ищут бандиты?!

– У вас тут что? – вопросом на вопрос ответил ему Фима, все еще не отрывая взгляда от тел, лежащих на полу.

– Он еще спрашивает?! Нас здесь всего-навсего пытались ограбить и убить! – неожиданно возмутился аптекарь. – Где твоя советская власть?! Где твое грозное ГПУ?! Где, я тебя спрашиваю?!

– Абрам, перестань кричать на Фиму! – раздался сверху голос хозяйки. – Он не виноват, что у него голова с прибабахом!

– А кто виноват?! Ведь это он у нас большевик! Вот-таки прямо сейчас мне скажи, где твое светлое будущее?! – в голосе Абрама сейчас пробивались истерические нотки. – Или я его увижу только с того света?!

– Меня зовут Егор, – решил я сбить накал страстей. – Что у вас случилось?

– Фима. Э… Ефим Коганович. Э… Здравствуйте. Значит, это бандиты… Погодите! Вы убили бандитов Левши?! – в его голосе появился страх.

– Нет! Это просто бандиты! – заявил уже начавший остывать аптекарь. – Они пришли… Впрочем, я это уже говорил. Затем появился Егор и спас нас.

– Появился, – повторил Коганович. – Это хорошо. Абрам, я пока у тебя пересижу. Можно?

– Можно, – буркнул тот, но уже не злобным тоном, а, скорее всего, расстроенным. – Что, за тобой тоже приходили?

– Да. Наверное. Даже скорее всего… В общем, я у Марии был, когда стрельба началась, – он опустил голову. – Мы видели, как Степана и Ефросинью Рыбак бандиты вытащили во двор и шашками порубили.

– А жену-то за что?

– Так она отвечала за агитацию и культмассовую работу в совете. Потом, думаю, они пошли за мной. В том направлении. Как они скрылись, я ушел задами и сюда.

– А чего у Марии не остался? Или она испугалась и выкинула тебя на улицу?

Коганович сначала замялся, потом промямлил:

– Не хотел женщину подводить.

– Ладно, успокойся. Ты жив, и это главное. Сейчас Софа принесет нам закусить. Ты как, настойки выпьешь?

– Выпью! – возбужденно воскликнул тот. – Внутри все ходуном ходит, не могу успокоиться.

Стоило Кацу уйти за прилавок, в заднюю комнату, как Коганович быстро и негромко сказал:

– Я вас знаю. Вы старовер, были арестованы, и сейчас в бегах.

– Откуда у вас такие подробности, товарищ Коганович? Работаете в ГПУ или в милиции?

– В милиции, – так же тихо сказал представитель власти.

– Раз так, то мне надо вас прямо сейчас убить! Вы еще забыли добавить, что я контра, а значит, непримиримый враг большевиков, а еще мне надо сохранить тайну своего бегства, – сказал я зловещим голосом при этом довольно громко.

– Егор, не надо убивать Фиму. Он хоть большевик, но при этом дальний родственник моей Софочки, – сказал подошедший к нам Абрам, после чего поставил на прилавок графинчик с двумя стопками и зажженную керосиновую лампу. – Мне ведь с ней еще жить да жить, а теперь представьте, что в таком случае у нее появится еще один повод ругать меня за то, что я позволил убить Фиму.

Аптекарь разлил настойку в стопки, потом повернулся ко мне:

– Таки не будете?

Я отрицательно покачал головой. Приятели быстро выпили, потом посмотрели в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, и быстро повторили.

– Егор, я о вас тоже слышал. Такой приятный молодой человек, а уже беглый каторжник. И куда только милиция смотрит? – не удержался и съехидничал Кац.

– Не смешно, – буркнул Коганович, крутя в пальцах пустую стопку и выразительно глядя на графинчик.

Вот только продолжения не последовало, так как на лестнице раздались шаги. Жена аптекаря спустилась с нагруженным подносом, поставила его на прилавок, бросила недовольный взгляд на графинчик, затем окатила товарища Когановича с головы до ног ехидным взглядом.

– Фима, ты выглядишь, как последний босяк, – при этих словах милиционер сердито запахнулся в тужурку и попытался придать себе независимый вид. – Не надувай щеки, Фима, а то совсем смешно получается. Ладно, кушайте, а я пойду, поставлю чай.