«…Весь жизненный путь Николая II отмечен неумолимым роком, – писал князь Феликс Юсупов. – И не только на внешних событиях жизни и царствования Государя, но и на [6 - Юсупов, Феликс Феликсович, граф Сумароков-Эльстон (1887–1967), – последний из князей Юсуповых, получивший большую известность как участник убийства Григория Распутина. Автор двух книг воспоминаний – «Конец Распутина» (1927 г.) и «Мемуары» (1952 г.). Младший сын княжны Зинаиды Николаевны Юсуповой и графа Феликса Феликсовича Сумарокова-Эльстона. После гибели в 1908 году на дуэли старшего брата Николая Феликс стал единственным наследником огромного состояния. B 1909–1912 гг. учился в Оксфорде. Бисексуал. После Октябрьской революции Юсуповы уехали в Крым, откуда эмигрировали на Запад. Выживали на средства, вырученные от продажи фамильных драгоценностей и двух полотен Рембрандта, вывезенных из России. Большую часть жизни в эмиграции семья прожила в небольшой квартире в XVI округе Парижа, на улице Pierre Guerin.]душе как бы лежала печать обречённости. Могла ли у человека, смиренно покорившегося своей судьбе, развиться твёрдая воля и непреклонная решимость, не знающая колебаний и отступлений? И не зародились ли в его душе сомнения в те дни коронационных празднеств, когда торжественный путь молодого Царя, приехавшего в древнюю столицу получить благословение Церкви на свою державу, было покрыто изуродованными трупами его подданных, погибших в нечаянной и жуткой катастрофе Ходынки?»[7 - Юсупов Ф.Ф. Конец Распутина. Париж, 1927. С. 236.]
Но был ещё один случай – странный эпизод, названный кем-то «мистическим ужасом». Об том вспоминали позже и Шульгин, и Головин, и даже Родзянко.
Произошло же вот что. Как-то ранним мартовским утром, незадолго до открытия очередного заседания II Государственной Думы, в номере гостиницы «Европейская» раздался телефонный звонок. Трубку поднял вновь избранный председатель Думы Ф. А. Головин.
– Слушаю вас…
– Прошу прощения, уважаемый Фёдор Александрович. Барон Остен-Сакен. Произошла катастрофа…
По мере того, как думский глава выслушивал начальника охраны Таврического дворца, лицо его, ещё минуту назад такое безмятежное-сонное, становилось багровым. Как стало известно, случилось серьёзное происшествие: в зале заседаний Думы… рухнул потолок.
«Картина была потрясающая, – вспоминал Головин. – Вся штукатурка, толстая и тяжелая, рухнула с высоты восемнадцати аршин (двенадцати метров), поломав и исковеркав по дороге люстры. Она легла двумя громадными пластами на левую и правую стороны полукружья с пюпитрами членов Думы. Если бы эта катастрофа случилась несколькими часами позже, то убитых и изувеченных членов Думы была бы масса. Судя по тому, чьи пюпитры были разбиты, можно предположить, что уцелели бы те члены Думы, которые сидели в центре, а более всего пострадали бы депутаты, занимавшие места на флангах».
Произошло это… 2 марта 1907 года – ровно за 10 лет до настоящей Катастрофы.
Известный думский лидер правых Василий Шульгин, рассказывая об этом позже, подведёт жирную черту: [8 - Шульгин, Василий Витальевич (1878–1976), – известный политический и общественный деятель Российской империи, публицист. Из потомственных дворян. Депутат II, III и IV Государственных дум. Русский националист и монархист. Окончил юридический факультет Киевского Императорского университета святого Владимира (1900 г.). Отличался высокой эрудицией, владел несколькими иностранными языками; хорошо играл на гитаре, фортепиано и скрипке. В Государственной думе проявил себя великолепным оратором. С началом Первой мировой войны добровольцем ушёл на фронт; под Перемышлем был ранен. Во время Февральской революции вместе с депутатом Гучковым принял отречение из рук Николая II. Один из организаторов и идеологов Белого движения. В ноябре 1920 года эмигрировал в Константинополь. С осени 1924 года обосновался в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев. Активный участник РОВС. В качестве секретного агента РОВС с 23 декабря 1925-го по 6 февраля 1926 года побывал на территории СССР (в Киеве, Москве и Ленинграде). Был втёмную использован чекистами в так называемой операции «Трест». Поддерживая идею «русского фашизма», с началом Второй мировой войны Шульгин увидел в национал-социализме угрозу национальным интересам России. В декабре 1944 года, когда в Югославию вошли советские войска, Шульгин был задержан, вывезен через Венгрию в Москву и приговорён к 25 годам лагерей. Срок отбывал во Владимирском централе. После освобождения Шульгин под конвоем был отправлен в городок Гороховец Владимирской области, где его поместили в инвалидный дом. Умер Василий Витальевич во Владимире 15 февраля 1976 года, на девяносто девятом году жизни, от приступа стенокардии. Похоронен на владимирском кладбище «Байгуши», рядом с женой.]«…Рок уже распластал над всеми нами свои зловещие крылья. Этот маленький обвал потолка был ведь только предзнаменованием величайшего крушения. Царская корона упала на Государственную Думу, пробила купол Таврического дворца, похоронила народное представительство, а заодно и тысячелетнюю империю»[9 - Шульгин В.В. Последний очевидец: Мемуары. Очерки. Сны. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С. 66–67, 70.].
«Analis pater, talis filius, – когда-то ораторствовал мудрый римлянин Сенека. – Каков отец, таков и сын», – обличал он врагов и подбадривал юные дарования. И, словно в доказательство сказанному, всегда оказывался прав.
В чём кроется трагизм последних Романовых? Быть может, в полной несхожести характеров Александра III и его сыновей? Иль всё-таки в той самой «революционной ситуации», к которой после смерти Александра оказался не готов ни один из Романовской династии? Возможно, не умри так рано изощрённый в интригах ещё не старый император, всё сложилось бы совсем иначе, и «на обломках самовластья» не пришлось бы вписывать чьи-то имена. Наверное, так оно и было бы – что, однако, далеко не факт.
Складывается впечатление, что Николаю действительно было далеко до своего именитого отца-«миротворца». Хотя я могу и ошибаться. Зато Сенека – нет. Сенека ошибся лишь единожды – когда взрастил Нерона – дитя, сумевшего сгубить взрастившего его…
* * *
В 1904 году в Августейшем семействе, наконец-то, родился наследник – долгожданный сын после четырёх рождённых до этого Александрой Фёдоровной дочерей. Радость в империи была превеликая, причём ликовала не только вся Императорская Фамилия, спешившая поздравить счастливых родителей, но и простой русский народ.
К сожалению, радость оказалась преждевременной: вскоре выяснилось, что цесаревич Алексей неизлечимо болен. Страшный и таинственный ген редкой болезни – гемофилии, – унаследованный ребёнком от немецких родственников своей матери, очень быстро стал проявлять свои губительные свойства. Небольшая ранка и крохотная ссадина из-за плохой свёртываемости крови обильно кровоточила, причём кровотечения было трудно остановить. Всё это сопровождалось сильными болями. В результате, любой день и час для маленького Алексея мог стать последним. Он рос слабым и болезненным, с трудом ходил, из-за чего даже в восьмилетнем возрасте ослабленного подростка носил на руках специально приставленный к нему дядька-матрос Деревенко (боцман с императорской яхты «Штандарт»).
Здесь позволю себе кое-что пояснить.
Начиная с XIX века, жёнами российских монархов, по большей части, были немецкие принцессы, и с каждым новым поколением русской крови в жилах цесаревичей становилось всё меньше и меньше. Достаточно сказать, что из одного только гессенского Дармштадтского замка на российском Троне побывало три немецких принцессы: Августа-Вильгельмина-Луиза (Наталья Алексеевна, жена Павла I), Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария (Мария Александровна, жена Александра II) и Алиса Виктория Елена Луиза Беатриса (Александра Фёдоровна, жена Николая II).
А началось всё с дочери Петра Великого (старшей сестры императрицы Елизаветы) Анны Петровны, сын которой от брака с герцогом Гольштейн-Готторпским Карлом Фридрихом – Карл Петер Ульрих – в январе 1862 года взошёл на российский престол под именем Петра III. Ничего удивительного, что его жена тоже оказалась немкой, да не абы какой, а принцессой Ангальт-Цербстской. После убийства своего мужа бывшая принцесса София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, принявшая православие под именем Екатерины Алексеевны, станет императрицей Екатериной II.
Так что сын Петра III и Екатерины II – император Павел I – уже являлся, по сути, истинным немцем. Его первой женой, как уже было сказано, была принцесса Гессен-Дармштадтская Августа-Вильгельмина-Луиза (в православии – Наталья Алексеевна); второй – принцесса Вюртембергская София Мария Доротея Августа Луиза (Мария Фёдоровна). Двое из десяти детей от второй жены (первая оказалась бездетной) станут императорами – Александр и Николай. [10 - В вопросе об отцовстве Павла I историки сильно сомневаются. После почти десятилетнего отсутствия детей у замужней принцессы Ангальт-Цербстской возникнет интимная связь с молодым камер-юнкером Сергеем Салтыковым. Некоторые считают, что именно Салтыков, ставший позже по велению императрицы графом, и явился отцом родившегося в 1754 году наследника Павла Петровича. «Изюминка» вопроса: история сохранила слишком мало портретов графа Салтыкова (это и понятно), но, по воспоминаниям современников, Павел I – это и есть… портрет Салтыкова.]
Александр Павлович (Александр I) женится на Баден-Баденской принцессе Луизе Марии Августе (Елизавете Алексеевне); Николай Павлович (Николай I) выберет в жёны Прусскую принцессу Фредерику Луизу Шарлотту Вильгельмину (Александру Фёдоровну).
Впрочем, тесная семейная связь между Романовыми, Гогенцоллернами и прочими германскими ветвями прослеживается не только по правящей линии: на рубеже XVIII–XIX веков аналогичная ситуация сложилась и вокруг Трона. Один из сыновей Павла I, Константин, был женат на Саксен-Кобург-Заальфельдской принцессе Юлиане Генриетте Ульрике (Анне Фёдоровне); а младший, Михаил, – на Вюртембергской принцессе Фредерике Шарлотте Марии (Елене Павловне).
Не отставали от братьев и дочери Павла I. Александра Павловна была выдана замуж за эрцгерцога Австрийского Иосифа Антона Иоганна Габсбург-Лотарингского; Елена Павловна – за герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха Людвига; Мария – за герцога Саксен-Веймарского Карла Фридриха, а Екатерина – за принца Ольденбургского Георга Петра. И лишь принцесса Анна выберет в мужья не истинного немца, а голландца – короля Нидерландов Виллема II.
Первой супругой императора Александра II (сына Николая I) будет Гессенская принцесса Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария (Мария Александровна), один из сыновей которой, Александр (будущий Александр III), позже наследует престол. Супругой же Александра III станет Датская принцесса Мария София Фредерика Дагмара (Мария Фёдоровна). Последняя – мать Николая II, женившегося на Гессен-Дармштадтской принцессе Алисе Виктории Елене Луизе Беатрисе (Александре Фёдоровна).
Такой вот вкратце расклад.
В свете нашего повествования нам следует запомнить следующее. Мария Фёдоровна (Дагмара) являлась родной сестрой жены английского короля Эдуарда VII. Именно поэтому сын последней – английский король Георг V – по материнской линии был кузеном (двоюродным братом) российского императора Николая II, а по отцовской – германского Вильгельма II. Мало того, Николай II являлся праправнуком прусского короля Фридриха Вильгельма III, а Вильгельм II – был его правнуком. Из всего этого следует, что русский царь приходился германскому королю кровным родственником. Правда, не ближайшим, а вода на киселе: троюродным племянником. Тем не менее.
Разгадка того, что рядом с российским императором непременно оказывалась немецкая принцесса (как исключение – датская принцесса Дагмара, супруга Александра III) достаточно проста. На первый взгляд может показаться – совпадение (ну, пусть любовь). Но то лишь – на первый взгляд. Копнув глубже, становится понятно, что всё далеко не так просто, и любовь тут, в общем-то, ни при чём. А если быть уж совсем точным, то главная причина – в вероисповедании.
Как бы ни был влюблён православный наследник в «заморскую» принцессу, если та была француженкой, испанкой или, скажем, итальянкой, шансов увести сердцеедку под венец у него почти не было. А всё потому, что та являлась католичкой. Для брака российского наследника было важно, чтобы не было нарушено обязательное условие, внесённое ещё императором Павлом в начертанном им «Законе о престолонаследии», которое определяло, чтобы монарх был православного вероисповедания. Под венец, таким образом, можно было идти лишь с человеком единой веры. Следовательно, если избранница оказывалась иного вероисповедания, ей волей-неволей приходилось принимать православие. Вот тут-то и начинались основные трудности.
Чтобы перейти из католичества в другую веру, необходимо было заручиться разрешением Папы Римского. А какой Папа даст согласие отречься члену монаршей семьи от своей веры? Словом, Ватикан в таких случаях, оставаясь непреклонным, всегда был против. Зато, скажем, лютеранам (читай – немцам) согласия Рима не требовалось: всё решала семья и её родственное окружение. Но и без этого переход из одной веры в другую являлся для избранницы решительным и даже мучительным шагом (согласитесь, тогда были более набожные люди, нежели сегодня).
К слову, и упомянутая нами датская принцесса Дагмара до замужества была лютеранкой. Однако, приняв в России православие, стала великой княжной Марией Фёдоровной Романовой. Всё объяснимо, не правда ли?
* * *
При всех характеристиках императора Николая II, данных ему друзьями и недругами, с одной из них никак нельзя согласиться. «Он был безразличен, – писал о Николае генерал Врангель. – Он ничего и никого не любил…» Вот тут ошибался «чёрный барон», ещё как ошибался! Человек, о котором идёт речь, был не просто холоден и безразличен (титул обязывает, знаете ли), но и горячо любил, и был не менее страстно любим. Но всё по порядку…
Русскому императорскому роду Романовых на фоне прочих европейских монарших династий всегда было чем гордиться. Правивший Россией Петр Великий прорубал «окно в Европу»; другая Великая – Екатерина (пусть по крови далеко не Романова), – ещё более распахнув «окошко», расширила и укрепила российские границы «от моря и до моря». Дед нашего героя – Александр II «Освободитель» – скинул со своего народа вековые оковы (за что, правда, от того же народа жестоко поплатился); а отец Николая – Александр III, названный благодарными современниками «Миротворцем», – с упоением освобождал угнетённые европейские народы.
Зато Николаю Александровичу Романову, или императору Николаю Второму, в отечественной истории долгие годы суждено было несправедливо оставаться… Николаем Кровавым. Потом несправедливость всё же устранят, и последний свергнутый российский император Священным Синодом будет причислен к лику Святых. Но до сих пор, спустя столетие, Николай II воспринимается потомками либо Кровавым, либо Святым – в зависимости от шаткого людского мировоззрения. И хотя зверски казнённого вместе с семьёй императора назвать, кроме как Мучеником, язык не поворачивается, спорить не будем: рано или поздно История всё расставляет по своим местам (впрочем, уже расставила).
А пока суд да дело, скажем откровенно: из всех причисляемых Николаю достоинств и недостатков наивысшего успеха этот человек достиг не на поле брани или политических баталиях, а… в собственной семье, оставшись в памяти современников прекрасным сыном, мужем и отцом. Вот и получается, что свергнутый монарх по прихоти судьбы оказался отнюдь не Великим или Миротворцем: Николаю Второму суждено было стать… Николаем Влюблённым (некоторые называют его менее романтично: Семьянином). Таким он заступил на престол, таким он правил огромной Империей и таким же лицом к лицу встретил чекистскую пулю.
Супружеская переписка Николая и Александры в годы Мировой войны – вполне зрелых людей, в семье которых росло пятеро детей, – полна нежно-любовных эпитетов, свойственных лишь шестнадцатилетним трепетным сердцам. «Мой милый», «голубчик», «моё сокровище», «бесценный мой», «ангел дорогой» – вот лишь краткий перечень любовного словесного потока, которым осыпает далеко не молодая императрица своего супруга. «Душка-жёнушка», «моё возлюбленное солнышко», «моя возлюбленная», «душка-солнышко» – пишет в ответ внешне сдержанный Николай, сильно тоскующий по семье и «ненаглядной Аликс» (так называл супругу Николай).
Возможно, после Николая Александровича и не было больше на Троне подобных влюблённых людей, настолько преданных своей семье. Великих и могущественных, скупых и щедрых, скудоумных и одарённых – любых на выбор; а вот страстно влюблёнными в браке не могли похвастать ни праздный французский Версаль, ни чванливый дворец Сан-Суси, ни мрачный лондонский Виндзор.
Свою будущую невесту, юную немецкую принцессу Алису-Викторию Гессен-Дармштадтскую, цесаревич Николай Романов впервые увидел, когда ему едва исполнилось шестнадцать – самый возраст для пылкой и романтической любви. И он влюбился. В белокурую, с густыми вьющимися волосами принцессу нельзя было не влюбиться – тем более, когда тебе шестнадцать. Николай полюбил всем сердцем, способным на искреннюю платоническую любовь. Правда, его избраннице было тогда лишь двенадцать, но и её смутил юный наследник с такими трепетными «глазами газели». Ну что же, решил про себя влюблённый Ники-Ромео, подожду. И… обязательно добьюсь своего!
Когда через пять лет он попросит у отца благословение на брак, против потерявшего от любви голову Николая уже ополчится вся Семья: куда, мол, спешить, принцесс в Европе – пруд пруди, сыщется познатнее, да и побогаче. Взять ту же принцессу Орлеанскую: красавица и мягкого нрава. Ну чем, скажи-ка, не невеста?! А что Алиса? «Деревянная, холодные глаза», да и вообще… «будто аршин проглотила»…
К удивлению именитых родителей, в любви Николай оказался непоколебим. «Моя мечта – когда-нибудь жениться на Аликс Г. …Я почти убежден, что наши чувства взаимны», – запишет в своём дневнике мучимый приятной грустью цесаревич декабрьским вечером 1890 года.
Но со стороны принцессы против неугодного брака выступила сама «бабушка монаршей Европы» британская королева Виктория, родная бабка Алисы по матери, во дворце которой воспитывалась принцесса. Подумаешь, Николай! Да мы для нашего «Солнечного Лучика» (именно так именовали в Букингемском дворце всеобщую любимицу Алису) найдём кое-кого и получше! И не только среди «русаков» и «пруссаков»…
Как водится в таких случаях, начались подковерные интриги и каверзы – словом, хоть плачь. Плакать, кстати, никто не собирался: именно тогда в жизни Николая появилась Матильда Кшесинская (наивный, он и не догадывался, что балерина впорхнула в царскую форточку лишь после того, как её ловко приоткрыл сам отец-император).
Но Любовь победила! Мало того, эта Любовь пройдёт через всю их жизнь некой особенной линией, разделившей Николая-государственника (серьёзного, слегка растерянного и несколько неуверенного в себе) от Николая-семьянина (любящего, счастливого и очень чувствительного). И из этих двух Николаев, отличавшихся, как небо от земли, он предпочтёт второго – семьянина. И действительно, что бы ни происходило вокруг, в первую очередь, он всегда будет думать только о Семье – матери, жене, детях.
Мягкий по натуре, Николай, в отличие от отца, хорошо музицировавшего на виолончели, этому неуклюжему и гулкому инструменту предпочтёт лёгкую и нежную скрипку, игра на которой будет приводить супругу в восторг. Восстания, революции, войны – ничто, казалось, не трогало императора: он был поглощён… Алисой и собственной семьей.
* * *
Тихое семейное счастье, ненадолго поселившееся в семье Романовых с рождением Наследника, постепенно уступило место постоянному страху за его жизнь, нервозности отца и истеричности матери. Именно тогда в Петербурге и появляется сектант-хлыст из далёкой сибирской глубинки Григорий со странной фамилией Распутин.
Григорий Ефимович Распутин (Новый, Новых; 1869–1916) родился в селе Покровском Тюменского уезда Тобольской губернии. Так, в материалах переписи населения от 1 января 1887 года обнаружено следующее: «…Якова Васильева Распутина второй сын Ефим 44-х лет, дочь его Феодосия 12-ти лет, Ефима сын Григорий 17-ти лет…»[11 - Князев С. Распутины из села Покровского и их корни в Коми крае. // Генеалогический вестник. 2001. № 5.]
Его отец, Ефим Яковлевич Распутин, несмотря на перешёптывания сельчан, что «шибко пил водку», слыл мужиком прижимистым. У «Ефимки» был огромный восьмикомнатный дом, восемь лошадей и двенадцать коров – для сибирской глубинки вполне справное хозяйство.
Из скудной «автобиографии» Распутина известно, что с 15 до 28 лет он страдал энурезом (ночным недержанием мочи) и бессонницей. «Вся жизнь моя была болезни, – вспоминал сам Распутин. – Медицина мне не помогала, со мной ночами бывало, как с маленьким: мочился в постели»[12 - Платонов О.А. Терновый венец России. Пролог цареубийства. Жизнь и смерть Григория Распутина. М.: Энциклопедия русской цивилизации, 2001. С. 325.].
Поговаривали, будто от хворей Гришутку избавил сам Симеон Праведный Верхотурский.
Однако, когда повзрослел, выяснилось, что ни для семьи, ни для крестьянского нелёгкого труда он оказался непригодным. Уехав в Тобольск, устроился там гостиничным половым; потом женился на служанке Прасковье, родившей ему шестерых детей. Однако трое первых младенцев умерли вскоре после рождения. Выжили только сын и две дочери. Но жить с семьёй показалось скучно. Другое дело – странствовать: по монастырям, святым местам, епархиям, городам и весям… Дважды ходил в Иерусалим.