Исповедь колдуна. Трилогия. Том 2

Стучалась наша соседка, которая жила с нами на одной площадке. Это была женщина, примерно, моих лет, не очень серьезная. Раньше она жила в своей однокомнатной квартире вдвоем с дочерью, но потом дочь уехала на «материк» то ли работать, то ли учиться, я точно не знал.

Сейчас она стояла передо мной, бережно держа на весу левую руку, кисть которой была обмотана окровавленной тряпкой.

– Я слышала, что вы хорошо умеете… умеешь…, – поправилась она, взглянув на меня, – Лечить раны.

Я молча провел ее на кухню, на ходу произнося мысленную формулу заклинания. Когда я усадил ее на стул и размотал тряпку, кровь уже перестала течь и открылась глубокая резаная рана.

– Как это, Римма Андреевна, вас угораздило?

– Банку консервную пыталась ножиком открыть. – морщась от боли и отводя от руки взгляд сказала соседка.

– Ну, хорошо, Римма Андреевна, сейчас вы закроете глаза и будете думать о том, что ваша ладонь прямо на глазах становится целой, рана зарастает. Края раны постепенно сближаются, смыкаются. Ближе смыкаются… Мышечные волокна соединяются… Сосуды становятся целыми… Остается на коже шрам, тонкий, как волосок… Свежий, розовый… А вот и он исчезает…

Закончив заживление раны на ладони женщины, я хлопнул в ладони и Римма Андреевна открыла глаза.

– Так быстро? – удивилась она. – И, главное, ничего не заметно. Спасибо вам…, тебе Андрей! – поблагодарила она.

– А это у вас что? – спросил я, указывая на ее правую руку, где не хватало двух суставов указательного пальца.

– Это? – она поглядела на руку. – Это еще в молодости случилось, когда я на заводе работала. На «материке». Едва руку успела вытащить из-под штампа.

И она привычно попыталась спрятать руку под стол.

– Сначала я как-то стеснялась, а теперь уж что… привыкла.

– Может быть, попробуем ваш пальчик по новой вырастить, Римма Андреевна? – спросил я, наблюдая, как призрачным светом астрального тела светится давно отрубленный палец.

– А разве такое возможно? – удивленно спросила соседка.

– Пока не знаю, но попробовать можно.

– А это не будет больно? – все еще сомневаясь спросила она. – Я уже за эти годы привыкла к тому, что у меня его нет.

– Если решитесь, то приходите сегодня вечером. – сказал я и поглядел на часы. – А до вечера меня не будет дома.

После обеда я постарался освободиться пораньше. Выйдя к «Белоснежке» я не пошел домой, а уселся на низенькие качели и стал поглядывать в сторону автобусной остановки. Сегодня должны были выписать из больницы двойника, где-то к четырем часам, но шел уже пятый час вечера, а Ведунова все не было. Может быть, он уже давно дома, а я тут кручусь, подумал я и перешел на круговой обзор с помощью локатора.

Сразу же стали прозрачными стены девятиэтажки и я мысленно прошелся по бывшей своей квартире. В ней никого не было. «Значит, еще не пришел, – понял я, – Наверное, Светлана его встречает вместе с ребятишками». Я снова уселся ждать.

Ведунов показался только в начале седьмого. Он шел в сопровождении Светланы, тяжело и как-то неуверенно ступая по земле. Я смотрел на своего двойника и не узнавал. Только сейчас, когда он был в одежде, мне бросилась прямо-таки невероятная худоба его тела. Темно-серый в полосочку костюм болтался на нем, как на вешалке. Справный могучий мужик превратился за полтора месяца в ходячий скелет.

Светлана все время старалась идти рядом, поддержать, но он явно хотел держаться подальше от жены.

Меня они не заметили.

– Ребятишки дома? – коротко спросил он, когда они подошли к подъезду.

– У Саши оставила, у соседки. – ответила Светлана и он кивнул головой.

– Понятно.

Проводив глазами двойника пока он не скрылся в подъезде, я медленно пошел домой. Странное чувство охватило меня. Хотелось все бросить к чертям и вновь соединиться с двойником в одно целое. Но как я мог это сделать, если его разум по-прежнему был окружен непроницаемой зеркальной стеной, не пропускающей ничего сверхчувственного? «А твои приемные родители? – вынужден был напомнить я сам себе. – Хочешь, чтобы они бились в истерике над трупом своего сына?»

Когда я поднялся на свой второй этаж, Римма Андреевна уже стояла возле нашей двери и нажимала кнопку электрического звонка.

Я усадил ее на кухне и мне не сразу удалось установить спокойствие собственного духа и сосредоточиться. Затем я заставил соседку закрыть глаза и начал сеанс регенерации, предложив ей мысленно сосредоточиться на ощущении своего отрастающего пальца. Сам я только мысленно рисовал на кончике культи точку роста и экономно посылал свою энергию для подстегивания процесса регенерации тканей и конструкции отсутствующего первого сустава.

Мать вернулась домой поздно. Я успел приготовить ужин и долго сидел на кухне, терпеливо ожидая ее возвращения.

Мелодичный сигнал электрического звонка раздался в восемь вечера. Я бросился к двери и открыл ее. Зоя Владимировна молча прошла в прихожую, так же молча сняла обувь и прошла на кухню. Увидев, что ужин уже стоит на столе, она слабо улыбнулась.

– Спасибо, сынок…

– Что случилось? – спросил я с тревогой и вдруг увидел, что она плачет.

Слезы капали прямо в тарелку с подогретым борщом, хотя она прилагала немалые усилия, чтобы сдержаться.

– Несчастье у одной из моих подруг, сынок! – наконец сообщила Зоя Владимировна, – И опять эти проклятые мотоциклы.

– Расскажи по порядку, что произошло, мама?

Зоя Владимировна начала рассказывать. Оказалось, что такой же шестнадцатилетний оболтус, как я, мать которого тоже работала на центральном Дудинском почтамте, уговорил своих родителей купить себе мотоцикл. Ну и гонял на нем в последние дни как бешеный, во всю пользуясь хорошей погодой. И, конечно, догонялся. Уехал за девятнадцатый пикет и по асфальту попытался выжать из машины всю скорость. Под колесо попал камень и парнишка юзом проехался на боку вместе с мотоциклом, не снабженным, как на грех, дугами безопасности. На краю асфальтовой полосы торчала гряда камней и парень влетел в эту, оставленную дорожниками, гряду.

Я мысленно попытался представить, что там произошло и поежился. Бок, наверняка, стесало, как гигантским рашпилем. Но оказалось, что парень докатился до каменной гряды почти на излете и одет он был хорошо для такого путешествия, так что бок почти не пострадал. По крайней мере, так выходило по бессвязному рассказу матери. Хуже было другое. Оказалось, что нога его попала между рамой и колесом, да еще попался навстречу большой каменный обломок с острыми гранями. Этот камень почти начисто срезал пареньку ступню.

– Это ведь так страшно, сыночек! – всхлипнула Зоя Владимировна, – Марина говорила, что нога у него болталась на какой-то одной жилке. А кровь хлестала фонтаном. Хорошо еще, что ехали люди и все видели. Перетянули ногу жгутом и доставили в больницу. Да и Виктор Иванович был на месте.

– Ногу спасли? – быстро спросил я.

– Отре-е-за-ли!..

Зоя Владимировна уже не сдерживаясь рыдала. Я обнял ее за плечи, погладил по голове.

– Не плачь, мама. Лучше скажи: ты с мамой этого мальчика в больнице сидела?

Я сосредоточился и медленными импульсами энергии стал успокаивать бурю, бушевавшую в душе матери. Не сразу, но мне это удалось, ее рыдания стали утихать.

– Я сидела с ней, пока не вышел Виктор Иванович и не сказал, что мальчик будет жить. А вот ногу ему отрезал. Шестнадцать лет и уже калека… Инвалид!

Внезапно она резко повернулась ко мне.

– Пообещай мне, сынок! Нет, лучше поклянись мне всем, что только для тебя свято. Поклянись, что никогда не сядешь за руль этого проклятого мотоцикла. Я больше не переживу, если с тобой что-нибудь случится!

– Ну что ты, мама! – растерянно сказал я. – Сама посуди, как я могу тебе поклясться, когда жизнь пошла такая, что не водить машину просто невозможно.

– Поклянись, сын! Я прошу тебя! Очень прошу, Андрейка, я не смогу больше жить спокойно, если не буду уверена, что ты никогда не возьмешься за мотоциклетный руль.

И она неожиданно сползла вниз со стула и обняла мои ноги.